Все сложилось просто прекрасно. Ну или почти прекрасно. Эмилю не хватало пары пустячков вроде пожелания спокойной ночи или побудки от лучшего друга. Лалли под его кроватью не ночевал.

Скорее всего, котик опять хотел побыть один. Обычно Эмиль в такие дни держался рядом, но молча, или говорил тихонько о своем, но в пяти шагах. Однако сейчас его распирало от желания поделиться чудесным настроением и успехами, так что он с утра отправился в столовую гостиницы, гордо именуемую рестораном, посмотрел во всех углах, на кухне, под столами и даже заглянул под террасу, в царство сумрака и крапивы. На оклик никто не ответил. Эмиль еще не настолько отчаялся, чтобы лезть туда лично. Он распрямился, чтобы вернуться к омлету и булочкам — и замер. По тропе к гостинице шел старший Хотакайнен. Очень стильно подстриженный и очень, очень злой. На память сразу пришли слова Миккеля про превратить в лягушек или сжечь, и у Эмиля промелькнула перед глазами вся его короткая и непутевая жизнь.

Тройняшки! Он не сдержит слово, не навестит их больше, да к тому же умрет без завтрака, но хотя бы нормально причесанным, будет хорошо смотреться в гробу, хотя нет, никаких шансов сохранить приличный вид, «просто сжечь», обугленные тушки троллей на одном поле посреди Тихой Дании, уничтоженные огненной птицей, Туури потом сказала, что это сделал ее брат, нет, конечно, тоже величественный способ покинуть сей бренный мир…

— Sinä, — прошипел Онни и добавил еще что-то, наверно, ругательное, но Эмиль таких слов не знал (и уже никогда не узнает). Или это волшебное проклятие? То есть, все-таки превратит в лягушку? Фу, гадость какая…

— Hei, Onni!

Он остановился, и Эмиль поспешил надышаться напоследок. Окликали финна две веселые молодые девушки за столиком у края террасы. Кажется, приглашали его составить компанию за завтраком, если Эмиль правильно понял их речь. И еще что-то про пирог и карты. Да, точно, они пару раз присоединялись к международной команде за игрой в карты, но особого интереса к Онни раньше не проявляли. Тот, кстати, был столь же ошарашен, как и Эмиль, но ненадолго, увы. Моргнув пару раз, он отказался от любезного предложения и перелез через веревку-ограду тропы, чтобы добраться до Эмиля и будущего места убийства.

Другой оклик донесся с лестницы террасы. Повариха столовой махала Онни рукой и говорила что-то малоразборчивое. Что-то про кухню (или суп?), починить и «мужа нет». Эмиль скосился на нее, невпопад задумался, что раньше она таких бус не носила и верхние две пуговицы кофты не расстегивала. Но Онни даже ухом не повел, отмахнулся, что потом зайдет, и в один шаг оказался совсем рядом с Эмилем. Сгреб его за грудки и энергично, с чувством, приложил об опору террасы.

Эмиль зажмурился. Было больно. Страшно. И совершенно несправедливо. Ну почему? Что этому типу не нравится?! Наконец-то выглядит как человек, плюс хорошо провел время вчера, так какого…

— Привет, мальчики! — грянул сверху, с террасы, голос Сигрюн. — Можно мне к вам?

Когда Эмиль открыл глаза, он уже летел носом в увядшую траву, а что-то позади него прошелестело, потом бухнуло в землю, потом его подняли за шкирку. Сигрюн подняла. Одной левой. Онни исчез, и лишь колыхание крапивы под террасой выдавало путь его бегства.

— Когда тебя в следующий раз так встряхнут, — заявила Сигрюн, как эксперт, — не виси ливерной колбаской, пинай противника под колено.

— До с-следующего раза я не доживу, — просипел Эмиль, как только снова мог стоять и дышать. — Но почему, Сигрюн? Ты же сказала, что он еще спасибо скажет, а это было совсем не спасибо!

— Не суетись, пацан, — Сигрюн понизила тон и потащила его прочь от гостиницы. И от столовой, омлета, булочек, горячего чая и всего прочего, чем он бы хотел насладиться, пока жив. — Я искала тебя. Надо поговорить, дело серьезное.

В полусотне метров, за кучкой облетающих берез, она решила, что отошла достаточно далеко, чтобы выкрутить громкость обратно на максимум и начать размахивать руками.

