«Ну и что, что так совсем недолго
Нам с тобой выпало летать!
Ну и что, что так немного толку
Из того, что кому-то - летать, а кому-то ползать»
Григорий Лепс — «Ну и что»
Мельком оброненная Лукой фраза, поселила в душе Геллерта не просто напряжение, но и некое подобие тревоги. Умный чёрт всё же этот старик. Не скажи он о том, что девчонка может стать обскуром, Геллерта больше всего заботило бы то, что он оказался в зависимости — а потому бросил бы все силы на то, чтобы исправить это. Однако, риск того, что Шейла может стать обскуром — вполне существенный. Ей могла достаться магия Геллерта из-за того, что он передавал силу телу, в которое вселился. А связь тела и души могла оказаться прочнее, чем он полагал…
Если девчонка действительно боится проявлять силу и давит любые проявления, чтобы не разозлить Геллерта, что вполне укладывается в её характер, она действительно может стать обскуром. В таком случае, невозможно предугадать, в какой момент она сорвётся, а главное — какие у этого могут быть последствия. И какое место в этом случае займёт душа Геллерта. Шейла либо покинет тело, как сгусток обскура, либо же, что гораздо нежелательнее, может затянуть с собой и Геллерта — потому что вся её ярость будет направлена не на внешний раздражитель, а на него, того, кто внутри. Тем более, что если всё так, то Шейла понятия не имеет, как это контролировать и при этом вряд ли осмелится сказать правду…
— Шейла, — мягко позвал он, — ты как себя чувствуешь, машер?
— Почему тебя это волнует? — еле слышно отозвалась она.
— В последнее время ты стала подозрительно молчаливой, — аккуратно сказал Геллерт, на всякий случай заходя в дом. Шейла не ответила, но он ощутил покалывание магии на кончиках пальцев. — Машер, что происходит? Что ты пытаешься сделать? — теперь Геллерт ощутил явственную волну чужой ненависти и злости, — Шейла, девочка, скажи мне, что так разозлило тебя? Мы можем решить любые проблемы, только скажи, что именно тебе так не нравится?
— Что мне не нравится?! — громом ударило в голове, отчего Геллерт болезненно поморщился, — Ты разрушил всю мою жизнь! Украл моё тело! Ты обещал, что найдёшь способ разделить нас без вреда для меня, но ты не делаешь для этого ничего! — срывалась на крик она, но вдруг стала тише: — И не собираешься, потому что ты просто ждёшь, пока я умру. Ненавижу тебя… Нет… Ты не убьёшь меня — я не позволю тебе этого. Ты не отберёшь моё тело, а я найду способ вернуться. Найду — и уничтожу тебя!
— Я тебя очень прошу успокоиться, — мягко сказал он. Вспомнился Криденс. И то, что обскуром можно управлять. Сложно, но если действовать аккуратно, то вполне возможно. И он это уже делал много лет назад. — Твоя злость не причинит мне никакого вреда, но может уничтожить тебя, Шейла. Давай, сделаем так: ты успокоишься, а потом мы всё обсудим и решим, что делать дальше. Договорились?
— Нет! — с каким-то порывом отчаяния ответила Шейла. — Я не верю тебе. Ты умеешь только лгать. И сейчас — ложь, каждое слово — только ложь. Ты так говоришь, потому что моя злость опасна для тебя! Я чувствую твою тревогу. Ты боишься.
— Это тревога за тебя, машер, — мягко произнёс Геллерт. — За столько времени я привык к тебе, Шейла, а потому, не хочу, чтобы ты погибла. Подумай сама, когда я мог начать поиски нового тела, машер? Я планировал приступить к этому завтра, ведь для начала нужно определиться с тем, что нам предстоит сделать. Разработать план. Ты же не думаешь, что я могу вселиться в первое попавшееся тело или создать его из воздуха? Ты девочка умная и должна понимать, что магия не всемогуща, — с облегчением Геллерт отметил, что Шейла успокаивается и магия стихает, — это не так просто, тем более…
Он говорил и говорил. Проникновенно. Мягко. Речь с каждым словом казалась всё более искренней и убедительной. В какой-то момент он почувствовал, что Шейла ему поверила и расслабилась, но всё равно продолжал говорить дальше, словно убаюкивая её сознание своим тихим вкрадчивым голосом.
Продолжая убеждать её и рассказывать о том, как и где они будут искать ритуалы, о том, что наверняка после всего она останется волшебницей, и даже сможет помогать ему, Геллерт плавно достал книгу из кармана — одну из тех, что он забрал у Альбуса. В своём заключении он изучил их все несколько раз ещё до прихода снежной зимы, а потому уже знал, где именно искать нужный ритуал.
