Вместе с авансом за декабрь Аверий Осипович получил в управляющей компании предписание — принять участие в конкурсе между участками на лучшую снежную скульптуру Снегурочки. Добровольно-принудительно. Продинамишь — минус премия. Победишь — елку выдадут для установки во вверенном дворе. И скамейки к весне. Наверно. Вот такая диалектика.

— Почему снегурки, а не снеговики или хотя бы дедморозы? — поинтересовался АвОсь у кассирши. — Неужто феминизм до нас добрался с западным циклоном?

Кассирша тут же поправила химзавивку и приготовилась сплетничать.

— Ну как же, Валерий? — она патологически не могла запомнить имена, отчества, фамилии и прозвища работников, которым дважды в месяц выдавала деньги по ведомости, — вы разве не знаете? У начальника нашего жена в юности хотела стать актрисой, но играла только снегурочек для детей сотрудников магазина, где работала продавцом. Вот и хочет памятник несбывшейся карьере.

Ну, тогда понятно. Хотя зря спросил, конечно. Аверий Осипович предпочел бы думать, что снегурочки — потому что это самые желанные женщины после мамы и матери божьей. В смысле, их чаще всего зовут. Каждый новый год все детское население и отчасти их родители дружно кричат: «Сне-гу-роч-ка!»

Насчет снегурочки сложно сказать, а вот премию АвОсь хотел. Насчет елки сомневался: следи за ней потом, чтоб не обломали до конца каникул. Жители соседних дворов будут заглядывать в гости и мусорить. Потом иголки выметай до лета. Ну да ладно, можно же и не выигрывать. Но тогда надо знать, что лепят конкуренты, чтобы ненароком не превзойти их.

Только сначала снега бы еще дождаться, а то сплошь ледяные дожди.

Через пару дней природа расщедрилась на слой снежка по щиколотку болонке пенсионера Андреича. Аверий Осипович поспешно соскреб драгоценное сырье на газоны, чтобы жители не затоптали, и отправился в гости в смежный двор к северу. Посмотрел на три комка снега, уложенных на земле по росту в ряд. Поинтересовался у автора, что это за концептуальное искусство. Гусеница, может? Или матрешка как символ преемственности поколений, животворящей силы женщин и бесконечности жизни?

— Эх, молодежь! Ты хотя бы раз живую бабу видел? — отвечал ему коллега, старик Хотябыч (действительно пенсионер, но очень бодрый). — Это снежная баба. Лежащая. На боку. Голова, значит, тут. Это таз. А сюда надо хотя бы пару комков снега наскрести, будет грудь. А если повезет, то и ноги. Слышь, у тебя хотя бы пары лопат лишнего снега не завалялось?

Аверий Осипович присмотрелся к заготовке под другим углом. Ну да, на снежную бабу похоже. На снегурочку — не очень.

— Хотябыч, ты того, поосторожнее, — попытался он наставить самобытного художника на путь истинный. — У тебя дети по двору бегают, им еще рано такое смотреть.

— Ты хотя бы глянь, какие китайские порномультики у нынешних детей на школьных ранцах нарисованы! — отмахнулся тот. — Они уже видели всё! А совсем малыши увидят гусеницу. Вот хотя бы как ты.

Аверий Осипович кивнул — возразить было нечего. Такого соперника будет сложно не обогнать. Вся надежда на других участников, что они таки сотворят шедевр. И он отправился на запад, на территорию старика Талибыча. Хотябыч ворчал вслед про жлобов, у которых снега зимой не допросишься, но АвОсь решил попридержать ценный ресурс, пока не знает, сколько ему самому понадобится.

Талибыч был ближе него к пенсии, но не на финишной прямой. Однако за пышную бороду и большой стаж коллеги приняли его в клуб стариков, пока сам Аверий Осипович считался юношей. А прозвище было дано за ту же бороду и центральноазиатское происхождение, хотя по паспорту был он еще круче: Напалеон Мухамадович.

У него скульптура была готова. Около технического подвала, с северной, тенистой стороны, возвышался узкий конус почти в человеческий рост. Наверно даже из снега, но наверняка не скажешь: весь конус был укутан в черную пленку, то ли упаковочную, то ли от мусорных мешков. Автор сидел на крыльце и любовался шедевром, как бог миром на седьмой день творения.

— Талибыч, — деликатно заговорил АвОсь, — снегурочка — это…

— Да знаю, — перебил его скульптор. — Валшебный женщина. Пери. Мечта. А мечта самый прекрасный, когда его не видно, да? Я сматрю — я знаю: она красавица. Там, внутри. А паказывать весь мир моя мечта — не, неприлично. Как, это, ширинка расстегнутый.

На воображение Аверий Осипович не жаловался и тут же представил себе поочередно Венеру Милосскую, Клаудию Шиффер и прекрасную деву в полосатом платье и с тридцатью пятью косичками под паранджой. Только у комиссии управляющей компании вряд ли в жюри будут люди с фантазией и вряд ли признают этот мираж лучшей снегурочкой.

