Если бы можно было, Дазай бы спокойно упустил эту возможность – увидеться с теми, с кем он жил в доме Мори. Он ни к кому там не привязался, даже легких дружеских сношений не завел, однако только несколько минут назад до него добралось осознание, что он в самом деле – уже покинул родную землю и отправляется в край совсем ему чужой, и даже представления не имеет о том, чем это все закончится. В этом было что-то и страшное, и в то же время завлекательное. Прежде он всегда испытывал какую-то вечную скуку, не зная, что может оживить его, и если бы не Одасаку… Дазай плохо представлял, что тогда было бы, но эти тени, за которыми грядет полная темнота, они бы совсем, наверное, укутали его.
И на фоне того, что теперь что-то изменится и ради этого надо забыть о том, что связывает его с прежней жизнью, быть может, и стоит снова увидеть этих ребят.
Он вошел в комнату следом за Чуей, которого встретили довольно громкими возгласами, а на него же взглянули с опасением. Кадзии Мотодзиро и Татихара Митидзо попали к Мори через несколько месяцев после самого Дазая. Их попытки сдружиться с ним были быстро пресечены, и позже они больше сдружились с Чуей, во всяком случае, Дазай частенько видел их вместе, при этом Накахара еще и был у них заводилой. Неужели Фукудзава-сан в самом деле решил, что эти двое годятся для отправки на учебу далеко за моря? Дазай их особо умными не считал уж точно. Впрочем, уже и так понял, что Фукудзава-сан и не собирался лично заниматься воспитанием тех, кого принял на временное попечение. Одасаку как-то сказал, что, возможно, Мори имел сам подобного рода планы в своей голове и даже выделил на это деньги, а Фукудзава теперь их только реализовывал, если Дазай все правильно понял. Одасаку вообще почему-то всегда Фукудзаву защищал, а Дазай ныне убедился в том, что этот человек просто нашел удобный способ от них ото всех избавиться. Среди остальных он не увидел нескольких ребят, что были старше его. Самой взрослой здесь осталась Ёсано Акико, которой уже исполнилось четырнадцать, а более из девочек никого не было. Брат и сестра Акутагава тоже отсутствовали, они единственные каплю заинтересовали его, но Дазай ни с кем из них так толком и не успел пообщаться, потому что оба в самый последний момент оказались у Мори, да и временно, судя по всему, ожидалось, что эти бродяжки, потерявшие семью, будут взяты каким-то кланом для сохранения фамилии. Но Дазай это все слышал мельком и также был не уверен, насколько точно понимал все решения Мори, веря лишь в то, что не доброта им руководила.
Еще двое, одиннадцатилетний Иноуэ Ясуси и двенадцатилетний Нитобэ Инадзо вообще никогда никаких разговоров с Дазаем не вели, Дазай разве что знал, что Нитобэ был тем еще заучкой и больше всех рвался уехать, так что он, наверное, очень счастлив отправиться в путь наконец-то. Еще один мальчик – Танидзаки Дзюнъитиро, на год младше Дазая. Тихий и спокойный, он был родственником какого-то близкого друга Мори, жившего где-то в деревне, и тот специально отправил Дзюнъитиро к нему, чтобы ребенок имел возможность получить хорошее образование, но бедняге не повезло. Сначала он оказался в числе тех, кого отправили на карантин из-за холеры вместе с самим Дазаем, Ёсано, Иноуэ, Акутагавой Рюноскэ и еще парой ребят, которых тут не было, а затем пришла новость об убийстве Мори, и Танидзаки, судя по всему, должен был вернуться назад, но так сложилось, что вот он – сидел тут вместе с Иноуэ и Нитобэ, принятый в их круг.
– Дазай-кун! А мы думали, ты уже где-нибудь рыбок кормишь! – Кадзии, едва отвлекшись от Чуи, нарисовался перед ним, чуть ли не в лицо запихивая ему свои слова. – Я предлагал тебя не искать!
– Дазай-кун! Чуя-кун! – Нитобэ поднялся с большого дивана, на котором он расстелил какую-то большущую карту. – Нам сказали, что вы нашлись, но где вы были? Теперь что? Вы едете с нами?
– Вот еще! Не хватало нам Дазая! А Чую мы с собой возьмем! – Тачихара со всей дури хлопнул того по спине, что тот аж едва не клюнул носом в пол.
– Совсем одурел?!