— Что ты делаешь? — настороженно спросила Шейла, перебив его.
— Это книга с описанием многих ритуалов. Этот редкий язык — суахили, один из тех, на котором составляются редкие и необычайно сильные заклинания, машер, — с лёгкостью отозвался Геллерт, перелистывая страницы. — Жители Африки бывают весьма изобретательны в магии… по крайней мере, здесь я видел один ритуал, который сможет воссоздать телесную оболочку из… — он на миг замолчал, вчитываясь в странные для Шейлы слова, похожие на бессмысленный набор букв: «Ibada ya nafsi mbili»[1] — из какого-то объекта… Это может избавить нас от поиска тела, машер… — он перелистнул страницу, — только нужно найти ещё другой ритуал, который бы позволил закрепить чары так, чтобы оболочка не теряла вложенных в неё качеств... — на миг Геллерт задумался над очередным заголовком: «Ibada ya kutenganisha nafsi mbili»[2]. Но словно передумав, отрывисто перелистнул страницу. — Раньше мне не приходило в голову, что можно два несложных ритуала объединить в один, а ты мне это подсказала, машер… полагаю, уже сегодня ты получишь своё тело назад… а я переселюсь в то, которое воссоздам сам…
— Из чего ты можешь его воссоздать? — спросила Шейла, когда он замолк, разбирая название очередного ритуала.
— Я тебе рассказывал о трансфигурации, машер. Я ведь могу хоть этот стол превратить в человека без души и разума, чтобы затем туда переселиться… просто мне почему-то не приходило это в голову… — прочитав очередной заголовок, Геллерт улыбнулся: — Вот он…
— Ты нашёл? И проведёшь его сейчас? — спросила Шейла, в голосе которой он услышал… радость. Неужели девчонка настолько поверила его словам? Сама же говорила, что нельзя ему верить… Геллерт неопределённо мотнул головой, словно прогоняя наваждение.
— Конечно, машер, — задумчиво ответил он, внимательно вчитываясь в ритуал, — Нам незачем медлить… Tu deviens dangereuse, chérie. Je ne peux plus prendre ce risque.[3]
— Что ты сказал? — растерянно спросила Шейла, отчего Геллерт холодно усмехнулся. Забавная.
— Простая французская поговорка: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — тут же с лёгкостью соврал он. — Ну что, машер, ты готова? Поначалу, может быть больно из-за того, что наши души так долго сосуществовали вместе. Но ты не сопротивляйся, ладно? Доверься мне, Шейла, иначе мы рискуем навсегда остаться в одном теле.
— Хорошо, готова, — послышался её слабый голос. — Только вот… мне немного страшно. А вдруг, у тебя что-то не получится?
Геллерт на миг задумался. Разумеется, у него всё получится так, как он планировал. Другое дело, что ей итог не понравился бы совершенно…
Жалость. Малознакомое, но отвратительное чувство. На долю секунду он подумал о том, чтобы и впрямь найти способ сохранить жизнь этой девчонке. Но…
— Не переживай, машер, это не сложный ритуал. К тому же, тебе известно о том, что я сильный волшебник. Это не сложно, не переживай, — заверил Геллерт. Выдохнув и на миг прикрыв глаза, он вновь вернулся к книге и стал читать вслух: — Nafsi mbili haziwezi kuishi katika mwili mmoja. Nina haki ya kuulinda mwili huu. Utakufa wewe. Nakupa uhuru…[4]
В голове словно взорвался оглушающий крик Шейлы, переходящий в визг. Но Грин-де-Вальд продолжал читать, невзирая на разрывающую боль в голове:
— Nakufungua kutoka kwenye pingu za mwili. Acha mwili…[5]
Горячая волна боли сковала тело. Голос его теперь больше походил на хрип.
Отчаянный крик Шейлы словно заполонил весь рассудок.
— Ninaua nafsi yako. Kuchoma nje ya maisha, Acha iive kwa vumbi…[6]
Он читал и читал, превозмогая жгучую боль и оглушительный крик. Его голос был всё тише и всё более хриплым, с болезненными стонами, а из-за головокружения строки словно ускользали, но он не останавливался.
Дочитав древний текст заклинания, Геллерт обессиленно сполз по стене на пол, тяжело дыша. На лбу его выступила испарина, а сам он, казалось, вот-вот потеряет сознание. Тело колотило. Всё оно было пропитано остаточной болью, чудовищно похожей на Круциатус. Только в разы сильнее…
Внутри же было непривычно пусто.
Всё окончено…
Девчонка больше не побеспокоит его. Никогда.
— «Il vaut mieux tuer le diable avant que le diable vous tue». Tu es en retard, bébé,[7] — прошептал он, запрокинув голову.
