Шум волн с каждой секундой становится все громче. Ветер треплет спутанные светлые кудри, хватает за прядки и тянет за собой - ближе к морю. Оксана теснее прижимается к кирпичной стене, пытаясь спрятаться от разбушевавшейся погоды. Тучи сгущаются над головой, и с каждой секундой становится все темнее. И оттого тревожнее. Хотя в Оксане уже нет места для новых переживаний. Своих ей более чем достаточно.
Она крутит в пальцах визитку, которую ей всучила Алла. “Попробуй, она может помочь,” - сказала женщина, глядя таким мягким, заботливым взглядом. Материнским, практически. Так это странно все. Вся ситуация какая-то идиотская. Пока Алла разговаривала с ней и поила ароматным жасминовым чаем, Оксана чувствовала себя как на приеме у школьного психолога. Не то, чтобы она хоть раз была в кабинете психолога. Но это чувство вполне может представить.
Оно ей не нравится.
Оксана постукивает плотной картонкой по ногтям и все смотрит на мелькающее имя: Ксения Подкаменская, психолог.
- Ну что, едем? - спрашивает Гена, вылетевший из стеклянных дверей.
Оксана вздрагивает, словно и не ждала парня здесь. Она торопливо засовывает визитку в карман и кивает. Начинает накрапывать неприятная морось, заставляющая девушку втянуть голову в плечи. Сейчас проблем с тем, чтобы обхватить Гену за талию, не возникает. К тому же он оставил рюкзак в Коралле, так что Оксана может удобно прижиматься к его спине. Но она все равно старается не напирать. Да и неловко так навязываться. Она все еще не понимает, как им быть. Но утешает себя тем, что Гена хотя бы не отталкивает ее.
Хотя бы.
Оксана зажмуривается и поворачивает голову в сторону мелькающей береговой линии. Хотела бы она прокатиться без шлема. Девушка гонит прочь мрачные мысли о разбитых на полных скоростях головах. Вместо этого пытается представить, как мягко ощущалась бы Генина куртка, как приятно было бы уткнуться подбородком в его плечо, как развивались бы ее собственные волосы на такой скорости. За этими мыслями она упускает момент, когда берег и море скрываются из вида и уступают место панорамам хаотичной городской застройки. Сталинки сменяются хрущевками и дореволюционными домами, между которыми высятся новостройки разной степени безобразности. Еще немного и они подъедут к ее району. Оксана жмурится и понимает, что от волнения ее начинает подташнивать.
Она все не может перестать думать о словах Аллы.
Оксана испугалась, когда ее позвали на разговор. Это болезненно-сильно напомнило ей допросы черноморского следователя, который все пытался докопаться до правды год назад. Оксана тогда сидела, сжав губы в тонкую линию, и врала, врала, врала. Врала, чтобы защитить Борю - настолько, насколько вообще была способна. А правду она говорила только про Рауля.
“Вы давно знакомы с Раулем Кудиновым?”
С пеленок его знаю. Наши отцы дружат. (Лучше бы я не знала его никогда. Лучше бы он не появлялся в моей жизни. Лучше бы ему сразу после школы разрешили свалить на все четыре стороны, как он того хотел.).
“Рауль раньше был склонен к агрессии?”
Да. (Господи боже, да вы не представляете, на что он способен.).
“Между вами что-то произошло? Вы так напряженно о нем говорите, Оксана”
Он прострелил Локону колено и чуть было не пристрелил Анжелу, как еще я должна о нем говорить? (А может, стоит рассказать? Сказать, что он сделал со мной?).
- Марин, проверь Гену, хорошо? Пока он себе чего не надумал, - мелодичный голос Аллы вырвал Оксану из воспоминаний, да так резко, что девушка вздрогнула, - Оксан, какой чай пьешь? Черный или зеленый?
- Черный, - выпалила девушка, краем глаза проследив за скрывшейся за дверью официанткой.
