Когда Меттатон спустя месяцы перерыва вернулся на работу, он окунулся с головой в волнующий и бурлящий океан эмоций. Прямо как раньше.

Конечно, когда работники сцены узнали, что Меттатон возвращается, их счастью не было предела, ведь, как только Меттатон шагнул за порог съёмочной площадки, все разом столпились вокруг него и зажили отдельной жизнью. Меттатон в тот момент был поражен до глубины души. Кажется, ему впервые так радовались. Стафф чуть ли не плакал при виде своей здоровой и счастливой звезды.

— Ну, все ребята, — с улыбкой на лице проговорил Меттатон, оглядывая стафф вокруг себя, — а теперь за работу. У нас с вами впереди прекрасные часы работы!

Стилисты кружились вокруг Меттатона, работники сцены бегали по всей площадке, передвигая, катая и таская за собой кучи оборудования, которое срочно требовалось к перестановке. Жизнь на площадке кипела и бурлила. Все о чем-то переговаривались, шептались. Впервые шум и гам не унимался до конца рабочего дня, лишь, когда последние огни погасли, а последний работник закрыл за собой дверь, наступила полная тишина.

Меттатон вдохнул полной грудью в гримерной, в которую и то забежал в спешке, чтобы бросить вещи. Пока Меттатон вешал очередной из костюмов, он успевал набирать сообщения Папирусу, который умолял посидеть у него чуток дома, чтобы попить чай, и обсудить, как прошел съёмочный день. Слова Меттатон о том, что он устал и хотел бы полежать в гордом одиночестве, не устроили Папируса, он уже начал писать, что сам придёт к Меттатону. Меттатон лишь закатил глаза на очередное сообщение Папируса и написал, что уже выходит к нему. Телефон в один миг стих.

Но на этом сюрпризы не закончились, как только Меттатон подплыл на лодке к Сноудину, то увидел уже знакомый яркий почти неоновый оранжево-красный шарф.

— Необязательно было меня встречать тут, Папс, — недовольно буркнул Меттатон.

— Ты же знаешь, что я по-другому не могу, — проговорил Папирус с улыбкой на лице. Он протянул ладонь Меттатону.

— Спасибо, мой джентльмен, — Меттатон положил свою ладонь в руку Папса и ступил на хрустящий снег.

Дорога до дома Папируса была тихой. Они молча шли по давно выученным тропинкам средь огромных еловых лап, что были усыпаны снегом. Сноудин стих: снег не шел, ветра не завывал. Самое то, чтобы прогуляться, жаль время уже переваливало за полночь.

— Ты пока поднимайся в мою комнату, а я заварю чай...

Папирус немного завис у входной двери дома. Он не проходил дальше.

— Когда он только успел прийти.

Папирус всё-таки отошёл от прохода и пропустил Меттатон. На диване в гостиной мирно и тихо спал Санс. Он бы занял все пространство дивана, если бы не его мелкий рост. Он так крепко заснул, что рука, которая лежала на груди, сползла и упала, безвольно болтаясь. На губах Меттатона невольно растягивалась улыбка.

— Видимо до кровати сил дойти не нашёл, — прошептал Папирус, складывая руки на груди.

— А почему шепотом?

— У Санса чуткий сон, — Папирус взглянул на Меттатона, — не хочу, чтоб он проснулся.

— Да Санса даже взрыв ядра не разбудит. Помню когда я… — Меттатон остановился. Он взглянул на Папируса. Ему не хватало бровей, которые поднялись бы ко лбу.

— И?

— Забудь, — прошептал Меттатон, — Лучше будем говорить тише.

Папирус перевел взгляд с серых глаз Меттатона на его ладонь, что лежала на плече. Шепот, жар тела напротив и не далеко спящий Санс будто подгоняли все вокруг: взгляд серых глаз смущал, тихие диалоги показались до жути развратными. Общение и атмосфера, казалось, перешла за рамки чего-то формального. Папс снова взглянул в глаза Меттатону и махнул головой на лестницу, что вела на второй этаж.

