Я понимаю, как смешно искать в глазах ответ.
В глазах, которым всё равно — я рядом или нет.
В. С. Высоцкий, «Глаза-то лукаво блестят»
Питер неловко чешет затылок и чувствует, как внутреннее изменение начинает охватывать его полностью. Он трясёт головой и смотрит на Стива, который явно ждёт продолжения вопроса. Пит неловко улыбается, а затем его нутро наполняет странное облегчение, смешанное с небольшой тревогой. Его отпустило?
— Знаешь, ты постоянно смотришь это шоу, — Питер кивает в сторону телевизора, — а про что оно?
Может быть, он просто пока не готов. Или ему уже просто неинтересно, что же случилось с Джеймсом. Он сам виноват в этом. Питер изо всех сил старался дать понять ему, что чувствует. Питер чуть ли не говорил об этом напрямую, так ничего и не получая в ответ. Должен ли он интересоваться… кажется, что нет. Но ведь ему так хотелось узнать. Наверное, всё это было зря. Или он всё ещё хочет узнать правду? Он любит… но не хочет держать рядом.
— Оно о кулинарии.
***
Час проходит за часом. Питер смотрит в потолок, стараясь отыскать там всеобщий смысл и собственные надежды, стараясь не замечать борьбу внутри себя. Он чувствует, как слёзы затекают в уши, как сердце в груди трепещет и как руки заледенело дрожат в воздухе, как только он их немного приподнимает. Любовь и гордость, смешанная с отчаянием, вот уже несколько дней раз за разом срываются на крик, переходят на шёпот, а затем горячо шепчут друг другу признания в любви. В итоге кто-то из них всё-таки должен победить. Питер не знает кто, но ему, на самом деле-то, всё равно. Он просто хочет освободиться.
Он встаёт с постели и начинает брести в сторону душа. Холодно. Странное ощущение в груди заставляет его остановиться у самой двери и прикоснуться к ней так, будто за ней может появиться что-то так необходимое ему сейчас.
Питер входит в душевую, закрывает дверь и спешно начинает стягивать с себя одежду. Холодно. Холодно. ХОЛОДНО. Он заскакивает в кабинку и выкручивает краны в уже привычное ему положение.
Он почти не чувствует жжения, потому что гордость сжигает любовь внутри него прямо сейчас и… кажется, потом из тлеющих угольков точно не соберётся что-то новое и более прочное. Хорошо.
— Питер, — в тон шуму воды произносит Пятница спустя несколько минут, — босс попросил передать тебе следующее, — короткая тишина прерывается совсем немного усталым голосом Тони: — уважаемый мистер Паркер, соизволите уж прийти на ужин, а.
Пит выключает душ и аккуратно выходит из кабинки, затем закидывает грязное бельё в корзину и медленно подходит к шкафу с одеждой, прежде покинув душевую. Он смотрит на своё отражение в дверце и несмело улыбается. Отлично. Никто не знает, что с ним, даже он сам, но он почти счастлив, он…
Питер Паркер временно недоступен, перезвоните позже.
Он выходит из комнаты и без особого страха идёт в сторону кухни. Слышатся голоса. Мэтт, Тони, Клинт. Дыхание на секунду сбивается. Что случилось? Пит замирает перед самым входом и прислушивается к чужому дыханию. Чужое дыхание кажется немного неровным. Ничего, всё нормально, зато его дыхание мерное.
Свет на кухне немного приглушён, рядом с Клинтом и Мэттом одно свободное место. Все, сидящие за столом, приподнимают головы или чуть оборачиваются, внимательно оглядывая Питера. Он быстро улыбается всем разом и садится на место. Встреча взглядов. Ничего. Гордость победила.
— Теперь, когда все на месте, — Клинт встаёт с места и поднимает бокал с шампанским, — самое время выпить за удачное сотрудничество и успешно завершённое дело! За Мэтта!
