Нерешительность овладела лишь на миг, но потом все в голове встало в нужном направлении…

 Лу Сунлин всегда хвалил свою хладнокровность, она отвечала ему на это тем, что никогда не запаздывала в нужный момент. Нужных этих самых моментов было много. Порой, правда, сии моменты были даже странными, но Лу Сунлин и здесь уповал на свою хладнокровность: главное – собранность, главное – не суетиться.

 Вот он и не суетился. Насчет этого – еще отец так поучал. Умный он человек. Лу Сунлин в детстве любил послушать его наставления. Он всегда так вещал, словно говорил: я тебе рассказываю, а ты запомнишь что – уже хорошо, не запомнишь – горькой опыт еще более строгий учитель, так что все равно научишься. Простая истина…

 …Этот день начался немного суматошно. Он с самого начала предлагал остановиться в ином месте. Отель Tivoli Gardens открылся совсем недавно, а Лу Сунлин всегда с подозрением относился к новым местам. Хотя, конечно, путаница с багажом, который персонал им любезно помогал выносить, не может иметь какой-то связи с подозрениями, что так лелеял заранее в себе Лу Сунлин, но все равно – несработанность персонала. Это раздражает. Они не опаздывали, но задержались, пока искали один чемодан, потом другой. Сопровождаемые им господа не особо как-то переживали, даже решили воспользоваться случаем и устроились покурить на солнышке, и ладно, что они в самом деле были люди легкие и не заморчивались такими проблемами, но Лу Сунлин просто не любил, когда какие-то мелочи начинали мешать распорядку. Над ним даже порой посмеивались из-за этого, он лишь с легкой гордостью пожимал плечами: мол, вы же знаете, что моя излишняя суета только на пользу.

 Другим растревожившим его моментом стало то, что когда они прибыли в порт, капитан судна Ито Хадзимэ, с которым Лу Сунлин уже прежде имел контакты, вдруг возомнил там что-то о себе и затребовал за перевозку пассажиров на его почтовом кораблике куда больше, чем оговаривалось изначально, пользуясь тем, что редко кто-то из йокогамского порта отправлялся на север в Хакодатэ.

 – Раз иностранцы, так пусть платят больше! А то смотри-ка! Прорвались к нам и считают, что им все можно будет! Не дадут больше, не возьму на борт!

 Уговоры не подействовали, и, победив в себе раздражение, Лу Сунлин, изображая прискорбие, сообщил господам Савиным, коих насчитывалось аж четверо, а к ним еще прибавлялось двое сопровождавших их слуг, что – ну вот, капитан Ито – та еще вредность жадная. Что будем делать?

 Лу Сунлин заранее знал, что они будут делать. Господа не бедные, добыча золота в Сибири пусть сейчас и не была на пике, но при умелом ведении дел приносила свой доход, позволяющий уж точно не голодать и питаться себе на радость, а там и остальное все прикладывалось; к тому же – куда деваться-то? Выбора не было. Платить все равно придется. Господа лишь хмыкнули и отмахнулись: договаривайся, иного пути раз нет.

 Договариваться Лу Сунлин умел, поэтому чуть сбил даже ценник. Договариваться о деньгах – его работа. Приводить дела в порядок – тоже его работа. Хотя ведь он изначально был простым компрадором в Китае, который работал с русскими фирмами, занятыми чайной торговлей. На том и сошелся с одним из Савиных, завязав сначала дела в Кяхте, служившей главным центром чайного сбыта близ монгольских земель, а потом став уже и полноценным помощником в этом деле. А чайное дело – то, что Лу Сунлин, помимо подсчета капиталов, знал лучше всего, учитывая, что большую часть жизни перед глазами его мелькали чайные плантации. Родом он был из Ханькоу, провинция Хубэй, правда раннее детство его прошло в районе гор Хуаншань, где преимущественно выращивался зеленый чай сун-ло-ча. Впрочем, что касалось чая, относительно его потребления, то он предпочитал черный сорта пекко; этот чаек получался из молодых листьев, покрытых беленьким мхом. Хотя сейчас с этими сортами уже давно не все так однозначно. Каждая фирма пыталась чем-нибудь отличиться и намудрить чего. Черный чай смешивают с цветочным, то, что вырастили на одной плантации в целях эксперимента ради наживы, перемешивают с тем, что дала другая плантация; добавляют иного вида растения, получая множественные комбинации. И местами ведь получалось очень занимательно. С этой стороны вопроса Лу Сунлин ни капли не был консервативен, к тому же понимал, что подобные вещи способны сделать выгоду. Это было его своеобразным правилом. Одним из. А еще ему нравилось, что решившиеся работать с ним люди внимали его словам. Ощущал себя почти учителем, впрочем, не завышая гордость.

