Ближайшие пара дней Игоря растягиваются без малого на неделю, в течение которой Антон раз десять теряет всякую надежду и прекращает караул у стационарного, примерно столько же убеждает себя в обратном, в два раза больше порывается самолично набрать Быка и в конце-то, сука, концов все выяснить, но почему-то не звонит — вместо этого докуривает пачку и на те самые замызганные деньги, которые он не совал в морду разве что Ельцину, с чистой совестью покупает новую, а вместе с ней, на сдачу, и банку пива, далеко не в первый раз смачно харкнув на пустой холодильник и собственный, наверняка уже дырявый, желудок.

За дозой Антон больше не суется — в изорванных карманах не водится ни единой монетки, продавать что-то из собственных немногочисленных вещей не было никакого смысла, а воровать на стороне он пока не осмеливался. В мыслях, помимо наркоты и «игоревой команды», изредка прошмыгивает напоминание о задолженности по счетам, которую он точно не успеет погасить и вскоре останется без света и воды ровно до тех пор, пока не раздобудет денег.

Раньше, когда лицо Шастуна не было похоже на покоцанную боксерскую грушу, в перечне возможных вариантов фигурировало еще кое-что, к чему он прибегал крайне редко и только под действием разного рода препаратов. Они помогали расслабиться и заглушить ненужные мысли, а иногда даже поиметь какое-никакое удовольствие, в то время как сзади — или спереди — имели его. По его мнению, это был не самый грязный способ заработать (а еще обдолбаться и натрахаться до беспамятства), в доступе к которому Антону-порванному-ебалу-Шастуну, возможно, теперь было отказано. Проверять, так ли это было на самом деле, парень не спешил. И потому все эти дни он проводит в бесполезных скитаниях по квартире и окрестностям спального района.

Когда в кои-то веки в стенах его бедной однушки слышится оглушающее пиликанье, Шастун на полусогнутых стоит в коридоре. На нем джинсовка поверх теплого свитера, свободные, местами до белого цвета потертые джинсы и один полузастегнутый ботинок, который в ту же секунду слетает с его ноги и катапультируется куда-то в угол коридора. Сам же Антон материализуется у верезжащего телефона едва ли не быстрее приземлившейся в прихожей обуви.

Трубку он срывает с параноидальными мыслями о том, что мог с легкостью проебать звонок, выйдя из дома секунд на тридцать раньше. Он отзывается, слышит неразборчивое кряхтение, а за ним и серьезный голос Быка, без лишних расшаркиваний сообщающий всю нужную Шастуну информацию. Антона хватает только на согласное угуканье и парочку уточняющих вопросов, после чего их короткий разговор завершается длинным писклявым гудком. Шасту требуется несколько минут на то, чтобы переварить только что услышанное и более-менее упорядочить мысли, но сделать это под раздражающий писк в динамике оказывается довольно сложно, ведь трубку он так и не положил — рука с ней зависла в воздухе где-то на уровне шеи.

Наконец оставив телефон в заслуженном покое, он, уже изрядно вспотевший от недавнего выброса адреналина и толстой ткани свитера, быстро возвращается в коридор, ныряет в левый ботинок, не сразу находит правый, откинутый им буквально пять минут назад, на ходу поправляет отросшую — благо, чистую — челку, в последний момент хватает ключи и выныривает из дверного проема на лестничную площадку, громко хлопнув дверью.

×××

До нужного места Антон добирается не один час: трясется в общественном с пересадками, выходит где-то наугад и еще минут десять пытается определить нужное ему направление, после чего привычными для парня семимильными шагами несется мимо разномастных домов частного сектора.

Одноэтажный, но явно просторный внутри дом, обозначенный аккуратными металлическими цифрами «55», находится быстро — в глаза сразу же бросается какая-то благородная скромность, выделяющая участок из пестрой массы многоэтажных коттеджей вокруг. Вплотную приблизившись к запертой калитке цвета жженой умбры (который Антон мысленно обозвал коричневым), он быстро сверился с адресом на мятой бумажке и на несколько секунд зажал кнопку звонка. Парень медленно огляделся в ожидании.

Асфальтированная неширокая дорога, кое-где потрескавшаяся по краям, отделяла выстроенные редкой цепочкой дома от насаждения лиственных и какого-то водоема, вероятно, просто очень большого пруда. Опавшая золотисто-оранжевая листва перекатывалась по земле при малейшем дуновении ветра, переливаясь в лучах октябрьского предзакатного солнца — оно светило в затылок, но почти не грело.