— Жди там, — прошептал Папирус и ушел на кухню.

Все, что делал Папс, было отточено до совершенства: взял чайник, поставил его на плиту, достал две кружки. Оперившись о столешницу, Папс сверлил взглядом кружку. Она стояла так близко к краю, что, казалось он чуть тронет ее пальцем, она упадет. Звон кружки, разбивающейся в дребезги, застрял в голове. Папс вертел кружку мизинцем из стороны в сторону. Она будто шагала к краю. Медленно словно томила преддверие развязки, желанной всем сердцем.

Папирус не стал дожидаться, когда закипит чайник. Он рванул на второй этаж к Меттатону. Папирус преодолел лестницу в пару шагов, остановился у двери, распахнул ее и встал перед Меттатоном, который недавно зашёл в комнату.

— Что такое?

— У меня есть безумная идея, но тебе она понравится.

Сказать, что Меттатон удивился, мало. Он бы никогда и не подумал, что Санс и Папирус похожи. Старший тот еще безумец, а младший не уступал ему в гениальности идей.

Папирус рассказывал Меттатону, что хотел сделать. Меттатон не верил своим ушам. Он не знал, каким здравым смыслом он руководствовался, когда согласился на эту авантюру. Но он точно знал, что конечный результат ему понравится.

Меттатоном с Папирусом успели выпить по две кружки чая: Санс спал долго. Меттатон уже хотел уходить, если бы не сонный Санс, что вовремя показался в дверном проеме кухни.

— Че делаете ребят?

— Чай пили, — Меттатон приподнял давно пустую кружку.

— С добрым утром, Санс, — Папирус смотрел на своего брата и старался не смеяться, выходило из рук вон плохо. Он готов был сорваться в любую секунду, если бы не серьезный взгляд Меттатона, от которого хотелось смеяться еще сильнее. Папирус был как на игле.

— Почему вы выглядите так, будто сделали что-то до жути смешное, пока я спал? — более уверенным и твердым голосом проговорил Санс.

— Все! — Папирус поднялся из-за стола, — Я больше не могу! Это выше моих сил!

Папирус ретировался с кухни. Заливистый смех сопровождал Папируса до второго этажа. Даже когда дверь комнаты громко хлопнула, было слышно, как Папс смеялся до хрипоты, до тихого писка.

— Че?..

Меттатон смотрел на Санса и видел, как его взгляд светлеет и твердеет, а блеск осознания появлялся в почти бездонных глазницах.

— Мне это нравится и не нравится одновременно, — проговорил Санс, пока он, кажется, за один шаг преодолел расстояние от дверного проема до микроволновки.

Санс взглянул на свое отражение в темном глянцевом стекле. Меттатон был готов поклясться, что у Санса чуть не отвалилась челюсть, когда он увидел свое разрисованное лицо. Санс медленно поворачивал голову из стороны в сторону, чтобы увидеть необычные цветки на обеих щеках, вместо круглой сердцевины, линия закрутилась в спираль. Под глазницей красовался нарисованный не то синяк, не то мешок от недосыпа, а на лбу было написано коронное, камень.

— Какую работу вы умудрились проделать, пока я спал.

— Это все Папс, — еле-еле сказал Меттатон сквозь смех.

— Да ладно?

— Ага, — Меттатон затих, смотря Сансу в глаза. Санс все-таки смог оторваться от любования творчества на своей физиономии, — Он все предложил и сам все рисовал. Я даже не смог отказать ему. У него так горели глаза, когда он мне все рассказал.

— Офигеть, мой брат разрисовал мне лицо, — проговорил, как заколдованный, Санс после долгого молчания.

Дальше все было словно сценами из фильма. Санс побежал за Папирусом, достал того из комнаты. Он все еще смеялся, как не в себя. Санс на глазах Меттатона травил шутки в сторону брата, а Папс только сильнее смеялся не понятно — не то с разукрашенного лица Санса, не то с его шуток. Меттатон смотрел на этих двоих и налюбоваться не мог, ведь душа билась быстрее, а слезы счастья застыли в глазах.