 Возвращаясь к насущному: Лу Сунлин предупреждал, что особой роскоши ждать не следует, но господа не явили расстройства, а младшие из них, те самые господа Савины, с которыми Лу Сунлин вел свои умные чайные дела, как будто и рады были такой освобождающей от условностей свободе. Может, потому и нравилось им быть вдали от дома столь продолжительное время.

 Вот они: вскочили на корабль, поскидывали с себя пиджаки, закатали рукава рубашек и встали ловить вечерний ветер, что несся с океана. Хорошо, когда тебе немногим за двадцать, можно получать от жизни удовольствие и бросаться в нее, неведомую, найти удовольствие там, где прежде и не подумаешь… Это Лу Сунлин подумал уже о непосредственном своем начальстве, господине Валентине Савине, с которым и познакомился прежде всех своих здешних приключений, когда тот еще несколько лет назад куда более юным и еще более скромным, но явно сообразительным мальчиком, впервые попался ему, найдя в нем человека, с которым не страшно будет мотаться по самым дебрям Китая, изучая чайные плантации.

 Не разделив золотопромышленное занятие своих старших братьев, возрастом которые были примерно ровесниками самого Лу Сунлина, благополучно дожившего до сорока лет, Валентин Савин, едва окончивший гимназию и давно уже заинтересовавшийся неведомой страной где-то далеко на востоке, без колебаний решился поступить на восточное отделение Петербургского университета, однако вместо учебы, познакомившись с китайцами и связанными с ними людьми, занялся иного рода деятельностью, уехав в Китай и позже втащив невольно в это дело и своего племянника Михаила, который лишь годом был его моложе. Много стараний и энергии было положено, трат понесено в ожидании заветной прибыли, но повезло – дело двинулось! Чайное предприятие получило на китайском название 玉蟬, что в русском отозвалось не менее поэтично и экзотично – Торговый дом «Нефритовая цикада». Сия непривычному уху красота являлась отсылкой к сборнику «Цин и лу» – «Записи о вещах возвышенных и замечательных», составленных мастером каллиграфии и живописцем Тао Гу, жившем в эпоху, когда успели смениться пять династий в X веке по юлианскому календарю; каким-то неведомым образом Валентин наткнулся на эту вещь, найдя там «Записи о чае» и заставив Лу Сунлина помочь разобраться в хитросплетениях языка (к слову, это был не первый древний труд о чае, с которым он к нему явился), выудив небольшую заметку о плиточном чае, имевшем наименование 玉蟬膏 – Yù chán gāo, что значило примерно – паста, именованная «Нефритовая цикада». Лу Сунлин подивился его кропотливости, но название ему и самому приглянулось. Причин к спору не имел.

 Учитывая, как стали развиваться их дела, Лу Сунлин даже поверил, что в этом названии крылась самая настоящая удача. Всякое, конечно, бывало, невзгоды есть естественная часть жизни, но они справлялись.

 И даже могли вот позволить себе временно оставить дела на помощников и отправиться в путешествие, пусть и не так уж далеко от самого Китая.

 Пассажиры оценили места, выделенные им под своеобразные каюты, и разместили при помощи слуг багаж, за который ушлый капитан снова пожелал стребовать денег, но Лу Сунлин отбил эту попытку наживы. Капитан Ито был то и дело настороже, не доверяя людям из другой страны, но и сам Лу Сунлин, который хоть и говорил с ним на родном его языке, ни капли не вызывал у него доверия. Впрочем, это в малой степени тревожило. Лу Сунлин помнил и более мрачные годы закрытости Японии, еще в детстве, когда жил здесь некоторое время с отцом в порту Нагасаки по большей части. Капитан все косился на него, словно пытался насквозь прочесть. Впрочем, чего тут, Лу Сунлин давно уже чувствовал, как настроения японцев с их внезапно расцветающей цивилизацией стали меняться в отношении своего близкого соседа. Нехорошие вещи говорили дома, и Лу Сунлин чувствовал, что однажды не сможет ступить на этот остров, не считая этих людей врагами.