В кои-то веки оказавшись за пределами шума спальников, Антон вздохнул и бездумно улыбнулся.

Тихо. Красиво. Хорошо.

Его двухминутное единение с природой разрушил шум со стороны ворот: два коротких щелчка, характерный звук нажатия на ручку и тихий скрип железных петель. Шастун обратил свое внимание к воротам только после последнего и вместо (по его мнению) коричневой металлической двери с резными украшениями взглядом уперся в лицо неизвестного мужчины, который, к слову, смотрел на Антона немного странно.

— Э-э, — протянул Шаст, и только после этого заметил, что до сих пор давил лыбу. Все вопросы по поводу смутившей его реакции мужика отпали сами собой. — Здрасте.

— Привет, — спокойно отозвался тот, — Антон Шастун, наверное?

Парень запнулся на долю секунды, соображая. Кивнул.

— Ага. Я по адресу? — глупо брякнул он первое пришедшее на ум, на что мужчина только кивнул и отступил в сторону, освобождая дорогу.

— Заходи, — он чуть склонил голову в бок, придерживая дверь за ручку; Антон без колебаний шагнул вперед, оказываясь во дворе. Дверь за его спиной повторно скрипнула, замок дважды щелкнул. Мужчина еле слышно выплыл из-за его спины и встал неподалеку.

— Арсений, — он протянул ладонь, взглядом ненавязчиво скользя по его лицу. Антон коротко сжал его руку.

Широкая. Мягкая. Теплая.

Вот и он, сделал зачем-то мысленную пометку Шастун, созерцая перед собой укрытую легкой курткой спину, и все это здесь — его. Даже встретил сам, как хозяин.

Миновав скромно обставленный, но очень симпатичный дворик, они взошли по деревянным ступенькам прямиком к двойной входной двери. Оба оставили уличную одежду и обувь в просторной прихожей; Антону понадобилась всего пара секунд и шагов по широкой серой плитке, чтобы понять, что пол с блядским подогревом.

Тепло. Приятно. И немного завидно.

Стараясь не заострять внимание на окружающих его вещах, Антон придерживался стратегии «иди, молчи, смотри под ноги (не важно, под свои или чужие)». Получалось неплохо, вплоть до того момента, пока Арсений не распахнул перед ними дверь в самом конце коридора.

Лестница. Подвал. Предсказуемо, но удобно.

Снова ступеньки — теперь уже бетонные и уводящие вниз, и неизменная спина Арсения, больше не скрываемая тканью куртки; затем — огромное, местами тускло освещенное помещение, слишком удобно и неординарно обставленное для обычного подвала. Пара широких, кажется, одинаковых диванов у противоположных стен, большой узорчатый ковер, несколько кресел, компактный телевизор, холодильник в одном из углов, явно предназначенный не для продуктов, несколько серых столов с ярким освещением, трубки, колбы, банки, коробки, парочка сейфов и еще куча всякой лабуды.

Быка Антон выцепил мгновенно — он копошился у стола и стоящего рядом с ним холодильника, отвернувшись спиной к остальной комнате. В одном из кресел лениво покуривал мужик с бородой и странного вида прической, над правой бровью у него чернела татуировка из каких-то символов; судя по всему, мужика звали Серегой. На этом, как Антону было известно, и заканчивалась их дружная компания.

— Э, Бычара, — хрипло позвал Серега, выпуская дым, — встречай ненаглядного.

Антон предпочел пропустить конец реплики мимо ушей, обратив все свое внимание на мгновенно обернувшегося Игоря, что тут же зашагал к ним с приветливой улыбкой.

— Здарова, Шаст, — привычное рукопожатие, перетекающее в короткое полуобъятие, — нормально добрался?

— Здоров, — улыбнулся Антон, и как можно увереннее выдал: — да все путем.

Бык в ответ коротко кивнул и ненадолго завис.

— Короче, щас расскажу тебе, что к чему, — он развернулся на месте, потирая костяшки и бегая глазами по помещению; снова запнулся, цепляясь взглядом за рассевшегося в кресле Серегу. — А, так, — и вновь кивнул сам себе, — это Серега, он у нас водила и мастер по мордобою в одном флаконе.