— Ну да, я прикидывалась, но блин, впервые в жизни захотела удержать мужика, а он норовит куда-то слиться, так что мне оставалось? Все человеческие способы я перебрала, взялась за иностранные, даже самые дурацкие, но вот сам видишь, ревность не сработала, так что ты моя последняя надежда. Можешь, что-нибудь сделать с моими волосами, чтобы он глаз оторвать не мог?

Эмиль ущипнул себя, досчитал до десяти… Мир остался на месте, все такой же безумный, и Сигрюн осталась на месте и глядела на Эмиля уж слишком воодушевленно. Ничего хорошего это не предвещало.

— П-погоди, — он даже заикаться начал. — Погодь. Ничего не понял. Он. Ты кого имеешь в виду?

— Миккеля, разумеется!

Мир на шажок приблизился обратно к норме. Эмиль задавал новые и новые наводящие вопросы, и постепенно картина сложилась. Итак, Сигрюн строила серьезные планы на Миккеля, а тот вроде как стал остывать к ней. Нет, она его прямо в лоб спросила, не надоела ли ему, и он ответил словом и делом, что ни капли, но… Каждый раз, когда она заводила речь о возвращении в Норвегию и встрече с ее родителями, он изобретал десятки предлогов никуда не ехать.

Лимит солнечных осенних деньков в Финляндии иссяк, и мелкий дождик перешел в крупный. Эмиль ежился и вжимался в ствол березки, но ее крона почти не давала защиты. А Сигрюн игнорировала потоки воды на собственной голове, потому что была слишком занята тем, что сама себя то подбадривала, то расстраивала, справляясь и без собеседника, но из вежливости Эмиль издавал заинтересованные звуки. Он бы не удивился, если бы дождь с шипением испарялся с ее поверхностей.

— …а потом я подумала, вдруг ничего не получается, потому что он не из Норвегии? Ну, здесь некоторые девушки говорят по-человечески, я и порасспрашивала, как они удерживают мужиков. Собрала телегу советов, один страньше другого, а вчера, пока ты укорачивал Ворчуна, думаю, а что б не попробовать штуку с ревностью? Вдруг Миккель, если увидит, как я ухожу к другому, захочет вернуть меня? Но с тех пор я его не видела. Не сработало, забодай их козел Тора.

— То есть? — Эмиль сложил дважды два, и результат ему не понравился. — Ты, э-э, развлека… осталась с Онни, только чтобы заставить Миккеля ревновать?

— А то! Нет, стопэ, что значит «развлека»? Не-не-не, я не трахалась с кузеном Прутика. Он ничего так, конечно, но куда ему до Миккеля! И зануда. Я хотела вчера чмокнуть его в утешение, так он сбежал быстрее, чем мышь из-под метлы. Вот как сейчас, фьюить — и нету.

— А завтра фьюить — и я труп. — Эмиль хотел бы умереть на месте, но трава была слишком грязной и мокрой. Хотя скоро это ему будет безразлично. Сигрюн даже не пыталась подсластить их насильственное вмешательство, Онни обязательно прибьет его, и кстати, никакой Эмиль не маг ножниц и расчески и никаких чудес не сотворил.

— Сигрюн, — спросил он без особых надежд, — можно я найму тебя телохранителем?

— Не-а, с какой стати? Капитан норвежских охотников не станет разгребать чужое дерьмо за деньги! Да не ссы, викинг, ты справишься, я верю в тебя!

— Ладушки. — Крутым викингом он себя не ощущал — скорее, будущей лягушкой. — Тогда ты, если что, защитишь меня за так, по-дружески?

— А то! Ты, главное, не забудь сделать мне стрижку, чтобы Миккель снова влюбился.

Эмиль потерял всякую нить логики. Он не умел делать людей неотразимыми, Сигрюн сама только что подтвердила это, так зачем все равно просит? Но он махнул рукой и потащил капитана обратно в ресторан. Больше без горячей еды он жить не хотел.

Да, до завтрака он добрался, но вкуса еды не ощутил — голова была занята не тем. Что делать с Сигрюн? У нее не настолько длинные волосы, чтобы замутить нечто изысканное, и от укорочения лучше не станет. Обычный ее небрежный стиль идеально подходил ее воинственной натуре. И для начала Эмиль решил сэкономить усилия и предложить лишь моральную помощь.

— Мне кажется, Миккелю ты совсем не безразлична, и твой фокус вполне удался. Когда мы с ним вчера уходили, он был очень расстроен и попросил меня сделать ему хорошую стрижку, чтобы вернуть тебя.