 Но так или иначе он не властен над умами и делами вершителей судеб мира, его задачи – думать о чае и торговых перспективах. В данном случае о японском рынке. Еще вчера с одним французским помощником Савиных, который ни слова не говорил ни на японском, ни на китайском, ни на русском, в Шанхай отправили партию закупленных здесь образцов чая. В Японии с чаем дела обстояли несколько иначе. Завезенный из Китая, он обрел в этом островном государстве свои местные традиции, и если на родине Лу Сунлина при слове чай представлялись целые плантации, холмистые поля чайных деревьев, то в Японии это было подобно небольшим участкам земли, едва ли вдохновляющим проникнуться всей священностью этого напитка, хотя – ладно, не стоило уж так изображать из себя: Лу Сунлин давно отошел от подобных взглядов на чай, практичность торговца в нем забила лопатой обычного крестьянина, боготворящего природу и дары ее. Он скорее был трезвым ценителем.

 Обработка чая здесь тоже отличается от китайской: они побывали в одном чайном хозяйстве в районе Киото, где владелец, весьма заинтересованный тем, что к нему проявили любопытство иностранные лица, оказался очень даже говорливым и охотно все показывал и рассказывал. Лу Сунлин и сам с интересом изучил, как хранят различные сорта до продажи: то, что попроще, кладут в деревянные ящики, а вот уже лучшие сорта удостаивались фарфоровых банок. В таком виде торговцы или нанятые агенты увозят все в порт, и там уже вторично в глубоких сковородах чайные листья подвергаются просушке, а после уже отправляются морем. Вкус у японского чая кажется несколько подгорелым, своеобразным, и Лу Сунлин высказал мнение, что все же пока японский чай едва ли сможет конкурировать в полной мере с китайским, но Савины хотели попробовать и решить, стоит ли игра свеч, к тому же часто выигрывали, приобретая то, что может показаться более редким, более экзотическим, а Лу Сунлин лишь пожимал плечами – не его же деньги тратятся.

 Он имел вполне четкое представление о том, откуда именно брались начальные капиталы на это дело, вроде как все из семьи, но его не должны были заботить такие вещи. Свое жалование он получал исправно, а там – ну, он всегда найдет себе работу, фирм иностранных много, впрочем, памятуя об обидах, что Китаю нанесла Англия, Лу Сунлин все же избегал некоторых контактов, впрочем, это были такие его очень отдаленные мысли, просто практичность всегда была настороже.

 Михаил звал его разделить с ними ужин, но Лу Сунлин остался на верхней палубе, наслаждаясь все сильнее чернеющим небом. Ему нравился этот момент – сгущающаяся тьма и фонари корабельные. Романтика из детства. Честно говоря, он бы предпочел сейчас быть на пути в Шанхай, и даже завидовал тому ни черта не понимающего из его слов французу, но у Савиных были дела в Хакодатэ, они желали посетить там русских резидентов, среди которых был кто-то из их дальних родственников, а Лу Сунлин в Японии был еще и их сопровождающим, который мог свободно изъясняться на местном языке, так что работа утягивала его пока что вдоль японского берега на север.

 На палубе он был не один, вокруг сновала команда, которая принялась только сейчас убирать какие-то небольшие ящики, что они не поместили в трюмы ранее. Лу Сунлин сначала следил за ними краем глаза, а потом забылся, глядя на черные волны.