Антон молча проследил за резким взмахом руки Быка, указывающего на Сергея, метнувшего в их сторону какой-то томный незаинтересованный взгляд. Игорь продолжил как ни в чем не бывало, на пятках поворачиваясь к стоявшему неподалеку Арсению.

— Арсений, — он мягко подмахнул головой, привлекая внимание парня к облокотившемуся о перила брюнету, — как видишь, просто для красоты держим.

Оба приятеля коротко усмехнулись, вызывая на губах Антона ответную улыбку. Где-то в стороне Серега коротко прыснул.

— Если серьезно, он за переговоры с фирмачами отвечает и, соответственно, за сам товар. Я помогаю, — он прошествовал вперед, ближе к сейфам; Антон, замешкавшись под изучающим взглядом Арсения, неторопливо шагнул следом. — Тут храним товар и деньги, — коротко информирует его Игорь и переходит к столам, — тут работаем: делим, фасуем, иногда варим. Каждый по очереди, — многозначительный взгляд, — кроме варки, эта херня на мне и иногда — на Арсе, в качестве партнера.

Антон кивает — было бы странно подпускать к химикатам новичка, который и не варил-то толком никогда, в то время как в команде находился еще один химик.

— В холодильнике держим все дерьмо по типу препаратов. На тебе, кроме всего остального, клиенты. Ты посещаешь точки в сопровождении Сереги: он присматривает, — снова многозначительный взгляд, который Антон расшифровывает мгновенно, — и прикрывает, пока ты в это время находишь людей и толкаешь товар. Все понял?

Закусив губу то ли по привычке, то ли от напряжения, парень повторно кивает.

— Понял, принял.

— Красавчик, — довольно заключает Игорь и переводит взгляд куда-то за спину Антона. — Тогда, раз такое дело, предлагаю сначала замутить небольшой расслабон. А?

— Не помешает, — тут же откликается оживший Серега.

Шастун не дожидается следующей реплики и разворачивается на месте. До мужика с армянской внешностью его внимание дойти не успевает: цепляется за расслабленное лицо парня у перил бетонной лестницы и намертво к нему припаивается. Арсений перехватывает этот взгляд мгновенно и молча смотрит в ответ — опять странно смотрит.

— Согласен, — наконец-то отзывается мужчина, — надо друг друга узнать поближе.

×××

Расположились они у столика в гостиной, освещенной мягким свечением бра; Серёжа и Арсений восседали по разным углам кожаного дивана, а Антон и Игорь занимали кресла напротив.

Как оказалось десятью минутами позже, под «небольшим расслабоном» Игорь имел в виду затяжную попойку в гостиной Арсения с периодической игрой в преферанс и подкидного дурака. И хотя подобного рода мероприятия обычно располагали его к открытому общению, на этот раз Антон играет без особого энтузиазма — на его месте неподъемной глыбой возвышается сковывающее внутренности напряжение, — а от второго захода в преферанс и вовсе отказывается. Впрочем, никто из присутствующих не возражает: Бык коротко угукает и принимается раздавать по новой, Арсений, молча зыркнув, прихлебывает пиво из бокала, а Серега и вовсе не обращает на это никакого внимания.

Между парнями быстро разжоглось пламя азарта, подпитываемое несколькими литрами импортного пива — не пил только Сережа, но назвать его трезвым с первого взгляда было как минимум трудно, — что позволяло Антону совершать короткие и почти незаметные перекуры на крыльце дома.

Короткими они были из-за ощутимого мороза, сковывающего ничем не защищенные фаланги — будь его воля, он бы стоял там до посинения, что фактически было возможно, но не желательно. Не спасала даже куртка, которую он все-таки соизволил накинуть во время второго перекура; первый продлился от силы пару минут, в течение которых Антону пришлось делать быстрые и частые затяжки, переминаясь и скрючиваясь от холода.

Почти незаметными — потому что не обратить на себя внимание парню с его габаритами было чем-то физически невозможным. Однако что-то на задворках подсказывало, будто сканирующий взгляд голубых глаз никаким образом с этим фактом не сопрягался.