– Да я ж слегка!
– Чуя, а мы слышали, ты ногу ломал, – Кадзии вдруг присел возле него на корточки. – Вот эта? Ничего не торчит? Ого, целая! Скажи, кость торчала, когда ты ее сломал? Торчала?
– Как это кость может торчать? – опешил Иноуэ, видимо, никогда не сталкивавшийся с серьезными травмами.
– А вот так! Прорывается наружу! Я видел однажды! Кровищи было море! У тебя так же было, Чуя?
– Дурак совсем? – Накахара, у которого еще слишком свежи были воспоминания о его страданиях, обалдел от таких предположений. – Ничего там не торчало!
– А как тебе ее вправили? Ты правда можешь теперь ходить? А бегать? – Тачихара еще и потыкал Чуе в голень, зачем-то задрав край его юката, из-за чего тот едва коленом в нос ему не двинул. – Да я просто смотрю! Чего ты! Нога выглядит хорошо!
– Вот и не лезь к ней!
– Конечно, он может бегать. Все срастается, – Нитобэ посмотрел на них, словно на идиотов полных, даже Дазаю этот взгляд достался. – Расскажешь потом, как тебя лечили? Я запишу! Это должно быть полезно!
– Ничего он вам не расскажет. Мы с Чуей уезжаем, но не с вами.
Ребята все встали против них, глядя как-то странно. Им сказали о том, что оба они будут здесь, в Шанхае, но, видимо, никто не уточнил, что вместе с ними, вероятно, они дальше никуда не двинутся.
– Чуя, это правда? – Кадзии обратился непосредственно к нему, словно не верил, что Дазай может говорить правду, обидно, учитывая, что Дазай никогда не врал, он просто не договаривал или хитрил.
– Да, – Чуя ответил так, будто и сам в это не верил. Может, и не верил. Он вообще был слегка еще какой-то сбитый с толку после разговора с Фукудзавой. Дазаю даже хотелось спросить, а не передумал ли он уже. – Фукудзава-сан нас отпускает.
– Счастливые, – вдруг звучит голом молчавшей все это время Акико. У нее в руках была какая-то книга, и она единственная здесь в комнате была наряжена по европейской моде, и эта белая шляпка ей очень шла, но девочка выглядела какой-то угрюмой, несмотря на всю свою естественную красоту, подчеркнутую, однако, нетипичными для нее атрибутами.
Мальчишки глянули на нее, но ничего не сказали, продолжая пребывать в некотором сумбуре из-за новости. Первым все же очухался Нитобэ, оглядев их внимательно, он спросил:
– И куда же вы?
Чуя замялся в волнении, поэтому Дазай ответил сам:
– Мы уедем с одной семьей, они из России.
– Туда? – Иноуэ выпучил свои глаза так, что возникло ощущение, будто они сейчас вывалятся и поскачут мячиками, лишь бы не раздавить случайно, только Дазай в этом случае не мог бы ручаться за свою ловкость. – Да вы там в ледышки превратитесь! И нет! Я бы туда в жизни не поехал.
– Чуя, тебя что, силой туда везут? – уточнил Тачихара с серьезным лицом. – Ты скажи нам! Мы попросим Фукудазву-сана! Он не пустит. С нами поедешь!
– Э! Никто меня силой не везет! Посмели бы! Я сам решил так!
– Ты так решил, потому что думал, что тебя к твоему злобному дяде отправят, а теперь это не так, так что, Чуя-кун, ты в самом деле можешь отказаться! – вдруг поддел его Дазай, из-за чего озадачил всех вокруг еще больше, а Чую в очередной раз рассердил.
– Да что ты! Это вообще не твое дело, Дазай! Я решил ехать еще раньше! Слышишь! И точно поеду, что бы ты там ни говорил!
– Жаль, а то будешь мне только мешаться!
– Зато нам Дазай мешаться не будет, – хмыкнул Тачихара, явно нарываясь, но затем перестал скалиться, едва на него глянули. Слишком недобро. Он недовольно отвернулся.
– Раз вы так решили, значит, мы вас больше не увидим, – пришел к выводу Иноуэ, явно без сожалений; откуда бы им взяться? Но не все всё же разделяли его мысли, во всяком случае, с Чуей его друзья не особо желали расставаться. А Чуя… Дазай с ухмылкой глянул на него. Видно, он переживал, но точно не из-за Кадзии или Тачихары, он о них толком-то и не вспоминал, пока они были в Хакодатэ, среди его знакомых было больше мальчишек не из дома Мори.