По щеке скатилась единственная слеза. Не его — её. Прощальная слеза Шейлы от той разрывающей боли, что пришлось испытать ей перед тем, как покинуть тело. Перед тем, как её душа сгорела…
Последнее, что осталось от неё — внешний облик. Оболочка, которая скоро исказится до неузнаваемости от заклятий Грин-де-Вальда.
Взгляд мазнул по полкам и выцепил склянки. Разумеется. Старый хитрец всё рассчитал. Не мог не знать о последствиях избавления от души-довеска. Наверняка там есть что-то полезное…
Опираясь на стену, Геллерт тяжело поднялся с пола. Шкаф троился перед глазами, а комнату словно качало из стороны в сторону.
Оторвавшись от стены, он сделал шаг, не видя, куда идёт. Гул в ушах нарастал, а перед глазами расползалось тёмное пятно, окружающее размытый силуэт комнаты.
Ещё шаг — и темнота поглотила его полностью...
***
Боль. Всё тело пронзала жгучая боль. Приоткрыв глаза, Геллерт увидел возвышающийся рядом с ним стол. С трудом перевернувшись, он медленно поднялся на ноги. Обведя комнату взглядом, он зацепился за окно: на улице уже стемнело.
Подойдя к шкафу, Геллерт осмотрел пузырьки с зельями, но не успел он взять восстанавливающее, как в дверь раздался стук. Подняв зелье, Геллерт выпил его и направился к двери, превозмогая тяжесть неповоротливого тела.
На пороге стоял парень, на вид ему можно было дать лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Взъерошенные волосы, цепкий колючий взгляд. Он с усмешкой окинул внешность Шейлы, которая выглядела, очевидно, как после бурной гулянки с тоннами алкоголя, если не каких-то более запрещённых и веселящих средств.
— Чего тебе? — хрипло спросил Геллерт.
— Я от Луки, мистер Грин-де-Вальд, — спешно ответил парень, вмиг став серьёзным. — Он предположил, что Вам понадобится помощь с ритуалом, но… — он окинул Геллерта взглядом, — как я вижу, он уже прошёл?
— Проваливай, — процедил сквозь зубы Геллерт и попытался захлопнуть дверь, но та ударилась о ботинок парня, на лице которого появилась наигранная улыбка.
— Нет, дядь, так дело не пойдёт, — мотнул головой парень, а затем его рука резко дёрнула дверь. — Я понимаю, что ты — как бэ, сильнейший маг прошлого века и всё такое, но если я сейчас не напою тебя зельями и не уложу баиньки — ещё более страшный дядя открутит мне головушку. И тебе тоже. Так что… давай без пререканий, окей?
— Проваливай, я сказал, — зло сказал Грин-де-Вальд, дёрнув на себя дверь. Парень комично нахмурился, поджав губы и смотря куда-то в сторону, а затем посмотрел на Геллерта, помотав головой.
— Нет. Никуда я не уйду, — серьёзно сказал он и громким шёпотом добавил: — Открою страшную тайну: я — самая огромная заноза в окружении генерала Гарсии, — парень важно кивнул и окинул улицу взглядом, а затем резко посмотрел на Геллерта. — И даже такой умный старый дядя, как ты — от меня не избавится. Да и зачем?! — развёл он руками, всё ещё ногой не давая закрыть дверь, — Ну, посуди сам: я тебе дам зелья, одеялком накрою, даже чашечку чая поднесу в постельку, как помирающему — не об этом ли мечтают все старики? — он тщетно дёрнул дверь, чтобы открыть, — Всю жизнь один тусил, а тут на сто пятнадцатом году появился весь такой хороший я, который не только чайку тебе принесёт, но если хочешь и колыбельную споёт.
— Ногу убери. Мне никто не нужен. И передай своему генералу, что клоуны мне не интересны, — процедил Геллерт, чувствуя только желание упасть и проспать несколько суток. Но дверь не закрывалась.
— Ладно, тогда сказку, — не унимался парень. — В прозе. О фестралах. И их запертых в Нумерграде душах. Ух! Прям триллер получается, пойдём, продолжение расскажу… — дверь парню вновь не поддалась. — Не хочешь? Ладно, — фыркнул он. — Не хочешь песни со сказками, так, у меня есть томик по тёмным искусствам. Зуб даю, что у тебя такого никогда не было! Ну так что, злой и страшный убивец душ невинных, на порог пустим меня или до утра будем беседы беседовать о вечном?
Геллерт шумно выдохнул, чувствуя возвращающееся с новой силой головокружение. Мотнув головой, он устало отошёл от двери, понимая, что парень не уймётся. Если этот паяц от Гарсии, то старик окончательно свихнулся. По крайней мере, наличие этого шута здесь, Геллерт никак иначе объяснить не мог.