Арсений наблюдал. Высматривал что-то, прощупывал взглядом каждый мускул на его лице, почти не скрываясь — иногда Антон ненароком сталкивался с упертым прямым взглядом, под которым не мог выстоять (высидеть, в его случае) и трех секунд; отворачивался, стискивал зубы, опускал глаза, в то время как чужие пронизывали его насквозь. Не трудно было догадаться, что именно скрывалось (скорее, мерцало неоновыми указателями) под столь пристальным вниманием к его персоне.

Продрогнув до самых костей, Антон бесшумно впорхнул в полумрак прихожей, осторожно закрыл входную дверь, почти одновременно стащил куртку и незастегнутые ботинки. Шмыгнул покрасневшим носом и, не глядя по сторонам, неторопливо зашагал в сторону гостиной, откуда отчетливо слышались голоса Быка и Чертяги — видимо, кличка имела прямое отношение к его татуировке из трех шестерок над правой бровью (пом.: образ Сережи (как и Шаста) взят из рекламы к выпуску ГВ с Галич, за исключением тату, здесь она упрощенная) — но раздавшийся позади низкий голос заставил ступни парня ненадолго пригвоздиться к утепленному полу.

— Это ты так расслабиться пытаешься?

Пришлось приложить немало усилий, чтобы не дернуться и, чего хуже, смачно заматериться на весь коридор. Антон коротко прикрыл глаза и медленно выдохнул, но сделал это через полузабитый нос, шум от которого был едва ли не громче возмущенного крика.

За спиной сдержанно усмехнулись. Близко.

— Извини, — ещё ближе; Арсений, кажется, почти наступал ему на пятки, — думал, ты заметишь.

— Ты вроде не фосфорный, в темноте не светишься, — беззлобно буркнул Шаст, чем вызвал очередной смешок. Прикусив щеку изнутри, он медленно повернул голову в сторону звука, тут же цепляясь за светлое пятно в полумраке комнаты — лицо Арсения. И вездесущие, точно светящиеся голубые радужки.

Все-таки фосфорный, походу, глупо мелькнуло в голове.

— Не помогает, да? — едва не шепчет мужчина, и лишь с такого расстояния парень наконец-то замечает, что разница в росте у них невелика.

Антон еле заметно дергает плечом, шумно и недовольно выдыхает через нос, а затем не может сделать полноценный вдох — каким-то неведомым образом ему мешают теплые пальцы, на мгновение коснувшиеся обледенелой кожи правой ладони, от которой за три версты несло табаком.

— В доме есть курилка, — продолжает Арсений, — в подвале тоже можно, если не заметил. Или тебе по кайфу на морозе?

— Не жалуюсь, — природное шастуновское упрямство, не встречая сопротивления, берет верх. — Но за инфу спасибо, — отвернувшись, чтобы впоследствии уйти, бросает Антон, и тут же ловит незамедлительный ответ-вопрос.

— Так что насчет расслабиться?

Они несколько секунд стоят в тишине, после чего комнату заполняет уже знакомое шумное дыхание Шастуна — Арсений тянет его за локоть в сторону узкой курилки, совмещенной с котельной. Температура здесь значительно выше, чем в остальном доме.

— Садись, — он подводит Антона к старому пуфу у одной из стен; там же стоит единственный, слегка потрепанный столик, на который безо всяких раздумий усаживается мужчина. Не дожидаясь, пока Шаст примостится рядом, Арсений вынимает пакетик с самокрутками из заднего кармана джинс и протягивает парню одну.

— Все лучше дешевого курева на морозе, — комментирует мужчина и выжидательно оглядывает уставившегося на его руку Антона.

Проигнорировав подачку, парень молча опускается на мягкий пуф и достает свой красный Monte Carlo. Арсения, по всей видимости, забавляет его поведение: он в очередной раз коротко усмехается, наблюдает за прикуривающим парнем и подносит косяк к собственным губам. Шаст подставляет зажигалку под кончик самокрутки, даже не покосившись в его сторону.

Они курят под размеренное гудение котельной почти синхронно, но сигарета Антона доходит до фильтра быстрее, чем самокрутка Арсения успевает сгореть до середины; он наклоняется к стеклянной пепельнице на полу, и, выпрямившись, носом чуть не задевает протянутую к нему руку с недокуренной травой. Шаст вонзает хмурый взгляд в возвышающегося на столике мужчину.

— Пожалуйста, — хрипло произносит Арс и спокойно глядит в ответ.

Просьба. Не подачка.