– Ну, мы же когда-нибудь вернемся домой, – заметил молчавший все это время Танидзаки.
– Вернемся, но вас всех я едва ли потом захочу видеть! – расхохотался Кадзии, словно это и правда было чем-то смешным. – Я буду учиться, а потом вернусь сюда и стану доктором, кстати. Вот! Мори-сан говорил, что я смогу. И я решил так и сделать. Жаль, мы только не увидим, как поймают этого его убийцу, Оду Сакуноскэ! Его надо казнить! Я бы сам его заколол!
– Ты совсем идиот? – Дазай дернулся вперед, но неожиданно его придержал Чуя, и это словно бы образумило: не стоит, никак не стоит сейчас так вот срываться и вести себя глупо. Просто несправедливо! Дазай оглянулся на Чую, который смотрел на него с осуждением, но он впервые за все время вдруг ощутил себя ему благодарным.
– Чего это ты, Дазай-кун? Тебе что, жаль его? – не понял Кадзии.
– Дазай-кун ведь с ним общался, – припомнил Нитобэ. – Дазай-кун, а вдруг ты что-то знаешь?
– Сдурели? Просто… Если полиция не смогла сразу поймать его, думаете, у них в итоге хватит ума на это? И вообще, я просто хочу сказать, что неизвестно, кто так поступил с Мори-саном, – Дазай все равно все еще был зол. – Он был плохим человеком. И много кто захотел бы его прирезать!
– Это ты, наверное, и был, – Тачихара, видимо, хотел так пошутить, но Дазай коварно улыбнулся.
– А вот я бы! Да, пусть я. Но я бы тогда пошел и тебя бы прирезал. Бесишь!
– Дазай – придурок…
Чего с ними еще говорить? Он обвел их всех взглядом раздражительно, задержавшись лишь на Акико, которая замерла, снова отвлеченная от своей книги, и не спускала теперь с них глаз. Дазай в испуге решил, что она могла подумать что-то не то, задуматься над словами Нитобэ, она ведь тоже могла заметить, что он близко общался с Одой, а если тоже подозревает его? Боясь что-то еще не то ляпнуть, Дазай демонстративно решил покинуть этих ребят, в душе даже ликуя, что расстается с ними.
Ранее в приемной комнате остался лишь Лу Сунлин в ожидании мальчиков. Он позволил себе расслабиться, когда отпустил их повидаться с друзьями, словно буря мимо прошла, хотя понимал, что рано он подобное возомнил, и вообще был скептически настроен на то, чтобы не говорить им ничего. Наверное, они решили, что это под их натиском Фукудзава столь легко сдался, но без усилий Танеды и кое-каких иных внезапных обстоятельств, озвученных Фукудзавой Валентину приватно, ничего бы не вышло. Лу Сунлин пока что честно не знал, как относиться к тому, что они себе навязали Танеду, и Валентин взвалил себе сотрудничество с ним на шею, но, с другой стороны, Лу Сунлин сам не особо хотел связываться с рынком Индии из-за того, что та находилась под Британией, и Япония в этом плане для него как-то смотрелась менее враждебной, но вопросом главным вставали деньги. С другой же стороны, Танеда не был каким-то случайно возникшем из ниоткуда человеком, с ним можно было иметь дела, хотя бы попытаться, другой вопрос, что Савины и правда не без вечно жалостливого Валентина согласились не бросать мальчишек, раз те так уперлись, а оставаться им двоим в Японии возможности не представляли. Что получится из всего этого – кто ж ведает, но Лу Сунлин не лез в это.
В приемной комнате было душно, и он решил выйти в коридор, где были распахнуты окна. Сначала никого не увидел, и только потом приметил, что развивающиеся занавеси полускрыли двух людей, мужчин, один из которых уже собрался уходить, а другой перехватил его за руку, да тот вырвал руку и еще больше ускорил свой темп, только вот вид Лу Сунлина застопорил его. Он даже будто бы испугался, заметался, а потом, раскланявшись, обогнул его и поторопился скрыться.
– Го Цзунси, куда ж ты так? Чаю разве не хочешь со мной выпить? Я, может, хочу справиться о твоем здоровье, ибо давно ж не виделись! И матушке твоей немощной поклон мой!