— Благодарствуйте, барин, — проскользнув в дом, сказал тот.
— Ты кто вообще такой? — сев в кресло спросил Геллерт, не отрывая тяжёлого взгляда от парня.
— Эрл. Эрл Фримен.
— Фримен? — нахмурился Геллерт, — Родственник Эрнеста Фримена из Парижа?
— Ага, — кивнул парень, заглядывая в шкафчик, — моего отца зовут Харви Эрнест Фримен, — он вытащил оттуда какой-то сосуд и налил часть содержимого в стакан.
— Выпей, полегчает, и спать лучше будешь, — поставив стакан перед Геллертом, сказал Эрл, деловито убирая сосуд обратно. — Чё уставился? Пей давай. Если думаешь, что я долго с тобой тут тусить буду — увы, не так. Мне ещё сегодня… — Эрл резко замолк и нахмурился.
Порывшись в карманах, он достал монетку и дыркой посередине и поднёс к уху. Такие монетки Геллерт уже видел. Много лет назад. У Луки и его учеников. Хоть что-то не меняется за пятьдесят лет…
— Да. Так точно… — серьёзно ответил Эрл в монету и, помолчав, задумчиво добавил: — Чиффа сейчас в Центре, я буду там часа через два, если не застряну в Министерстве. И да, бумаги мне нужны до пяти утра, потому что в шесть — совещание в Академии… М-да. Скорее всего, будем поднимать добровольцев. Нужно три человека из тех, кто никогда не был в Америке и отсутствуют в их базах данных. Учитывай последнюю утечку… Да, Карат, всё верно. Согласуй всё с полковником Вискалли, а утром я к нему заскочу. И это, только Хименесу ни слова, генерал Гарсиа, кажется, подозревает его в связи с МАКУСА. Всё, давай, до связи, — он убрал монету в карман и запоздало посмотрел на Геллерта, что всё это время прожигал его пристальным взглядом. — Чего так смотришь? — нахмурился он.
— Пытаюсь понять, к чему была вся клоунада, если ты бываешь нормальным деловым человеком… — задумчиво произнёс Геллерт.
— Понятия не имею, — фыркнул парень, устало облокачиваясь на стену. — Генерал Гарсиа сам здесь не появится, у него появились неотложные дела. В общем, он приставил меня дежурить здесь. Если что надо — постараюсь сделать и…
— С каких пор он набирает себе малолеток?
— Я только выгляжу так, — усмехнулся парень, — мне двадцать шесть.
— По тебе не скажешь… — задумчиво произнёс Геллерт.
— Знаю. К сожалению, я из тех, кто и в сто будет казаться мальчишкой. В общем, не важно, — отмахнулся он. — Я оставлю монету. Для связи достаточно сосредоточиться на моём образе — и говори. Если от меня будет послание — почувствуешь импульс, монета нагреется. Чтобы услышать ответ — просто подносишь к уху. Ну, я это… пойду?
— Когда мне предоставят информацию о происходящем в Министерстве?
— Полагаю, когда этого захочет Лука. Но, судя по тому, что после совещания завтра он ждёт меня у себя — то это тоже он повесит на меня.
— Ты Мракоборец?
— Уже Аврор, веду группу и учу своих ребят, — невесело улыбнулся парень. — И да, пока лучше не колдуйте в таком состоянии. Если что-то будет надо — лучше скажите через монетку — и я приду. Ладно. Пойду я.
Примечание
[1] «Ibada ya nafsi mbili» (суахили) — Ритуал двух душ
[2] «Ibada ya kutenganisha nafsi mbili» (суахили) — Ритуал разделения двух душ
[3] Tu deviens dangereuse, chérie. Je ne peux plus prendre ce risque (фр.) — Ты становишься опасной, дорогая. Я больше не могу так рисковать
[4] Nafsi mbili haziwezi kuishi katika mwili mmoja. Nina haki ya kuulinda mwili huu. Utakufa wewe. Nakupa uhuru…(суахили) — Двум душам не жить в одном теле. Я оставляю право за собой сохранить это тело. Ты же — погибнешь. Дарую тебе свободу…
[5] Nakufungua kutoka kwenye pingu za mwili. Acha mwili…(суахили) — Освобождаю от телесных оков. Покинь тело…
[6] Ninaua nafsi yako. Kuchoma nje ya maisha, Acha iive kwa vumbi…(суахили) — Я убиваю твою душу. Выжигаю из жизни. Пусть рассыплется в прах…
[7] «Il vaut mieux tuer le diable avant que le diable vous tue». Tu es en retard, bébé (фр.) — «Лучше убить дьявола, пока дьявол не убил вас». Ты опоздала, малышка.