Пит смеётся, кажется, что даже искренне, и встаёт следом за Клинтом. Питер не смотрит на Джеймса. Ему кажется, что сейчас смотреть на него — глупость. Он чокается со всеми, стараясь не концентрировать своё внимание на том, точно ли он чокнулся со всеми. Когда в толпе бокалов его шампанское сталкивается с шампанским Джеймса, он вздрагивает. Чёрт. И, кажется, только он и замечает это. А потом Мэтт поддерживающе трёт его по бедру. «Всё нормально, Пит», — шепчет он и наклоняется к Клинту. Питер не вслушивается, Питер немного устал.
Он доедает картошку, допивает шампанское, затем выпивает ещё за несколько тостов и улыбается Тони, когда тот говорит что-то про замечательный вечер. А потом его ступню что-то чуть ощутимо сдвигает в сторону. Пит мерно вздыхает и встаёт из-за стола. Ему это не нужно, для него это больно. Он больше не будет это терпеть. Он подхватывает свою тарелку и идёт к мойке. В какой-то момент ему кажется, что его ноги сейчас перестанут слушаться, и он свалится с места. Пит отшатывается в сторону, но не падает и не роняет тарелку. Всё нормально.
— Эй, всё нормально, Питер? — Клинт оглядывает его и сжимает губы, — Ты… — понимает, что что-то случилось, — напился? — старается выправить ситуацию.
— Я… — Питер пытается говорить весело, — нет, просто ногу свело, — он говорит всё и улыбается, а внутри гордость доедает чувства.
— Мы неплохо отужинали. — Голос Мэтта звучит странно, он тоже что-то понял. — Но нервы, конечно, у вас шалят, под столом целый оркестр был, — он встаёт из-за стола и спокойно начинает идти к Питеру.
Сэм сдавленно смеётся в ответ. Питер оглядывает всех остальных, кажется, все смущаются. Все знают? Они знают? А о чём? Знать не о чем. Питер тянется на месте, кладёт тарелку в мойку и сонно усмехается. Мэтт хмурится, поворачивается в сторону Клинта: «Как насчёт того, чтобы ты проводил одного бедного слепого парня и одного сонного замученного парня до лифта, Клинт?»
Клинт пожимает плечами, кивает Тони, забирает тарелки — свою и Мэтта — и встаёт из-за стола. Питер отходит от посудомойки и, благодаря всех за вечер, начинает брести в сторону лифта. Всё прошло неплохо. Мэтт с Клинтом догоняют его почти у дверей.
— Ты держался молодцом, Пит. — Клинт треплет его по голове, зевает и чуть касается руки Мэтта. Всё отлично. — Не хочешь пойти прогуляться с нами? — Питер улыбается, смотрит за спину Клинту.
— Не, — Питер входит в лифт и запрокидывает голову вверх, прислонясь к стене, — вы с Мэттом справитесь без меня, а я посплю… удачного… прогулки. — Двери лифта закрываются прямо перед носом Клинта. Питер смеётся, а потом опускает голову — смотрит в своё отражение в зеркале, замирает и ссутуливается. Мерзость.
***
Кухня кажется какой-то по-странному чужой сейчас. Посуда, аккуратно сложенная на одной из тумб; утренний свет, слабо освещающий комнату; шарф, который Мэтт оставил на одном из стульев ещё в тот ужин; оставшаяся с того самого ужина скатерть; запахи, до сих таящиеся в углах и стенах комнаты, — всё это так больно. Больно на самом деле, а не так, как может показаться.
Последние пару дней Питера мучают кошмары. Он просыпается посреди ночи и до самого утра не может заснуть. Ему кажется, что это никогда не кончится, но разве не у всего есть конец? Он смотрит куда-то сквозь пространство, в глубину ничего и обычного «здравствуй». Конец должен быть у всего.
— Да не может быть это концом! — Тянут воспоминания за собой голосом Баки. — Просто взял и уплыл… я думал, когда читал, что это не конец, а ведь…
— Получается, что конец. — Договаривает в воспоминаниях Питер и улыбается. Тогда он улыбался, потому что слышал его, спустя время он всё так же улыбается, но только тогда, когда видит, потому что слышать почти не приходится.