Сказала “черный”, потому что зеленый всегда напоминал ей по вкусу высушенную траву. Хотя вот мама обожала именно зеленый. А еще ромашковый. Оксана опустила голову, почувствовав, как от одной мысли о семье, внутри заворочалась тревога. В очередной раз.
- Черный, так черный, - с улыбкой выдала Алла и начала колдовать над чайником.
Оксана следила за чужими руками, старательно пытаясь понять, что именно абсолютно незнакомая женщина хотела от нее. Но уставший от стресса и переживаний мозг буксовал, не давая сложить два и два, не то что понять чужие мотивы. Она коснулась занывшего от усердного мыслительного процесса виска и прикрыла глаза. В кабинете было прохладно и едва уловимо пахло цитрусом. Оксана была готова поклясться, что могла бы заснуть прямо на этом диване - она ужасно устала. От признания, от эмоциональных качелей, от постоянных волнений.
- Держи, - Алла протянула кружку дымящегося чая и сама устроилась на противоположном конце дивана, - Вот для чего Зуев отпрашивается то и дело…
Оксана сжала ручку в тонких пальцах и взглянула на темную поверхность, лишь бы не смотреть на собеседницу.
- Он тебя еще в какой-то притон потащил? - осторожно уточнила Алла, наклонившись ближе.
Она с недоверием глянула на женщину, не понимая, что та пытается узнать. Но молчание девушки она считала по-своему. Она откинулась на спинку дивана, провела ногтями по подлокотнику, раздраженно цыкнув.
- Вот оболтус, - пробурчала Алла, закидывая ногу на ногу.
- Так о чем вы хотели поговорить? - не выдержала Хэнкина.
- Хотела уточнить в порядке ли ты, - честно призналась она, пожав плечами, - Только и всего.
Оксана совсем невесело хмыкнула и опустила голову. Нервным движением отвела часть спутанных кудрей с лица и заправила за ухо. В порядке ли она? Она уже забыла, что значит “быть в порядке”.
- Тяжелая неделя, - выдала Оксана, отпив из кружки.
Алла молча посмотрела на нее, а потом резко поднялась с протяжным “Ясно” и принялась искать что-то на собственном столе. Так в руках Оксаны оказалась визитка.
- На случай очередной тяжелой недели, - мягко произнесла она, позволив себе отвести локон со лба девушки.
Оксана встретилась с чужим взглядом и показалось, что женщина все прекрасно понимала. Видела ее как на ладони. Но ничего почему-то не сказала.
- Серьезно? - с недоверием уточнила Оксана, но возвращать визитку не стала, вместо этого крепче сжала ее в руке.
- Попробуй, она может помочь, - уже тверже проговорила женщина.
Оксана крепко зажмуривается и шумно выдыхает, на ее счастье, они едут быстро и едва ли Гена может расслышать этот крошечный вздох. Понимает, что за поворотом ее дом, где скорее всего собрались: и мать, и отец, и брат. Оксана категорически не хочется туда идти. Не хочет заходить в знакомый исписанный граффити подъезд, подниматься по бетонным ступеням, выложенным дешевой раскрошившейся плиткой, видеть набившую оскомину дверь. Но нужно. Она не может все время избегать родных и ночевать непонятно где. Какими бы милыми друзья Гены не были - все это временно.
Все в жизни временно.
Так она однажды сказала, когда в очередной раз спорила с отцом. Вот и эти несколько суток, свернувшиеся в один бесконечно-длинный день, заканчиваются. Когда она слезает с мотоцикла, то чувствует это особенно явственно.
- Ну… вот и все, - в голосе Гены почему-то звучит такая тоска, словно они больше никогда не увидятся.
Хотя кто знает. Может он опять сбежит?
- Ген… спасибо, - искренне благодарит Оксана, выдавливая из себя улыбку.
Только вот не выходит. Губы перекашивает, и она тут же прячет эту недо-улыбку от парня. Такого может и достойны ворчливые комментарии отца, несмешные шутки матери, перешептывания приятельниц, но точно не Гена.
