Завтрак протекал в уютной обстановке.

Кухня в гостинице была посредственной, широкими выбором блюд не отличалась, но хотя бы песок не скрипел на зубах – и на том спасибо. Роберто ещё не проснулся, и никто не стал его будить. Николас и сам не отказался бы от привилегии храпеть во всю мочь лёгких, вытянув ноги, даже если для этого потребовалось бы продырявить собственный бок. Он сонно клевал носом над чашкой с кофе, проигрывая в схватке с зевотой, пока Мэрил, отвратительно бодрая и пышущая энергией, жевала круассан и прокладывала им дальнейший маршрут на расстеленной вместо скатерти карте. А Вэш… Николас чувствовал его мягкий взгляд на себе, но собственный старательно сосредотачивал на надколотой ручке кружки. Лицо ещё горело. И не только оно.

Казалось бы, после минувшей ночи его тело должно быть похожим на сплошную рану, но, не считая нескольких ссадин, потёртостей и несметного количества отметин от пальцев на бедре, кожа была чистой. И даже сама мысль о том, чтобы беспечно плюхнуться на стул, не вызывала ужаса. Пахучая цветочная жидкость определённо имела целебные свойства, и Николас был готов простить ей клейкую консистенцию и въедливый запах; несмотря на старательное отскребание мочалкой, он благоухал ею на метры.

– …так что думаете? – завертела головой, как птенец, Мэрил, и Николас кулаком закрыл рот, не сдержав широкого зевка.

– М-гм, – глубокомысленно вздохнул он и вновь уткнулся в остывающий кофе, предоставив разбираться с ответом Вэшу.

– Ну, гм. – Вэш, похоже, был внимателен не больше него. – Прости, пожалуйста, не могла бы ты повторить?

– С какого момента? – подозрительно сощурившись, ткнула круассаном в его сторону Мэрил.

– Ну, гм.

Николас фыркнул и потёр лоб, под ладонью прячась от осуждающего девичьего взгляда. С волос медленно спланировал крупный пурпурный лепесток и, приземлившись в чашку, пустил круг по чёрной глади кофе. Он рассеянно проследил за траекторией его полёта. Моргнул. Моргнул ещё раз. Снова потёр лоб, постепенно достигая точки осознания и стопорясь на ней. И резко распрямился, ладонью накрыл чашку, срезая ею тонкий завиток пара и пряча лепесток; свободной пятернёй размашисто прочесал волосы. Вдруг, ёбаный стыд, где-то там затерялся ещё один.

Не один.

И не затерялся.

Мэрил выронила круассан и закашлялась, подавившись крошками. Округлила глаза. Вэш с безмятежной улыбкой наблюдал за ним, очевидно, уже давно заметив это, ну а Николас… нащупал за ухом стебель и несколько круглых тугих бутонов. Дёрнул – и чуть было не выматерился с чувством. Они не застряли в его волосах. Они проросли из-под его кожи.

Едва ли ощутив мимолётную боль, он торопливо сорвал стебель.

– Лохматый, – обманчиво спокойно начал Николас, пальцами прокручивая мелкие бусины-бутоны перед глазами, но взглядом – мимо них, в упор на Вэша. – Это, блядь, что?

– Я… спрашивал твоего разрешения, – стойко выдержал его взгляд Вэш. – И ты не был против.

Ах, ну да, разумеется! Размытое «ты не против?» безусловно подразумевало не только секс, но и превращение Николаса в блядскую цветущую клумбу, верно? И как же это он не догадался?

Ах, виноват, виноват.

– Ты спрашивал разрешения трахнуть меня! – грохнул кулаком по столу Николас и рывком подорвался на ноги. Отшвырнул смятый стебель. – Ни о каких цветах разговора не шло!

Мэрил пискнула и залилась краснотой. Немногочисленные посетители с любопытством заозирались на них.

– Это секс в меньшей степени, чем… остальное, – мужественно продолжил ровным тоном Вэш.

– Но ты трахнул меня!

– И это в том числе. Мне казалось, так тебе будет легче.

– Что за, блядь, «в том числе»? Что ты сделал со мной?!

– Я… – Вэш значительно понизил голос, – пророс в тебя. В тебе мои семена. И иногда, находясь рядом со мной, ты будешь цвести, Вульфвуд.

– Я – что?!

– Мне жаль. Но зато необходимости в твоих препаратах не осталось: теперь ты также можешь прорастать, питаться кровью и исцелять себя, – бледно усмехнулся он и наконец поднялся вслед за Николасом. Он говорил так тихо, что приходилось по губам его читать, но каждое слово хлёстко ударяло под дых. Как ножами Найвса Миллионса перекраивало грудную клетку. – Только прошу: не трогай людей – бери всё, что тебе нужно, у меня.

– Сукин сын, ты рылся в моих вещах! – запоздало догадался Николас.