Тому то ли совесть, то ли что не позволило скрыться окончательно, он оглянулся.
– Я передам ей ваше почтение, – он снова поклонился. Врет ведь. Сколько времени он уже не был в родном доме? Го Цзунси смотрел ему прямо в глаза, нахально так, а затем перевел взгляд ему за спину, чуть ли не с мольбой.
– Лу Сунлин, пусть идет, – негромко прозвучал сзади голос Валентина на русском. Он наклонился поднять что-то с пола – кисэру. Осмотрел трубку и едва не шарахнулся в сторону, увидев, что все внимание теперь переключено на него.
– Если этот бездельник и дальше продолжит ни черта не делать, я выставлю его ко всем чертям и их матерям, чтобы отшлепали хорошенько, слышишь?
– Эко ты научился выражаться!
– Смеешься. Покуда ты будешь позволять ему пользоваться твоим расположением, толку от него не будет, не говоря уже о том, что он много себе позволяет. В отношении тебя.
– Я бы ему все, что угодно позволил тогда, – Валентин это ляпнул, не сообразив, с кем говорит, и тут же весь зарделся, и отмахнулся, будто просил забыть его слова.
– Если он опять просит дать ему денег, то пусть научится на зарплату выживать.
– Да нет же… Да и не дал бы я ему. Всю свободную сумму я направил одному человеку в Токио, с утра был в банке, это на врача для Евдокии Михайловны. А Цзунси… Не обращай внимания, ты же знаешь его. Он милый мальчик. Ты же тут справишься сам? Мне надо еще в один банк успеть до ужина у господина Фукудзавы. Передай от меня извинения своим, что не буду сегодня на цзюлин и не развеселю вас своими убогими рифмами, зато у вас получится очередной шедевр ляньцзюй[1].
– Намеренно хочешь, чтобы все штрафы достались Чэнь Юй, хотя мы бы сегодня устроили что попроще, я загадки новые сочинил, но уж ладно, – хмыкнул Лу Сунлин на смущенный взгляд уже сбегавшего от него Валентина, впрочем, как раз из-за его отказа посетить их винные посиделки он меньше всего переживал: понимал, что тут дела, но другое вот…
«Милый мальчик». Лу Сунлин пережевал мысленно эти слова. Го Цзунси и правда местами мил, и кто ж скажет, что он в самом деле плохой человек, но только вот быстро навострился пользоваться чужой привязанностью и добротой. Впрочем, Лу Сунлин с самого начала дал себе зарок не лезть в дела Ван Тао, если только они не касались чая. С другой стороны, и на чай это все влияло, и приходилось как-то лавировать. Сейчас лавировать у него не было настроения, и он вернулся в комнату приема гостей, к своей радости, обнаружив, что ждать ему более не придется.
– Я думал, вы там подольше задержитесь.
Дазай сначала не понял, но затем увидел, что Чуя тоже собрался уходить, его просто задержали в самых дверях.
– Мне там не с кем прощаться, – честно ответил Дазай, при этом ему показалось, что Лу Сунлин будто бы и не удивился этому. – И что теперь? Мы правда уедем?
– Стал бы Фукудзава-сан врать вам.
– Я не знаю. Вы же не сказали нам ничего.
– Ода-сан предложил не говорить, хотя риск был в этом. Но он серьезно опасался, что ты, Дазай-кун, решишься инициировать побег. Не хотелось бы вас вылавливать потом заново.
Дазай лишь недовольно фыркнул. Одасаку переоценивает его. Побег – он уже попробовал это. Но вышло случайно, и в тот день в порту Йокогамы он и не надеялся на какой-то побег или что, полагая вернуться домой, уверившись, что Одасаку уехал живым и невредимым.
– И давно вы продумали эту встречу? – тихо спросил Дазай, наблюдая со стороны за Чуей, которого не хотели отпускать, а тот и сам будто бы колебался. Дурак.
– Тут стоит обратиться к тому, что ни у кого и в мыслях не было брать вас с собой, пока ты сам не прибежал с этим к Ван Тао. Поверь мне, Дазай-кун, если бы ты не обратился к нему, этого бы и не случилось.
– Как? Не понимаю.