- Ну, всегда пожалуйста, что ли, - Гена не отрывает рук от руля, как будто готовится сбежать от нее в любую секунду.
И выглядит при этом ужасно уязвимым. Оксана не сдерживается, хоть это наверняка и неправильно, делает короткий шаг к парню, заключая его в объятья. Девушка вернула ему куртку, и теперь создается ощущение, словно она обнимает плюшевого мишку. Так и есть. Гена оказался самым настоящим плюшевым медведем. Очаровательным, с темными глазами-бусинками, теплым и мягким.
Оксана жмется ближе, привстав на цыпочки, и ловит себя на том, что не хочет отстраняться. Никакой паники уже нет. Да и неоткуда взяться - она полностью контролирует происходящее. Даже, когда руки Гены обвивается вокруг нее в ответ. Оксана открывает глаза и смотрит на родной дом, ища взглядом окна собственной квартиры. В Борькиной комнате горит свет. И всего на долю секунды ей мерещится, что занавеска дергается.
Ну все. Она точно сходит с ума.
Эта мысль помогает ей понять, что пришло время отступить. На Гену смотреть нет никаких сил. Ощущение, словно они на самом деле расстаются, лишь усиливается с каждой секундой.
- Пока, - шепчет Оксана, отстраняясь, и ей кажется, что она вот-вот заплачет.
По крайней мере предательские слезы встают поперек горла.
- До встречи, - шепчет Гена, нехотя убирая руки с ее талии, - Пиши, если понадобиться дешевое такси.
Оксана не сдерживает глупый смешок, заставляющий слезы выступить на глазах. Она хлопает парня по плечу и разворачивается на пятках, стараясь как можно скорее преодолеть расстояние, разделяющее ее и подъездную дверь. Внутри дребезжит и бьется так, что Оксана и не особо верит, что сможет сдержать приступ истерики. Но каким-то чудом ей удается подняться на свой этаж, найти в карманах ключи и открыть дверь, не проронив ни единой слезинки.
Дома глухо шумит телевизор с мелькающим на экране очередным безвкусным сериалом на восемьдесят серий, которые мама так любит ставить на фон, пока занимается делами. Но пока никого из родных не видно, и это только на руку Оксане. Она быстро скидывает кроссовки, снимает куртку и старается как можно тише закрыть за собой входную дверь. Но предательский замок слишком громко щелкает - девушка машинально пригибается, стараясь стать меньше.
Она торопится, хочет ускользнуть в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Но тут слышит оклик, заставивший ее замереть посреди коридора:
- Оксан? - первым замечает ее брат и тут же подрывается со своего места.
Оксана прикрывает глаза, выдыхая, и собирается с силами. От разговора ей уйти точно не удастся, как бы ни хотелось. Парень встает напротив и пробегает по ней обеспокоенным взглядом. Вид у нее наверняка не лучший: волосы спутались, под глазами пролегли тени, да и в целом лицо осунулось. Именно в этот момент она понимает, что ничего не ела со вчерашнего дня. А дома так вкусно пахнет - мама снова наготовила гору еды, как будто бы у них в семье человек десять, а не четыре человека, крайне редко забегающих на перекус. Оксана смотрит в сторону обеденного стола, на котором одиноко стоит оставшаяся с обеда тарелка.
Для нее.
Это заставляет Оксану вспыхнуть. Мама наверняка волновалась, звонила, написывала. “Блять,” - мысленно ругается она, понимая, что не слышала ни одного звонка. Она выключила телефон, чтобы ее не дергали, и до сих пор не додумалась проверить его. И сейчас, глядя в обеспокоенное лицо брата, она чувствует себя круглой дурой.
- Что случилось? Тебя всю ночь не было, - Боря выглядит по-настоящему встревоженным, - Что у тебя…
Он хочет уже было потянуться к ней, дотронуться до спутанной пряди, но одергивает себя. Конечно. Это и не удивительно - между ними теперь столько стен и барьеров, что даже такое проявление внимание кажется чрезмерным.
- Борь, я… - начинает было девушка, когда в коридоре возникает силуэт ее отца.