Чутьё еле ощутимо бьёт его по затылку. Встреча взглядов. Пожалуйста. Питер сжимает губы и спешно покидает кухню. Странное чувство внутри взбирается по трахее вверх и останавливается у горла. Питер замирает совсем на немного. Чутьё уже второй раз сработало на него.
Секунда, вторая. Опасность. Надо бежать. Беги же, беги! Ноги не слушаются его, тело не слушается его. Каждая клеточка продолжает доверять Джеймсу, сам Питер — нет. Надо что-то сделать, нельзя просто так стоять посреди кухни. Пит чуть шевелиться, а потом его будто прибивает к полу. Пожалуйста.
— Что-то случилось? — Спрашивает совсем негромко Джеймс, его голос странным образом заставляет Питера прийти в себя. Его голос дрожит. Питер теряется. Он не знает, что ответить.
— Я… — Пит давит что-то внутри себя, буквально лишая это что-то воздуха. Замолчи. Заткнись! — Чутьё сработало, но сейчас всё в норме. — Питер через силу начинает идти вперёд, будто каждая мышца в его теле противиться этому.
Шаги кажутся слишком широкими, и сердце стучит слишком быстро, и хочется остановиться. Но Питер не может, он «бежит» от своего главного страха — разговора с Джеймсом один на один. Чутьё опять начинает стучать его по голове, он еле доходит до лифта, руками затем сжимая собственную голову, стараясь заглушить внутренний голос.
Двери закрываются. Питер старается успокоиться. Он принюхивается. В лифте пахнет потом, а ещё мягким мужским одеколоном. Питер прислоняется к стенке и начинает дрожать. В голове появляется очень много неясных и совсем непонятных вопросов.
Почему… почему голос дрожал? Он испугался чего-то? Испугался за Питера? Бред. Разве ему есть до него дело? Он просто… Питер выходит из лифта и замирает. Просто что?
***
Горький вкус таблеток от кашля расходится по языку, и заставляет Питера скорчиться. Ноги холодит, голова кружится, а руки дрожат. Тони с опасением смотрит на него и присаживается на корточки рядом. Его руки хватаются за руки Питера.
— И чего это ты разболелся? — Тони вздыхает и чуть взъерошивает влажные от пота кудри. — Иди сюда, карапуз. — От объятий и тепла Тони Питеру становится немного легче. Все проблемы мигом куда-то исчезают, в голове остаётся только белый шум. Так неплохо, забавно просто.
Когда Тони отстраняется, то Питера почти сразу начинает клонить в сон, в сторону. Он ложится на постель и закрывает глаза. Тепло начинает медленно поглощать его разум, сердце мерно и очень точно стучит в груди, и этот стук эхом звучит в ушах, и от этого стука воспоминания по-странному приближаются к Питеру, будто на цыпочках, самых крохотных цыпочках, но в самых тяжёлых ботинках. Тук-тук.
Питер испуганно вбегает в зал и уже чуть спокойнее оглядывает всех. Все живы. Но ему до сих пор страшно, у него до сих пор дрожат колени, он будто до сих пор там, среди горящего поля битвы и криков, отвратительного вкуса металла и скрежета костей. Всё нормально, но почему тогда никто ещё не подошёл к нему — они растеряны, конечно… он ещё как минимум час должен был проспать тогда.
Он делает несколько шагов вперёд, а потом вновь замирает на месте. Где-то только что прошёл Баки. Они какое-то время не общались, Питер не знает почему, но… он привык, что иногда его новому другу нужно немного одиночества, просто… в этот раз это случилось слишком неожиданно. Может быть, он сделал что-то не так? Вдруг шаги становятся громче, Пит слышит голос Стива вдалеке и чуть расслабляется, но вовсе не из-за Стива, а из-за беспокойно идущего рядом с ним Баки. Почему-то скорое появление Баки заставляет Питера успокоится, будто с его появлением страх навсегда исчезнет.