Оба сдерживают порыв многозначительно хмыкнуть, дабы не заговнить момент.

Парень вынимает косячок, зажатый между большим и указательным, осознанно не задевая чужую кожу; делает короткую затяжку, смакует, выдыхает и снова обхватывает смоченный слюной кончик, затягиваясь глубже и дольше. Игнорировать бессовестные глаза, нависшие прямо над ним, становится в разы легче.

— Спасибо, — с дымом выдыхает Антон и опускает веки, одними уголками улыбаясь долгожданной легкости.

Арсений отвечает молчаливым пониманием, и Антон благодарен ему уже за это.

Они разъезжаются ближе к десяти: Арс, безрезультатно накинув на плечи какую-то ветровку, провожает отъезжающий от ворот серегин угольно-черный бумер (пом.: имеется в виду BMW 7 E32), на заднем сидении которого расположились еще двое. Первым высаживают Антона, остановившись у ближайшего въезда во дворы. Прежде, чем парень успевает открыть дверь, Бык напоминает о завтрашней вылазке.

— Я за тобой заеду, — кидает через плечо Сережа, — только со внешкой сделай что-нибудь, а то как лошара сельский, — как всегда: четко, коротко и по делу.

— Завтра будешь с Арсом толкать, для первого раза, — добавляет Игорь, глядя на уставше-обкуренную мину Антона, которую парень уже даже не пытается скрыть. — Серый прикроет. Остальное на месте узнаешь.

— Понял, — глухо отзывается Шастун и качает головой.

— Все, тогда на выход, — похлопывает по плечу мужчина. — Сам дойдешь?

— Да, все норм, — в прежней манере бросает парень и чуть ли не вываливается из салона, но вовремя хватается за распахнутую дверцу.

Серега дает по газам в тот же момент, когда Шаст захлопывает дверь — машина буквально выскальзывает из-под вспотевших пальцев, и Антон невольно шарахается в сторону.

— Сука, — он пыхтит под нос, кое-как перебирая ногами в сторону родной пятиэтажки, — и правда, Черт какой-то.

×××

В квартире парень задерживается ненадолго: ночует на неразложенном диване, спит до половины второго и через силу раздирает глаза, пьет дешевую бурду под названием «чай», добавляет побольше сахара, дабы придать ей хоть какой-то вкус, и наконец доходит до ванной с немой мольбой о том, чтобы ему дали помыться без сюрпризов. Однако вода никуда не девается даже после того, как он начисто бреет лицо и снова зачесывает волосы, вымазав их в уже знакомом геле с неизвестным сроком годности.

К сережиной бэхе парень спускается ровно в шесть; фонари в это время уже вовсю заливают дворы своим унылым рыжим светом, поэтому спустившиеся к этому часу сумерки не мешают водителю уже издалека выцепить шагающего к машине Антона. Он звучно присвистывает, вальяжно облокотившись об идеально черную крышу, отражающую свечение фонарей, как только парень сокращает расстояние между ними до пары шагов.

— И куда это подевался наш любимый сельский лох? — ухмыляется Чертяга, протягивая руку. — Совсем другое дело, браток.

Облаченный исключительно в черное: кожанку, футболку, джинсы и берцы, Шаст на его реплику лишь криво улыбается и коротко жмет руку. На груди и руках в уличном свете поблескивают кольца и цепи. Он без расшаркиваний усаживается сзади и обнаруживает, что в салоне они с Серегой одни.

— А где Арсений? — тут же вырывается вопрос, над которым он толком и подумать не успел.

— На крузаке поедет, — Сережа одним махом впечатывает недостающий пазл, о котором как раз-таки и не подумал Шастун: за Арсением, в отличие от некоторых, не надо было тащиться на другой конец Москвы.

Парень понятливо хмыкает и замолкает без малого минут на сорок — вплоть до места назначения.

Они паркуются у массивного здания с пафосным, но запоминающимся (на то оно и пафосное) названием «Крыша мира». Антон выходит первым, ждет, пока Чертяга экипируется — прежде, чем покинуть салон, краем глаза он заметил, как Серега ловкими движениями извлекает чемодан, под завязку набитый огнестрелом и колюще-режущими, из-под пассажирского, — а затем они вместе шагают вдоль парковки в поисках нужного внедорожника.