- Ты где была? - строго спрашивает отец, скрещивая руки на груди.
Стоит Оксане увидеть его, как все желание говорить пропадает. От командирского тона поджимается нутро, и ей хочется рвануть наутек. К счастью, он хотя бы трезвый.
- Чего молчишь? - продолжает давить отец, - Что с видом? Ты не можешь шляться несколько суток, а потом приходить вот так.
Ну, конечно. Ее одежда и спутанные волосы - это главная проблема. Так было всегда. И видимо ничего, никогда не изменится. Оксана зачем-то кидает короткий взгляд на затихшего брата, словно стоит ожидать от него защиты. Обычно перед родителями именно она защищала его, а не наоборот. Она ведь старшая.
- Оксана, я с тобой разговариваю! - выкрикивает мужчина, яростно бегая взглядом по лицу дочери.
- С Геной, ясно?! - выпаливает Оксана, гневно сжимая кулаки, - С Зуевым я была, понятно?! Весь день!
Лицо Бори каменеет, но ей уже плевать - она не может остановить рвущуюся наружу правду. Хотят лезть в ее жизнь? Пусть слушают все. Она устала бегать, устала прятаться, устала лгать. Пора это прекратить. Нельзя так долго делать вид, что все в порядке.
- Меня изнасиловали, - жестко и чересчур звонко произносит Оксана, скорее всего это слышно за пределами квартиры (у них всегда были проблемы с шумоизоляцией), но ей плевать, - Рауль. Год назад.
Она видит, как хлопает глазами брат, замечает, как замирает отец. Время словно бы замедляется, а все звуки пропадают. Все, что слышно в пространстве их огромной квартиры - громкий голос Оксаны.
- Я залетела, - продолжает девушка, сверля взглядом обоих, - А потом сделала аборт.
Но ощущения меняются стремительно - сердце начинает стучать все сильнее, в голову бьет так, что окружающий мир начинает медленно покачиваться, а легкие сжимаются до микроскопических размеров. С каждым словом Оксана говорит все тише и тише, чувствуя как в мгновение вспыхнувшие эмоции постепенно утихают, становятся все менее буйными. А на место безрассудной смелости приходит самый натуральный ужас.
- А с Зуевым… - практически шепчет она, уставившись на линолеум под ногами, - С Геной мне наконец-то спокойно.
Спокойно - не совсем то слово, но лучшее, что она может придумать сейчас. Хорошо, светло, тепло и счастливо. Вот как с ним. С ним весело. С ним уютно. С ним незабываемо.
После ее слов воцаряется звенящая тишина, отец таращится на нее с глупым выражением лица, все сильнее сжимая руки на собственных предплечьях, а Боря быстро отводит взгляд в сторону. Он утыкается в пол, прямо как маленький бычок. Оксана знает, что будет дальше, и смотреть на брата с каждой следующей секундой становится все более невыносимо. Не после того, что она рассказала. У Бори привычная реакция: ноздри раздуваются, а кулаки сжимаются так, что белеют костяшки. Оксана вновь смотрит на бледного отца, в его пустые глаза - хотя может все дело в освещении, - и он, к ее удивлению, тут же отворачивается.
Ее это выбивает из колеи. Реакция отца делает все сказанное реалистичным, всамделишным. Она действительно призналась им. Спустя год. И они не пытаются хоть что-то сказать, хоть как-то утешить ее, они просто… стоят и даже не глядят в ее сторону. Оксана чувствует, как внутри поднимается самый настоящий гнев.
Вот так. Это все?
- Что?! - девушка практически кричит, - Не можешь теперь смотреть на меня?!
- Ты почему… - отец говорит так, словно его речь замедлили раза в два на проигрывателе.
- Почему “не рассказала раньше”? А что бы ты сделал? - ее голос холоден, - Зачем?! Чтобы вы вот так же не могли смотреть на меня, чтобы носились как с писанной торбой?