Сигрюн просияла, но все равно потребовала парикмахерские услуги, чтобы, так сказать, дать залп из всех орудий. Эмиль тяжело вздохнул. Может, ему только сделать вид, помахать руками, но с минимальным вмешательством по факту? Ничего кардинального, подровнять концы, загнуть вовнутрь всё, что торчит наружу, добавить легкие акценты блеском для губ и тушью для ресниц, и в Исландии, кажется, Сигрюн покупала платье… Оно еще при ней?

Вооружившись клиенткой, платьем, ножницами и расческами, он отправился в муниципалитет. Нужны еще бигуди и косметика, и он планировал позаимствовать все это у новых подруг-скальдов.

Время завтрака миновало, до обеда было еще далеко, но девушки организовали перерыв и нашли местечко для бродячего парикмахера. Даже их начальница вышла из своего отдельного кабинета узнать, почему тональность шума в конторе изменилась. Посмотрела она, как Эмиль вытаскивает бигуди из Сигрюн, как та жалуется, что положить башку в пасть гиганту и то не так больно, как скальды вокруг вздыхают и ахают от зависти — и прогнала зрителей работать. Гостей же она оставила в покое на условии, что вечером, в нерабочее время, Эмиль вернется и сотворит начальнице завивку. Эмиль поглядел на ее унылый пучок на затылке и согласился: пусть эта отсталая страна станет на одну голову ближе к цивилизации.

А еще пришлось одолжить зонт, чтобы спасти улучшенную версию Сигрюн от дождя. Эмиль несся вприпрыжку за размашисто шагавшей капитаном и все равно то и дело не попадал под укрытие зонта. Голова его совсем промокла, но куда неприятнее зудела одна внезапная мысль. Он сказал Сигрюн, что Миккель хотел подстричься, чтобы вернуть ее… Но разве их горе-врач упоминал ее имя? Разве не мог он иметь в виду другую женщину? Вчера, когда они зашли к скальдам вернуть расчески и ножницы, Миккель беседовал с девушками довольно долго о чем-то интересном, но по-исландски. А вдруг Эмиль его неправильно понял и сейчас ведет ее навстречу большому облому? В панике он не глядел вперед и на крыльце гостиницы чуть не врезался самого датчанина.

Несколько мгновений Сигрюн таращилась на Миккеля, Миккель таращился на Сигрюн, а потом они оба уставились на Эмиля.

— Швед ты недоделанный! — заорала капитан. — Что ты сделал с моим мужиком? Куда дел его прикольный мех на лице? Было так забавно греть в нем пальцы!

Эмиль съежился, но все равно попробовал отстоять свои стилистические решения.

— Но ему так больше идет! Теперь хоть похож на культурного человека, а не деревенщину. А если тебе не хватает бакенбардов, так они отрастут еще. Когда-нибудь.

Что он наделал?! Так Миккель действительно планировал охмурить какую-нибудь постороннюю дамочку, раз позволил Эмилю сбрить столь любимые их капитаном бакенбарды? Что ж, Сигрюн заслужила хотя бы лишиться иллюзий быстро и милосердно.

— А теперь слушайте сюда, — хотел рявкнуть Эмиль, но получилось не очень. — Марш в дом, пока не вымокли и не испортили себе прически. Там и поговорите, но чур я буду переводчиком. 

Однако жертвы моды так и стояли, уставясь друг на друга, и пришлось ему тащить их за рукава в свой номер. Там Эмиль включил свет и начал опрос с Миккеля. 

— Тебе нравится новая прическа Сигрюн? 

— Я глубоко потрясен и впечатлен, — ответил он торжественно. 

— Это было «да» или «нет»? — с подозрением поинтересовалась виновница торжества. 

— Решительно, определенно «да». 

— Хорошо, — вклинился Эмиль. — Тебе Сигрюн в целом нравится? 

Миккель открыл было рот, но, заметив хищный прищур капитана, ограничился простым «да». 

— Хорошо. Она говорит, что не раз позволяла тебе наносить последний удар монстрам. И что вырезала на рукоятке твоего ножа свои инициалы. И что приносила тебе какой-то редкий череп тролля… 

— В форме задницы! — встряла Сигрюн и обрисовала в воздухе нечто вроде стилизованного сердечка. 

— По-норвежски это означает, что ты ей нравишься, и она хотела бы провести с тобой всю жизнь. Так? — Эмиль сверился с ней. Сигрюн кивнула. — Миккель, ты меняешь тему каждый раз, когда она говорит о возвращении в Норвегию. По-норвежски это означает, что ты не хочешь остаться с ней на всю жизнь. Так? 