Вот же оно! Ещё тогда, в их первую ночь в этом городке, он пьяным уронил пиджак на пол и не поднял, а утром снял его со спинки стула. И даже не обратил на эту мелочь внимания. Это Вэш, Демон, Лжеликий Бес, повесил его, предварительно вывернув карманы и удостоверившись, что Николас ему солгал – и препаратов действительно не осталось. Он задумал превратить Николаса в подобие себя ещё с тех самых пор! Соблазнить, запятнать несмываемой Скверной и навсегда отлучить от Церкви. Вот же коварный ублюдок!

Нужно было оставить его умирать в Июле.

– Нико… – Вэш протянул к нему руку.

– Да пошёл ты! – ощетинился Николас и качнулся к «Карателю». – Доставай эти свои семена обратно!

Он просунул ладонь под тугие ремни, через ткань нащупал предохранитель и повернул до щелчка; наставил дуло на Вэша. Пулемёт тихо загудел, размыто засветились под белыми лентами плазменные полосы.

Посетителей в зале стало как будто бы меньше. Плевать на них – всё внимание Николаса было сосредоточено на Вэше.

– Это невозможно. – А тот обезоруженно поднял руки. Святая, блядь, невинность. – Мне жаль.

– Заебал, нихрена тебе не жаль!

Николас надвинулся на него, но Мэрил вдруг прытко выскочила вперёд, спиной закрыла Вэша и распростёрла руки.

– Не трогай его!

– У того парня был нож, Мэрил сказала, – неожиданно сменил тему Вэш и подбородком кивнул в сторону девчушки. – А ты полез на него с голыми кулаками. Ты был безрассуден, Вульфвуд. В следующий раз тебе может уже не повезти.

– На мне ни царапины, а мелкая в порядке, – нахмурился Николас и тряхнул «Карателем». – Что я должен был делать? Стоять и смотреть? Тебе как, малая, такой расклад?

Мэрил побледнела, но не отступила.

– Ты должен был позвать на помощь, – тихо, твёрдо отчеканил Вэш.

– Не-а, нихуя! Ты сам в стороне точно не остался бы, так что не пытайся...

– У тебя не осталось ампул!

– А у тебя, сука, совести! – взорвался Николас. Он шагнул к нему и поверх головы Мэрил сгрёб за воротник плаща, дёрнул на себя. – Есть такая штука: «согласие», – слышал про неё? Святейший-ебейший-ты-даже-не-представляешь-насколько Конрад меня тоже ни о чём не спрашивал – слепил из меня ёбаного монстра во славу Господа, блядь. А что же ты, Лохматый? Чем ты лучше него?

Вэш дрогнул лицом, словно удар ладонью наотмашь получил, и поджал губы; его рука безвольно висела плетью – он не пытался защищаться.

– Это ради твоего же блага.

– Даже не начинай! – с силой встряхнул его Николас. – Знаешь, сколько раз я слышал эту херню?!

– Нико…

– Не называй меня так! – Он грубо оттолкнул Вэша и остервенело вцепился в пусковой рычаг «Карателя»; пушка загудела громче, нагревая плазменный снаряд и готовясь произвести первый выстрел. – Доебался до меня, таскаешься по пятам, думаешь, оно мне надо? Тебе-то самому оно нахера? Со мной?!

– Хватит, Вульфвуд! – Мэрил вцепилась ему в рукав, но Николас резко выдернул руку. Не рассчитал силы: ахнув, девчушка врезалась поясницей в стол. Чашки с кофе опрокинулись, заливая карту пенной чернотой; зазвенели столовые приборы, и Мэрил подняла рассечённую ладонь, с каким-то невозможным удивлением взглянула на проступившую каплю крови.

На Николаса словно ведро ледяной воды вылили.

– Проклятье, малая… – «Прости» комом встало в горле, потому что Мэрил уже сжала ладонь в кулак и нырнула под полу плаща Вэша; обхватив его за талию, она остро взглянула на Николаса. Это была не обида. Предостережение.

– Потому что я… – спокойно выдохнул Вэш.

– Нет, – шарахнулся Николас. Вновь щёлкнул предохранителем, и пушка затихла и погасла. – Мне похуй, не отвечай. Просто отвали от меня!

Забросив «Каратель» за спину, он торопливо направился прочь, и, судя по частым шагам позади, Вэш вознамерился последовать за ним.

– Не иди за мной! – рявкнул Николас, обернувшись в дверях и нос к носу едва не столкнувшись с ним; угрожающе потряс пулемётом, – не то, клянусь Богом, я прострелю тебе череп и буду прав!

Он вылетел из гостиницы как пробка из бутылки, свирепо хлопнув дверью перед лицом Вэша; его выражение и заострившиеся черты он всеми силами старался не запоминать. Ноги сами вели его по проторенной тропе, в единственное место, где он ещё мог обрести покой и собраться с мыслями, – в часовню.

Руки мелко подрагивали, и «Каратель» ощущался по-особенному громоздким и тяжёлым, как если бы для ноши не предназначенным. На языке горчил кофе. В воздухе витал тонкий аромат цветочной сладости.