 Пока вот не наступил этот самый момент, когда пришлось хладнокровно взглянуть на ситуацию и разрешить ее…

 …Сначала вообще непонятно было, что за крики устроили члены команды корабля. Лу Сунлин подумал, что они сами там между собой что-то не поделили, даже уже хотел от греха подальше так бочком-бочком – и убраться: черт разберет этих японцев, что там им в голову дало, но затем все же насторожился: кого-то били, но самое странное – не могло же казаться вот уже больше минуты – ему слышались детские вопли, и Лу Сунлин решил даже, что что-то у него уже со слухом не то, но затем – не веря – поспешил к месту разборок – к большим ящикам, и понял, что слух-то и не думал его подводить! Он увидел мальчишку лет так девяти, наверное, который пытался у огромного бугая кого-то отбить, рискуя при этом получить так, что голову снесет.

 – За борт его! Лазутчик!

 – Воровать сюда пробрался?!

 – Ты на что, сволочь, рассчитывал? – этот самый бугай внезапно сам получил вдруг хороший такой удар в нос, отлетев в сторону, и теперь лучше было видно того, на кого напала команда: мужчина сумел отразить атаку на него, но количество играло против, а положиться ему было не на кого, но он сумел хорошенько врезать еще двоим, пока вдруг не вскрикнул, отлетев к ящикам.

 Мальчишка бросился к нему, и, наверное, только поэтому парня не добили: затормозили, а сам он начал тяжело оседать на пол, хватаясь за края ящиков, но без толку. Судя по всему, его чем-то ранили.

 – За борт! – снова послышался призыв. – И мелкого тоже! Нечего тут!

 О, ну тут уже Лу Сунлин не мог больше оставаться в стороне.

 – Господа! – он оббежал их кругом и встал перед жертвами расправы, возможно, рискуя, возможно, ошибаясь: ведь он понятия не имел, кого собрался защищать, но мальчика он точно не позволит отправить в воду. – Давайте-ка успокоимся и разберемся!

 – А ты чего вмешиваешься? Тоже сейчас полетишь следом!

 – Тогда ваш капитан недополучит платы, как минимум, за одного пассажира, не говоря уже о том, что и остальные откажутся платить за такое варварство.

 – Что это? Китаец нас тут учить вздумал? – этот самый бугай, который держался за расквашенный нос, подошел к Лу Сунлину вплотную – да, ростом Лу Сунлин слегка все ж проигрывал, но детство его не едиными чайными деревьями полнилось, и уж врезать Лу Сунлин мог. Только лишний раз старался до этого не доводить, особенно сейчас, когда кости уже не готовы совершать подвиги. Но всякий случай приготовился, надеясь, что случай все же не представится.

 – Чему вас тут учить? Если ума нет, так я уж не в силах. Но я просто, наверное, напомню, что решения на этом корабле принимает капитан. Едва ли он захочет, чтобы мирное почтовое судно вдруг стало местом, откуда в воду сбросили ребенка.

 – Тебя следом сбросим, чтоб молчал!

 – Тамаки-кун, угомонись, – осадил бугая один из мужчин, было видно, что они уже успокоились, опомнились, к тому же – угрозы-то и не было. – Китаец прав, надо позвать капитана Ито. Ямамаура-кун, приведи капитана!

 Самый молодой из этого набора помчался выполнять поручение, а Лу Сунлин, все еще будучи начеку, среагировал наконец на пострадавшего, вокруг которого кружил мальчик.

 – Так, что у нас тут? Можно взгляну?

 Ему что-то ответили сквозь свист боли, Лу Сунлин не разобрал, но понял все же как позволение. Зацепили ножом по ребрам ближе к спине, есть надежда, что внутренние органы не тронуты, но лучше бы спешно осмотреть место поражения повнимательнее.

 – Я…

 – Потом расскажите, – отмахнулся Лу Сунлин, пытаясь зажать рану.

 – Одасаку! – мальчик сел рядом с раненым и устремил свой темный взгляд на Лу Сунлина, словно бы намекая на что-то. Тяжелый взгляд. Симпатичный, но жуткий ребенок.

 – А если он ваши же вещи хотел украсть! – вдруг выдал один из команды, обращаясь к Лу Сунлину, видя, как тот принялся возиться с неучтенным пассажиром.

 – Теперь-то уж точно не украдет, – хмыкнул Лу Сунлин. Да и не особо было похоже, что этот человек пришел сюда воровать. Скрываться от чего-то – более вероятно, но пока он вопросов не задавал, а тот наоборот: все что-то пытался ему сказать, точнее указать. – Что такое?