Оставался последний двор и последняя надежда. Но у старика Потапыча АвОсь вообще никаких снежных конструкций не обнаружил.

— Тебе тоже снега надо? — с ходу спросил Потапыч гостя. По паспорту он был Юрьевич, зато Михаил. Михайло, значит. И роста солидного, и в обхвате как медведь, и пальто бурое. И характер мрачный, нелюдимый. А может, обижался на коллег за прозвище — вдруг он мечтал о псевдониме «Лермонтов»? — Черный снег — по пятьдесят рублей за ведро, бурый — по шестьдесят, серый по семьдесят пять, относительно белый — по сотке. Желтый бонусом бесплатно.

— А ты разве премию не хочешь? — пробормотал Аверий Осипович в крайней степени изумления. Потапыч усмехнулся в усы.

— Зачем? Я с вас премию поимею безо всякой возни со снеговиками.

— Потапыч, ты случаем не Рабинович? — спросил АвОсь сам себя и отправился восвояси.

В подавленном настроении он вернулся в свою вотчину. Обозрел запасы снега и решил сделать снегурочку маленькую, в один аршин. А чтоб об нее не спотыкались жители и их болонки, поставить ее на пьедестал. Его можно и не из снега сделать. И Аверий Осипович заглянул в строительный супермаркет эконом-класса — за помойку. Туда жители выбрасывали то, что не помещалось в бачки, или то, что рука не поднималась выкинуть прямо в мусор. Вот и сейчас там легко и быстро нашлись большая картонная коробка (сам пьедестал), ножки от стула (ребра жесткости) и здоровенная пенопластина (отделочный материал). Составить посреди двора, залить на ночь водой, чтоб оно сцементировалось льдом, из остатков пенопласта выпилить трон, усадить на него снежную неваляшку и тоже водой полить — лед растает не так быстро, как голый снег. А еще, пожалуй, можно стибрить у Васисуалия конфетные фантики на веревочках и использовать их вместо сусального золота, то есть, серебра, изнанкой вверх и опять залить. О, кстати, упаковка от пельменей изнутри фольговая, тоже в дело пойдет!

За неделю снегурка обросла самоцветным платьем, обзавелась короной, глазами и губами фотомодели (вырезанными из рекламного проспекта), надменным выражением прекрасного лика и всеми шансами на победу. Аверий Осипович махнул рукой на риск обзавестись елкой и увлекся процессом. Все вещи вокруг него вдруг разделились на те, что можно преподнести снегурочке, и бесполезные.

Вот пельмени — полезная вещь, потому что пакет. Поэтому АвОсь ел их на обед, ужин и даже завтрак, как сейчас. И у пакетика с молотым перцем тоже, оказывается, изнанка фольгированная. Надо бы пересыпать перец в баночку, а пакетик…

— Ой, — сказал вдруг Васисуалий с подоконника и спрыгнул обратно. — Там твоя снегурка!..

«Неужели ожила?» — забеспокоился Аверий Осипович и бросился к окну, забыв про чай и пельмени. Вгляделся в сумрак, расчерченный светлыми пятнами от окон и темными зигзагами от веток. Трон на месте стоит, и фигурка на нем вроде как виднеется.

— Вась, а что там было-то?

Но Васисуалий уже сидел на своем табурете в позе образцово-показательного батона и лениво щурился. Ясно, очередная котовья блажь вроде требования открывать все двери, даже если кот не хочет в них проходить. Или померещилось ему, коты дальнозоркостью не страдают.

Аверий Осипович вернулся на место, укусил еще теплый пельмень. Очень теплый. Горячий даже. Ой нет, это ж перец!

— Вашишуалий!

Кота как сдуло с табурета на подоконник. Там хулиган скучковался, прижал уши и сделал очень круглые и жалобные глаза.

— Что это было?! — возмутился Аверий Осипович, после того как запил нежданное карри кефиром из холодильника и вытер слезящиеся глаза.

— Я тебя спасаа-у! — взвыл в ответ Васисуалий. — АвОсь, протри глаза, у тебя не снегурочка! Это самая настоящая Снежная королева, и тебе явно угодил в глаз осколок от ее зеркала! Ты же занимаешься ею целыми днями, даже меня гладить забываешь! Вот я и придумал, как смыть и растопить этот осколок…

— Ы-ы… — только смог ответить Аверий Осипович и пошел отдавать задолженность по поглажке. — Ну что ты, Васенька, снегурка — это произведение искусства, а искусство всегда разлучает творца и его домочадцев. Но ненадолго. Доделаю и остыну, да и через пару дней финал конкурса. А ты по-прежнему мой наглый серо-бурый держиморда…

Когда на следующий день Васисуалий за обедом посмотрел за окно и мяукнул «Ой, там у твоей Снегурки!..», Аверий Осипович пошел посмотреть, на всякий случай прихватив с собой тарелку с пельменями. Дважды он на один трюк не попадется. Но сегодня кот не лгал: вокруг трона со сверкающей девой ходил старик Хотябыч и поглядывал на нее как-то… В пасмурный день за сто метров не разглядишь, как, но Аверий Осипович все равно ощутил иррациональное, первобытное желание броситься вниз и дубиной отогнать соперника.