— А еще он ни на одной работе долго не задерживался, — добавила Сигрюн, — вот, может, и с бабами у него то же самое? Ни на одной не задерживается, то есть? 

Таким ошарашенным Миккель не казался, даже когда сидел чуть ли не в обнимку с Сурмой. 

— Ох. Приношу свои извинения. Я лишь поддразнивал тебя, ты очаровательна, когда пытаешься провернуть непривычные для тебя маленькие женские штучки. Обещаю, что больше этого не повторится. А другая причина… Я боюсь, что в Норвегии потеряю тебя. 

Теперь на него уставились и Сигрюн, и Эмиль. Неужели что-то способно напугать его? 

— Вот ты упомянула частую смену работы. Тенденция налицо, да, но дело в том, что при этом я никогда не уходил по своей воле. Меня увольняли. Ты же сама когда-то дразнила меня по этому поводу. И то же самое случалось при знакомствах с родителями моих, хм, увлечений. Рано или поздно они не желали более видеть меня рядом с их дочерьми, запрещали общаться, настраивали их против меня… Всегда одно и то же. Как видишь, вероятность того, что генералы Эйде тоже не захотят видеть меня среди твоих подчиненных или ухажеров, весьма велика. И все закончится. Чего я совсем не желаю. Единственным выходом мне представлялось задержаться здесь или в иных странах как можно дольше, чтобы оттянуть момент неизбежного расставания. Прости, что получалось, будто я хочу тебя оставить, в действительности мои намерения прямо противоположны. 

— Переводчик! — окликнула Сигрюн Эмиля, не отрывая глаз от смущенного Миккеля. — Я правильно поняла, этот шикарный мужчина боится, что мои родители выставят его за порог? 

Эмиль подтвердил, что именно так он и понял. 

— Идиот! — Она нежно ткнула Миккеля кулаком в живот. — Я ж тебе хреналион раз говорила, что мама с папой сделают все, что я попрошу, и им понравится любой, кто нравится мне! 

— Эм… Ты нередко переоцениваешь свои силы и полномочия. 

— Ой, да заткнись уже! — Сигрюн накинулась на него, чтобы заткнуть поцелуем. — Боишься отставки — давай примем меры! Отца моего ребенка они выгнать не посмеют! 

И она завалила его на кровать. Эмиль бочком-бочком выбрался в коридор и дверь за собой закрыл. Ну не мог он смотреть, во что превращаются две сделанные им отличные прически!  Потом до него дошло, что это была его комната. И что Сигрюн на какое-то время недоступна для обращений. И что где-то бродит жаждущий крови Онни и в любой момент может довести начатое утром избиение до конца. 

Комнаты Миккеля и Сигрюн оказались заперты. Мимо номера Онни Эмиль прокрался на выход на цыпочках. Дождь не кончился, но уже не пугал его. Зато напугала распахнувшаяся уличная дверь. Нет, ложная тревога, человек за дверью был невысокий, тоненький и знакомый.

 — Лалли, где ты был?

Эмиль улыбнулся, шагнул навстречу ему. Лалли зашипел и отпрянул назад. Непохоже, чтобы он был рад видеть друга. Таким рассерженным Эмиль его давненько не видел. Впечатление немного портил зажатый в зубах пирожок, который придавал Лалли вид кошки с мышью, и заглушал слова, оставляя только негодующие интонации. Кажется, упоминалось и имя Онни, но Эмиль бы не дал зуб на отсечение и не успел попросить повторить четче, потому что в тот же миг Лалли швырнул ему в лицо ополовиненный пирожок и бросился прочь.

Пирог был с рыбой — в растерянности подумал Эмиль. Потом — ну вот, снова Лалли начал кидаться едой. Но хотя бы не суп, и на том спасибо. Потом — черт, что мне делать?

Само собой, когда он выскочил на улицу, Лалли и след простыл. Н-да, это не заброшенная Дания, где разведчик волей-неволей вернется к танку, и его можно будет приручить обратно. Здесь Лалли может исчезнуть с концами, и фиг узнаешь почему. Неужели обиделся за кузена? Неужели все последние месяцы проб и ошибок, разговоров и молчания, общих снов и реальности будут перечеркнуты? Стоило ли потерять лучшего друга ради нескольких минут эстетического удовольствия?

Так Эмиль стоял на пороге, уже не боясь, что появится старший Хотакайнен. Пусть убивает. Может, тогда Лалли перестанет сердиться?

Ах да, Эмиль же пообещал вернуться в контору скальдов и навести красоту их начальнице. Без зонта, надежд и вдохновения он поплелся под дождь.