Двери зала открываются, и всё в комнате стихает — шум в голове, отвратительные мысли даже, в самом деле, страх. Джеймс обнимает его, крепко-крепко прижимая к себе, и молчит, и Питер слышит, как бьётся его сердце, и он уже ничего не боится с того дня. Тук-тук.
***
Через пару дней Питеру становится легче. Кошмары перестают мучить его, скорее всего, из-за таблеток, что ему посоветовала Хелен. Воспоминания, то ли, к сожалению, то ли, к счастью, всё чаще и чаще наведываются к нему в голову, заставляя подолгу и без всякого сомнения бессмысленно лежать по утрам в постели. Он понемногу учится бороться с приступами страха из-за внезапно срабатывающего чутья. Жизнь идёт своим чередом, а прошлое всё продолжает тянуться за Питером шлейфом из молчания и пустых взглядов.
Воскресенье. Сегодня он поговорит со Стивом, потому что ему надоело постоянное незнание и недосказанность. Он хочет знать, почему Джеймс стал другим, почему они перестали быть друзьями. Он хочет знать, виноват ли в этом он сам или есть какие-то другие причины. Он просто хочет разобраться во всём прежде, чем страх всё же сможет поглотить его.
Рука чуть вздрагивает. Стук в комнату к Стиву — стук в прошлое, дурацкое эхо, долготой в несколько месяцев. Пит чуть приоткрывает дверь: «Стив, доброе утро, можно к тебе?»
— Доброе утро, Питер! — Стив разворачивается к Питеру, — Входи, конечно, — он улыбается. Все его руки в краске, а перед ним холст с чьими-то точно такими же, грязными до локтей руками. — Я почти закончил, поэтому… мы можем поговорить… ты же за этим пришёл, да?
Питер смотрит куда-то в сторону и неловко смеётся, почёсывая шею. Он садится на диван и дожидается, пока Стив сядет рядом. Кажется, что ему не должно быть смешно. Он должен переживать, должен нервничать, должен не находить слов. Но он сидит рядом со Стивом прямо сейчас, и слова странным образом подбираются, и говорить становится по-очевидному просто.
Стив смотрит на него с каким-то понимаем и невероятным созиданием в глазах. Он внимательно слушает его, поддерживающе трёт спину изредка и очевидно не понимает, что Питер нагло лжёт ему. Питер говорит, что они с Джеймсом просто друзья, что он по-дружески беспокоится об их общении, что он блять не влюблён в Джеймса ни капельки. Голос внутри стыдит Питера, а Стив всё продолжает слушать его.
— Я бы не хотел, чтобы всё так кончилось, понимаешь? — В итоге говорит Питер. Он немного дрожит, потому что, удивительно, но эта ложь смогла задеть в нём что-то, должное уже быть мёртвым. — Просто мы с ним… — он запинается, — знаешь, мы с Джеймсом словно… — Пит сводит тыльные стороны ладоней между собой, — родственные души.
— Вы понимаете друг друга без слов и чудно смотрите друг на друга после долгой разлуки? — Как-то отвлечённо спрашивает Стив и, прокашлявшись, встаёт с места. Он подумал о чём-то своём в этот момент, Пит сразу понял это. — Я поговорю с Баки, — Стив берёт в руки краски, задумавшись, молчит немного, а затем добавляет: — так жаль вас… — Он начинает говорить что-то ещё, а затем прерывается — на его лице выражается что-то страшное.
— Спасибо. — Тихо произносит Питер и встаёт с места, спешно покидая комнату.
Когда он оказывается в коридоре, то мысли начинают одолевать его, только среди них нет ничего ни о скором разговоре со Стивом, ни о Баки. О Баки в голове Питера давно уже ничего нет, потому что его самого нет. Остался только Джеймс, абсолютно чужой Питеру человек.