– Я тоже, если честно. Но ты так отчаянно не хотел уезжать с Танедой и просился забрать тебя с собой, что заставил призадуматься. Я не знаю, о чем говорили братья, но твою просьбу они озвучили Танеде еще до его отъезда. Выкрадывать вас никто в здравом уме не собирался, поэтому решено было говорить лично с Фукудзавой Юкити. И если он не согласится, то передать вас на месте.
– Он нам сам это объяснил, – кивнул Дазай, подмечая про себя, что истории сходятся. А то, честно говоря, он уже слегка разочаровался во взрослых, что его окружали.
– Нам надо вернуться в наш отель. Ода-сан должен поговорить с тобой, раз уж теперь все открылось.
– Он молчал все это время, – Дазай ощутил, как наконец-то это осознание все же смогло его расстроить, больше не было сил не обращать внимания.
– Это было разумно с его стороны. Прощания окончены? – Лу Сунлин взглянул на подошедшего к ним Чую.
– Да. Я… Все, – Чуя выглядел каким-то сбитым с толку, но потом добавил: – Мы можем уже уйти?
– Боишься, что Фукудзава-сан передумает? Или что ты передумаешь?
– Я не передумаю! – резко выпалил он, при этом глянув на Дазая.
– Хорошо. Тогда уходим. Остальные вопросы уже решим без вас.
На обратном пути никто никому не сказал ни слова. Оба мальчика еще и дулись слегка на Лу Сунлина за то, что так подставил их, но тот даже не обращал на это внимания, и вид у него был какой-то даже расслабленный. Он еще и встретил кого-то из знакомых в районе набережной, и перекинулся приветствиями и фразами на китайском, после добавив, что это кто-то из его бывших коллег, и видно было, он обрадовался, встретив этого человека.
Обида на Лу Сунлина да и на остальных на самом деле не имела значения, Дазай был уже способен разумно оценить ситуацию и понять мотивы взрослых, хоть и обидные, но вот то, что Одасаку промолчал, и был готов с ним расстаться, его сильно задело. И с каждым шагом, что сокращал расстояние до их отеля, он все больше, чуть ли не до слез ощущал это едкое чувство почти что предательства. А если бы Фукудзава не отпустил? Все же от него зависело, какие бы мотивы его ни вели!
Их с Чуей поселили в одной комнате при похожих апартаментах, что снимал и Фукудзава, при этом Одасаку с Мишелем сразу же отправился в один из домов близ Северного города, где Валентин Савин обычно снимал жилье в период рабочих дел в Шанхае, и с мальчиками в комнатах обитали только Дмитрий и Даниил, да Лу Сунлин остался с ними в качестве переводчика. Он и не скрывал, что был доволен тем, что его не грузят сейчас привычными делами, и он мог тратить время на себя.
Сейчас же в номере старших Савиных не оказалось, Дазай не знал, куда они делись после визита к Фукудзаве, но – сюда пришел Одасаку, и даже его заранее виноватый вид не мог теперь ничего исправить. Дазай четко закрепил в себе эту нечестную обиду!
– Попрошу, чтобы вам обед принесли, – сказал Лу Сунлин, оставляя из троих в небольшой спальне.
– Я не хочу есть, – Дазай это сказал чисто из вредности, так и пронзая Одасаку недобрым взглядом, при этом чуть ли не до слез сожалея об этом. Может, Ода все же ему скажет, что все не так было, и он ничего не знал?
– Тогда попрошу порцию для Чуи-куна!
Чуя же что-то пробормотал, что тоже не хочет, но Лу Сунлин уже скрылся. Как будто специально.
Одасаку, одетый внезапно в китайское платье, которое ему жутко шло, но Дазай сейчас не хотел чего-то доброго говорить, подскочил со стула, на котором пристроился. Комната была обставлена в непривычном для мальчиков европейском стиле, и они слегка даже терялись, где бы поудобнее пристроиться, и Чуя забрался на кровать, скинув гэта, а Дазай так и стоял, не зная, может ли он себе позволить волю этому неправедному гневу.
– Я догадываюсь, что ты сейчас чувствуешь, Дазай-кун, – Ода сел обратно, просто от бессилия. – Извини меня.
Дазай мотнул головой, но и сам не понял, что значил этот жест. Он глянул на Чую, который был явно посторонним при этом разговоре, но не стал просить его уйти. Без разницы.
– Мы бы могли с тобой больше не увидеться.
– Я знаю. Но я исходил из всех наилучших для тебя вариантов.