Арсений на фоне их блатного дуэта выглядит в разы солиднее: приталенный пиджак на три пуговки и, судя по воротнику, обычную футболку, узковатые брюки темнее верха на несколько тонов и начищенная остроносая обувь. От вчерашнего, по всей видимости, домашнего Арсения осталась только прическа, но и та выглядела так, будто за укладкой этой брюнетистой шевелюры с бритыми висками и затылком мужчина — или, может, блять, специально приглашенный парикмахер — провел никак не меньше трех часов к ряду.

К удивлению Антона, прикид мужчины остался без колкого комментария со стороны Сережи, что говорило только об одном: для Арсения было в порядке вещей одеваться с иголочки вне зависимости от важности мероприятия. Даже если его цель заключалась в незаконной торговле наркотиками среди местной шпаны, бандюг в малиновых пиджаках и обычного людского сброда. На ум лезли различные фразочки Быка о «графских закидонах» их теперь уже общего дружка, но как только перед их лицами замаячила охраняемая дверь клуба, Антону стало откровенно плевать на то, как выглядел каждый из них.

Охрану, как и ожидалось, проскочили быстро и без помех, но достаточно для того, чтобы говорящая гора мышц, именуемая охранником, успела задержать на новом лице — Антоне — пристальный и хмурый взгляд.

— Надо, чтобы он тебя запомнил, — взглядом сканируя толпу, заговорил рядом идущий Арсений, — разок-другой посветишь перед ним этим прелестным шрамом, и дело в шляпе.

— Да тут у каждого второго морда покоцанная, он просто запутается, — криво усмехается Шастун, мысленно радуясь удачному «перерыву в вещании». Пока что можно было не надрывать связки в попытке до кого-либо доораться. Арсений улыбается и на секунду оставляет толпу в покое, чтобы впериться в него бликующими голубыми радужками.

— В этом вся штука, — он переходит на полукрик; по стенам зала снова расходятся звуковые вибрации, — они ж все страшные и на одно лицо. Другое дело — ты, — Арсений быстрым жестом обводит его физиономию и смеется, наблюдая за реакцией парня.

— Я? Что — я? — хмурится Антон, но вместо ответа получает отвернувшегося Арсения и недовольно причитающего рядом Серегу.

— Хорош тут лобызаться, — говорит и подходит к ним вплотную. — Арс, там Косой у восточной стены ошивается. Если помнишь, он нам кое-чего должен.

Антон молча переводит взгляд с хмурого Сережи на непоколебимый профиль Арсения и замечает его кивок.

— Если этот здесь, значит, и Бадяга где-то поблизости, а он нам сегодня нужнее будет.

— Да не скажи, — недовольствует Чертяга.

Арсений на его бубнеж реагирует максимально холодно.

— Никуда он не денется. Сначала натаскаем Антошку, а потом уже пойдем глоками махать.

Возиться с «Антошкой» долго не пришлось. Стоило только Арсу обрисовать суть ситуации и приблизиться к нужной компании, среди которой мельтешил тот самый Бадяга, как Антон, ответив несколькими безмолвными кивками, незамедлительно приступил к делу, пуская в ход едва ли не весь арсенал нажитых навыков. Парни в это время маячили буквально в шаговой доступности, прикрывая, наблюдая и оценивая парнишку, который, впрочем, даже слишком старался: уболтать Бадягу на большую часть имеющегося на руках товара оказалось проще пареной репы — уже к середине их разговора Шастун в полной мере осознал значение его клички.

— Через пять минут на парковке, — приблизившись к парням, коротко сообщает Шаст, — с нас два кило, с него — на пару пачек больше, чем могло быть, если бы чувак вообще знал такое понятие, как мозги.

Шастун замолкает с кривой ухмылкой на губах и выжидательно смотрит на обоих. Первым отмирает Серега: громко прыскает и довольно скалится, толкаясь плечом в грудь Арсения.

— Ну че, натаскал? — с шутливой издевкой выдает мужик и одобрительно треплет плечо Антона. — Красава, Шаст.

Парень кивает в ответ, смотрит в нечитаемое лицо Арса и задерживается на нем до тех пор, пока Серый не напоминает им о парковке.

— Бадяга сегодня совсем херовый, — наконец комментирует Попов, когда они пакуют наличку по багажникам, предварительно разделив сумму — так надежнее.