 – Окажите ему, пожалуйста, помощь, – выдохнул этот Одасаку, указывая слабым кивком в сторону, и Лу Сунлин сначала подумал, что речь идет о мальчишке, который его стерег тут, но затем глянул в проем между ящиками, приметив там – ох, вот прям улов! – еще одного ребенка.

 Команда тоже только сейчас обнаружила его, но уже не стала подымать крик. Один из мужчин, что был похудосочнее, пробрался посмотреть, что там с ним.

 – Да у него перелом, кажись! – донеслось до Лу Сунлина, и тут он ощутил уже какое-то серьезное беспокойство: мужчина с двумя мальчишками на борту, один мальчик травмирован, да и незнакомец сам пострадал, несмертельно, но и пока что непонятно, как серьезно. Все это сулило проблемы, которые Лу Сунлин никак не собирался на себя взваливать, и так-то можно было скинуть все заботы на капитана, который уже спешил к ним, однако Лу Сунлин не стал сбегать.

 Второго мальчика, который едва был в сознании – ему, судя по всему, было очень больно, пристроили рядом. Он казался более хилым, по сравнению с первым, даже потерянным. Его правую ногу сейчас очевидно терзала нестерпимая боль. Стало совсем жалко.

 – Еще мне посторонних тут не хватало! Откуда взялся?! – капитан Ито явно не был человеком, который прежде разберется в деле, скорее, предпочтет сходу горланить так, что уши заложит у всех, кто окажется в радиусе поражения, однако он чуть сменил свой тон, обнаружив, что здесь еще и дети есть. – А эти откуда взялись? Что с мальчуганом? Тамаки-кун, твою ж мать, это ты его так?!

 – Да что вы! Я пацана не трогал! Клянусь!

 – Голову оторву, если ты! – Ито отмахнулся, когда вся команда принялась подтверждать, что Тамаки-кун тут ни при чем, да еще и сам получил. – Кто его ранил? Сдурели? Мне смерти тут не нужны!

 – Это Кин-кун постарался! Вечно, чуть что, за нож хватается!

 – Он угрожал нам! Побил тут всех.

 – Ай, заткнулись! А вы тут! – капитан Ито грозно глянул на Лу Сунлина, но, приметив, что тот пытался оказать первую помощь, снова умерил свой пыл. – Так, раненый! Живой еще? Что тут забыл? Не ответишь, выкину за борт!

 Мотивация блестящая! Лу Сунлин аж крякнул от смеха, хотя в такой ситуации это, наверное, смотрелось не особо правильно, но этого не заметили. Раненый же был, в целом, в сознании адекватном, рана у него была так себе, но крови вокруг него больше не становилось – ответить на пару вопросов, возможно, протянет.

 – Кто такой? Отвечай!

 – Накамура Кинноскэ, – выдавил тот.

 – Бумажки, кто такой, есть?

 – Какие еще бумажки? – Лу Сунлин уже все же готов был вмешаться!

 – Сейчас, там мои вещи… – бормотал этот то ли Одасаку, то ли Накамура, он тронул сидящего молча рядом мальчишку, и тот подобрался притащить его узел, откуда в самом деле вынул какие-то документы на это самое имя. Еще и билет до Шанхая.

 – Ого, – капитан Ито не ожидал, что ему предъявит хоть какое-то указание на личность, даже проникся, разглядывая бумаги. – А что же вы на мое судно забрались? Мы как бы даже не в Китай плывем! И эти тут откуда? Ваши, что ли?

 – На нас напали, – вдруг заговорил мальчик, – мы работали вот вместе с ним в порту, – он ткнул пальцем во второго пацана, который, словно от таких слов очухавшись, вытаращился на него ошалело, – у нас в семьях есть нечего, приходится помогать. На нас напал какой-то человек, чтобы украсть заработанные деньги, а этот господин помог, но тот человек позвал подмогу, и пришлось прятаться.

 – Надо ж, несчастье какое! – капитан Ито вдруг прям расчувствовался, и Лу Сунлин даже подивился: капитан-то не совсем бесчувственный булыжник, проникся; хотя казалось очевидным – мальчишка врал, почти что складно, однако – врал. Но Лу Сунлин не стал его разоблачать. Первым делом стоило помочь, особенно второму мальчику.