– И ты правда считал, что если я вернусь назад, то так будет лучше? Я думал, ты понимаешь.
– Я понимаю. И именно в этом понимании, Осаму, я осознаю, как было бы лучше. Не обижайся. К тому же… Ты ведь уже сам успел об этом подумать? Нам все равно бы пришлось расстаться. Ты слушаешь? Ты осознаешь, что я останусь здесь впоследствии? А ты уедешь. Таково решение относительно тебя. Ты не вернешься к Фукудзаве, но и не останешься здесь со мной, потому что мне некогда будет заботиться о тебе, а тебе необходимо учиться. Валентин Савин и его братья чисто по доброй воле, учти это, решили принять тебя и Чую к себе на воспитание, учитывая, что вашу судьбу все равно надо было как-то решать. Слушаешь меня? Дазай-кун? Или ты уже передумал ехать? Понимаешь? Я там с тобой не буду рядом, как ты, возможно, себе представлял.
– Я знаю, – Дазай не мог побороть в себе обиду, однако кое-что принять он мог. – Я…
Он сделал шаг к нему, а потом бросился вперед, сев на колени и склонившись.
– Пусть так! Пусть ты останешься тут, а я уеду. Но зато точно буду знать, что с тобой все хорошо. И мы же сможем все равно увидеться потом, да?
Одасаку сначала вообще перепугался из-за его нетипичных действий и быстро поднял его с пола, предполагая, что Дазай там чуть ли не слезы льет, но выдержка его не оставила, а потом подивился: он не ожидал от него таких слов, но именно это осознание пришло гораздо раньше обиды, и к нему добавилось то, чего Дазай желал с самого начала куда больше: чтобы Одасаку никто не тронул и не причинил вреда. В таком случае разлука не так страшна.
– Думаю, да, – Ода не знал, как на самом деле будет складываться его будущее здесь, но в самом деле: если внезапно его личность не раскроется, то что еще ему может грозить. Высовываться он не собирался, а вдали от Японии до него вообще дела никому не будет. Он все еще считал, что торговые связи, которые обещал Танеда Савину не стоят риска с ним, но данное ему обещание помочь, кажется стоило многого. От всех этих мыслей он не мог не погружаться в какое-то восхищением относительно человека, который вдруг стал его спасением. – Но пока что мне следует вести себя тихо и лишний раз нигде не мелькать. Буду осваивать принципы торговли чаем. Как думаешь, у меня получится?
– Ты не думай, что я перестал на тебя дуться.
– Я знаю, что ты так легко обиды не отпускаешь. С Чуей в этом плане проще, да, Чуя-кун?
Тот вопросительно уставился на Оду, а потом, провоцируя Дазая, усмехнулся.
– Еще бы! Я не такой вредный, как Дазай! Его даже никто видеть не был рад, когда мы встретили всех наших! Слышишь, Дазай! Как бы никто не пожалел, что берут тебя с собой.
– Еще одно твое слово, и ты не доедешь до России!
– Хочешь подраться? – Чуя тут же соскочил с места, но его осадили.
– Нет, не хочу. Ты предсказуемый, и это не интересно.
– Эй!
– Вижу, тут противостояние грядет! – Лу Сунлин распахнул дверь, чтобы пришедшие с ним слуги Савиных Осип и Арсений смогли внести поданные с кухни подносы с едой. – Чтобы победить в сражении, надо иметь силу, а сила без еды не возьмется в теле! Так что – вперед!
Спорить было бессмысленно. Порции принесли аж на четверых, блюда европейской кухни, какие-то супы и мясо, но никто возражать не стал. Ком из горла, что мешал и дышать, и говорить, и есть, и вообще существовать, исчез, и Дазай ощутил, что зверски голоден, и мясо это показалось ему чудесно пахнущим. Он еще не смирился до конца с мыслью, что он уезжает, что Одасаку остается, но не хотел показаться глупым мальчишкой, который не понимает, что это надо, что его не оставят здесь, но и назад он не хочет.
Они с Чуей в этот момент ощущали одинаковое смятение от своего решения, только теперь осознавая его серьезность, почти со страхом, каждый со своим, каждый по своим причинам, теперь были готовы отправиться в совершенную неизвестность, и чисто из принципа не хотели показать, что испугались. При этом до самого отправления не могли полноценно осознать, что они действительно уже покинули Японию и теперь не знают, когда вернутся туда вновь.