Да ну, ерунда какая-то. Он человек цивилизованный, он спокойно оделся и спустился на улицу, прихватив лопату наперевес.

— Да я ничего! — поспешил заверить его Хотябыч вместо приветствия. — Мне хотя бы посмотреть… Красивое.

— На свою смотри, — буркнул Аверий Осипович и сам удивился, откуда внутри булькала вся эта агрессия. — В смысле, у тебя же своя баба мечты есть.

— Есть, — со вздохом согласился Хотябыч. Развернулся, потоптался, повздыхал, обратно повернулся, что твоя избушка на курьих ножках. — Да только… Вроде она у меня по всем габаритам высший сорт. И лежит, никуда не уйдет хотя бы. А меня почему-то налево тянет. К чужим бабам.

Спокойнее от объяснения Аверию Осиповичу почему-то не стало.

— Так от тебя налево будет двор Талибыча, вот и шел бы ты туда, а не ко мне направо.

Зря это он. Конечно, Хотябыч не стал уходить, раз ему дали повод поговорить как следует.

— Во-первых, Авось, к тебе идти лучше хотя бы потому, что ты с деревянной лопатой выбежишь, а Талибыч — с ледорубом. И тебя хотя бы заболтать можно. А во-вторых, у него я уже был. Ушла от него евойная краля. Не на кого смотреть.

— Как ушла?

— Так — взяла и исчезла.

Аверий Осипович резко почувствовал себя виноватым. Неужто его аномальное влияние расползлось и на соседние дворы, и там воплотился в жизнь миф об ожившей статуе? Может, она тогда не от автора ушла, а наоборот, переехала к нему домой жить?

Так с лопатой он и отправился к Талибычу.

В углу двора действительно больше не было закутанного конуса. А хозяин нашелся за углом, на самодельной скамейке из шин и досок. Сидел он тихо, сразу видно — горе у человека.

— Ушла? — Помолчав для сочувствия пару минут, спросил Аверий Осипович.

— Не, — убитым голосом ответил Талибыч.

— Сломали? Украли? — Этот вариант был куда реальнее, и почему сразу в голову не пришел?

— Не. Сам унес. Надаело, все ходят вокруг, смотрят, смотрят. А Хатябыч даже заглянул ей под платок. Я ее не видел — а он видел! Дышать не магу, как падумаю! Как ее такую адну на улице оставлять? Вот, забрал ее домой…

— Прям домой?

— Да.

— Но она же…

— Да, — вздохнул Талибыч горше прежнего. — Я на первом этаже, внизу соседей нет, никого не залил, да.

Аверий Осипович ответил вздохом равной глубины и побрел обратно. Тут, оказывается, не Пигмалион, а Отелло или даже Тарас Бульба.

Когда Аверий Осипович вернулся в свой двор, старик Хотябыч все еще торчал у снежн… тьфу, снегурки, конечно же, но тут же отдернул руку от ее колена и направился в свои владения.

А дома тарелка с пельменями была пуста и вылизана дочиста.

***

«***», — записал Аверий Осипович в черновом файле своего философского трактата вечером через три дня, после объявления итогов конкурса. Нажал Enter. То ли название, то ли выражение чувств. Задумался снова. В голову больше ничего не лезло. Посмотрел на кота.

— Жениться тебе, барин, пора, — опять завел свою песню Васисуалий, намывая морду. Наверно, надеялся приманить гостей. — А то посмотри, какие драмы вокруг творятся из-за без пяти минут прошлогоднего снега в форме условной женщины! И хоть бы кто выиграл!

Вот тут он был неправ. В конкурсе победил коллектив офиса управляющей компании: они слепили у своего крыльца снегурку по фотографии жены начальника в юности. Из портретного сходства оставили только бусы из пластиковых елочных шаров. Можно было бы еще сделать нос картошкой (настоящей, вместо моркови), туловище из круглых комьев, утеплителя какого-нибудь на волосы — и сходство стало бы портретным. Но вряд ли принесло бы победу.

Что ж, оно и к лучшему. И премия будет, и иглы от елки убирать не надо. И одержимость и впрямь прошла, даже жалко того воодушевления, с которым он собирал по кусочкам свою снегурочку. О, а это мысль для трактата. Аверий Осипович замолотил по клавишам.

«Сублимация означает «возвышение», и искусство — высшая его форма, намного превосходящая духовным наполнением тот сор, из которого она выросла. Даже если результат не оценен и недолговечен».