 – Лу Сунлин, что тут приключилось?

 Он оглянулся, увидев, что на шум пришли и пассажиры уже. Один из них быстро сократил расстояние, начиная задавать вопрос о происходящем на китайском, но сбился, почти сразу же отпрянув, когда приметил кровь, но заминка была на несколько секунд, и он снова приблизился.

 – Мишель, что там? – из темноты послышался голос Дмитрия Савина, позвавшего своего сына Михаила, который начал также суетиться вокруг места происшествия. – Кого-то ранили?

 – Этих еще тут не хватало, – недовольно пробурчал Ито. – Прогоните их! Сами разберемся! – весьма фамильярно он обратился к Лу Сунлину, но тут Мишель, не обращая внимания на хмурую команду, склонился над травмированным мальчиком и мельком взглядом что-то намекнул взволнованному до бледноты Валентину.

 – Не знаю, что тут у вас приключилось, но надо сейчас же принять меры! – констатировал Мишель, глядя то на Лу Сунлина, то на мальчика и на его ногу. – Скажи, что мы можем помочь.

 Лу Сунлин, однако, прежде глянул на человека, который был непосредственно его начальством, правда не особо вникал в свое главенствующее положение в силу своей довольно мягкой природы. Валентин Алексеевич Савин самым честным образом растерялся от увиденного, поэтому, положившись на своего более решительного племянника кивнул, дав согласие.

 – Капитан Ито, – Лу Сунлин не стал тратить время еще на какие-то объяснения. – Я вижу, что выкидывать за борт вы никого не собираетесь уже, а людям нужна помощь медицинская. У нас есть средства для этого, если позволите, мы заберем мальчика и этого мужчину к себе, а вы уже потом снова переговорите с ним, если пожелаете, нам все равно еще больше суток добираться до Хакодатэ.

 – О, вы сами готовы с ними возиться? – тот вдруг обрадовался даже, видать, у них тут на судне не особо было с первой помощью, не сдох никто в ходе плавания и ладно. А сдох – так океан ближе некуда. – Забирайте. А мои парни проследят, что там вы будете делать, а то все же мало ли, конечно, – он вроде как и поверил тому, что ему объяснили, но сомнения обуревали, хотя бы не расслабляться, но все же надо отдать должное – капитан Ито имел куда больше здравомыслия, чем обычно демонстрировал.

 – Нам дали добро, Ван Тао, – обратился он к Валентину на китайском, назвав его именем-прозвищем, кое тот чисто случайно заработал в семье, в которой жил некоторое время, когда приехал в Китай. Лу Сунлин точно не знал всей истории, разве что молодой человек так и не понял, чего его так прозвали, может, созвучность сыграла роль, но затем он чисто из удобства и чтобы никого не смущать, так и стал представляться китайцам. Лу Сунлин встретил его уже в момент, когда это прозвище приросло к нему. Вроде так звали какого-то древнего врачевателя, но он точно не был уверен. – Мальчиков заберем тогда вниз, и Накамуру…

 – Капитан Ито! – встрял совсем невовремя и грубо Тамаки-кун. – Этот опасен! Я вам зуб даю, опасен! Гляньте на меня! Не стоит ему доверять!

 – Опасен? – Лу Сунлин скептически оглядел их всех. – Гляньте на него, помрет ведь скоро! – может, чуточку преувеличил степень скорости кончины лет так на дцать.

 – Не шуми, Тамаки-кун! Я сказал: пусть забирают, если хочется возиться. Последите за ними, а я позже подойду! Вот ведь! Что ж ты, прелестница! – он вдруг топнул ногой несколько раз, и не сразу стало ясно, что обращался он к своему плавательному средству, – никак не можешь нас в спокойный рейс вывести, что-то да приключится! Уж не знаю, каким богам молиться, черт разберет сейчас это правительство, кому можно, а кому нельзя!

 Так и продолжая ворчать на тему каких-то там религиозных перипетий новой Японии, он стал удаляться, а Лу Сунлин подхватил раненого и повел в каюту.