— Видать, недолго ему по клубешникам шататься осталось, — безапелляционно заявляет Матвиенко и незаметно проверяет оружие, рассованное по карманам куртки. — Ну че, пошли глоки покажем и по домам?

— А остальной товар? — вклинивается Шаст.

— На сегодня достаточно, — бросает Арсений и уходит вперед.

Антон молча идет следом, замыкая колонну; смотрит в приглаженный затылок и несколько теряется, когда мужчина вдруг замедляет шаг и коротко оборачивается к нему.

— Ты молодец.

Ответить что-либо Антон попросту не успевает — уже в следующую секунду они один за другим окунаются в мелодичный шум клубного зала.

Все последующие события проносятся перед парнем в каком-то бешеном, заданном атмосферой этого заведения темпе: оглушающий шум, толпа, музыка, кучка дерущейся шпаны, которую вскоре разгоняет охрана, очередная компания «четких» пацанов и серьезный мужик с постоянно отъезжающим в сторону левым глазом — видимо, тот самый Косой, догадывается Шаст. Парень стоит в стороне, пока на вид сдержанный Арсений и угрюмый Серега, из-под куртки которого наверняка уже выглядывает дуло пистолета, грозовой тучей нависают над расплывшемся по дивану мужиком. Переговоры длятся от силы минут десять, видимо, завершившись на выгодной ноте: на выходе из клуба парни эту тему не затрагивают и выглядят вполне удовлетворенными, как будто и не было никакого конфликта с угрозой вооруженного насилия.

На парковке Серега опять уходит вперед, а Арсений — замедляет шаг и полностью разворачивается к Шастуну, вынуждая того остановиться.

— Обратно со мной поедешь, — сухо оповещает мужчина, и Антон недоуменно сдвигает брови, — Серому заехать надо кое-куда, это надолго.

Он отходит к машине, снимает блокировку и скрывается в салоне, не дожидаясь пресного ответа:

— Ладно, — Антон бросает взгляд предположительно в сторону черной бэхи и сдвигается с места; подходит к громоздкой машине, останавливается у задней двери крузака и делает еще один шаг, оказываясь аккурат напротив пассажирской.

В салоне тепло, пахнет мужским одеколоном и сладковатым машинным ароматизатором. Двигатель заводится с утробным рыком и Арсений сдает назад, выворачивает руль и покидает территорию клуба.

— Назови адрес, — негромко просят с водительской стороны, и Антон отчетливо выговаривает заученные координаты.

Двадцать минут дороги они проводят в молчании. Антон наблюдает за ночной, вечно бодрствующей Москвой через тонированное пассажирское окно, пока внимание Попова медленно вальсирует между дорогой и прилизанным затылком по правую руку.

— Арсений, — Шаст резко поворачивается в сторону оторопелого мужчины, — следи за дорогой, — грубит, но сразу смягчается, — и скажи уже.

— Ты… чего? — мямлит Попов, наконец-то отворачиваясь.

— Отражение.

Мужчина глухо кряхтит в ответ. Антон недовольно выдыхает и опять поворачивается к притихшему водителю.

— Арсений.

— Просто Арс.

— Просто похуй, — он откровенно хамит, но раздражение не позволяет сбить гонор. Ноль реакции.

— Мне нечего сказать, — Антон язвительно прыскает, — я думал о том, что ты хорошо сработал. Наверное, часто торгашить приходилось?

— Каждый день. Но ты-то уже и так знаешь.

Он на мужчину не смотрит, снова глазеет на проплывающий за стеклом город, но от гребаного отражения деться никуда не может. Там тоже Арсений — он кивает и быстро облизывает губы, прежде чем продолжить.

— Игорь говорил, что вы огонь и воду прошли.

— Ага, — губы дергаются в кривоватой улыбке, больше похожей на оскал, — только через медные трубы пришлось одному тащиться.

— Тебя это напрягает? — Арсений в отражении снова поворачивается и задерживает на нем внимательный взгляд.

— Нет, — почти честно, — Уже нет.

— А Игорь в курсе?

— Ему мои загоны, как хую — погоны, не нужны. И это правильно. Да и вообще, давно все было, — он складывает руки на груди, сжимая собственные плечи сквозь кожзам, и поворачивается к лобовому. — Он не обязан был мне помогать, но согласился. Поговорил с вами.

Арсений хмыкает и, кажется, едва ли сдерживает порыв повернуться.

— Вообще-то нам давно нужен был человек. Но так получилось, что ни у кого из нас подходящих знакомых не было, — не поворачивается, но взгляд, дурак, все-таки скашивает. — Так что еще неизвестно, кто кому помог больше.

Обратный путь оказывается быстрее, потому что пробок почти нет. Тонированный внедорожник, подъехав к пятиэтажной хрущевке, глушит мотор у самого подъезда.

Во дворе тихо. Светло. И наверняка холодно.

Антон не торопится выходить — ждет, когда Арсений, ужом извернувшийся к заднему сидению, закончит копошиться.

— Так, — с облегчением выдыхает он, — твоя доля, — мужчина протягивает перевязанный резинкой денежный сверток. — И небольшой бонус.

Деньги Антон забирает без лишних разглагольствований, поглубже пихает в карман кожанки и только потом обращает внимание на пакетик с белым порошком.

Вот же блять, мысленно ругается Шаст и смотрит в — сука, опять — сканирующие его глаза.

Опять прощупывает. Опять проверяет. Опять, сука. Опять.

— Мне не надо, — язык с титаническим усилием отдирается от неба. Ему надо. Но не сейчас и уж точно — не из этих рук.

— Антон, все нормально, — говорит спокойно, доверительно даже, и сверкает своей ебучей голубой радужкой. Но плевать он на все это хотел.

— Нет. Нихера. Убери, сказал, — Антон смотрит исподлобья и чуть ли не до хруста сжимает челюсти.

— Да в чем дело? — то ли не понимает, то ли прикидывается, что не понимает. Поди разбери.

— А че, Игорь не рассказал? — резко язвит Антон. Лучшая защита, как всегда, нападение. — Сомневаюсь. Все ты, блять, знаешь, Арсений — вторые сутки на меня смотришь, как на мышь подопытную. Может, я и наркоман, но не идиот.

— Прости, — зачем-то и вдруг извиняется Арсений.

Открытый. Спокойный. Антону бы его треснуть хорошенько, потому что раздражает до чесотки на пальцах.

— Я не проверял, правда. А это, — он подмахивает сжатой в ладони наркотой, — у нас каждому полагается. У ребят спроси, если мне не веришь.

Антон молчит, шумно дышит через нос, но не поверить такому Арсению почему-то не может.

— Но дело твое, — заключает Попов и опускает руку между сидениями.

Пакетик остается лежать в ложбинке — эдакая нейтральная территория. Шастун сглатывает ком и медленно выдыхает, отвернувшись к окну. Застывшее отражение Арса он больше не замечает. Не заметил бы и упавший во дворе метеорит, если бы таковой был, потому что теперь его существо всецело охватила единственно важная вещь, которая тихо-мирно лежала между их креслами и ждала. Взывала. Молила Шастуна протянуть руку и забрать ее в свой гребаный карман, что он по итогу и сделал: повернулся, сжал пакет вспотевшей ладонью и, не глядя буркнув тихое «пока», поскорее ретировался из теплого салона в объятия морозной ночи.

Квартира встретила его долгожданной тишиной и одиночеством. Быстро высвободившись из уличной одежды, а затем и вовсе раздевшись до гола, Антон до краев наполнил ванну теплой водой и блаженно в ней растянулся, разок окунувшись с головой.

Пакетик резал глаза, белым пятном выделяясь на сброшенных у самой ванны черных джинсах.

Уголок рта отчего-то нервно подрагивал.

Антон глухо хмыкнул. Ему полагается.

Рука будто сама тянется к пакету; открывает, высыпает на бортик больше половины, выравнивает кончиком ногтя — тоже сама. Антону же остается только зажать одну ноздрю и вдохнуть другой — глубоко и резко, до светлячков перед глазами. Наклоняется, зажимает, вдыхает; мокрым запястьем трет покалывающий нос и откидывается назад, полностью расслабляясь. А потом его резко накрывает темнота, но не та, которая обычно наступает после хорошей дозы — Шастун в этом уверен, потому что еще не успел закрыть глаза.

Свет в комнате больше не горит. И в коридоре, и в спальне — тоже не горит.

Антон мысленно благодарит себя за расторопность и теплую воду в ванне — последнюю на ближайшие сутки.

Он довольно ухмыляется.

Опускает веки.

Глухо хмыкает.

Ему полагается.