- Мы бы присматривали за тобой! - у отца дребезжит голос, пока на его фоне дребезжит сам Боря.
Не смотри. Не смотри. Не смотри.
И все равно Оксана замечает его стеклянные глаза, его раздувающиеся ноздри и сжатые кулаки. Она с трудом отворачивается от брата в сторону так, чтобы совсем не видеть его. Иначе попросту распадется на части.
- Я хочу нормальную жизнь, а не сидеть в клетке под камерами!
Отец не пытается спорить - впервые за долгое время. Он вообще не пытается ничего сделать. Тишину разбивает лишь их общее шумное дыхание и тихие, шаркающие шаги за спиной.
- Оксан… - слышит она голос матери и вздрагивает.
Именно появление мамы действует на девушку, как пистолетный выстрел. Слезы в одну секунду возникают на глазах, застилая собой обзор. Оксана даже не оборачивается - смотреть на нее просто нет сил. Не после всего того, что наговорила. Оксана срывается с места, протискиваясь между братом и отцом. Чувствует хватку на плече, но тут же брыкается, сбрасывая чью-то особо мягкую ладонь. Кажется, это был Боря. Не сейчас. Не нужно ее трогать. Не когда каждый вдох дается с таким трудом.
Оксана кое-как запирает дверь, и для надежности наваливается на нее. Касается груди и понимает, что ей не хватает воздуха для полноценного вдоха. Слезы катятся по щекам, обжигая кожу, и девушка принимается яростно стирать влажные дорожки. Кожа от этого раздражается, краснеет, ее начинает пощипывать, но Оксана не останавливается. Только вот истерика тоже не прекращается, а в голове рой из несвязных мыслей.
Кое-как она добирается до кровати, забирается в самый центр и сворачивается калачиком, мелко вздрагивая. Пытается хватать воздух ртом, безмолвно шевеля губами. Со слезами бороться перестает - все равно бессмысленно, все равно они так и продолжают течь. Шмыгает носом и обхватывает собственные колени, ожидая, когда все просто закончится.
Оксана не знает сколько так лежит. Но стоит ей почувствовать, как эмоции стихают и на их место приходит пустота, она сдвигается, отводит волосы с лица и подтягивает под голову подушку. Плед под ней обманчиво напоминает куртку Гены, и от одной мысли о Зуеве Оксана готова снова расплакаться. “Да что же это такое,” - мысленно ругается она, - “Возьми себя в руки”. От самокопаний ее отвлекает шорох за дверью. Кто-то робко скребется к ней в комнату. Поворачивает голову в сторону этого звука, ро больше не двигается. Потом раздается стук - совсем робкий, едва различимый.
- Оксан, там мама… - Оксана слышит приглушенный голос Бори, - В общем, еды разогрела.
Он двигает чем-то, слышится шум посуды. Он тихо ругается под нос, смешно бормочет, и говорит:
- Я оставлю… Оставлю под дверью, если что осторожнее…
Он прокашливается, топчется на месте, а Оксана не может отвести глаз от двери. Но и двинуться тоже не может. Так и лежит, слушая стихающие шуршание. Укладывает щеку на подушку и прикрывает глаза, истощенная после произошедшего.
- Ты ж не ела, наверное, - неуверенно добавляет Боря, - И если. Ну, если ты хочешь поговорить… В общем, ладно.
Она слышит, как он уходит, и зарывается носом в мягкую ткань. От наволочки пахнет цветочным кондиционером - мама накупила какой-то новой химии, и теперь ото всех вещей пахнет непривычно. Оксана думает, что стоит все же встать и забрать тарелку, но сон захватывает ее быстрее, чем она успевает осуществить задуманное.
Снится ей что-то неопределенное, но очень тягучее и ленивое. Лишь назойливое гудение раздражает. Оксана не сразу понимает, что звук раздается в реальности. Она ворочается, бурчит под нос и пытается отмахнуться. Сон спадает липкими остатками, никак не желая отпускать девушку. Она мычит и шарит по подушке в поисках телефона. Кое-как ей удается нащупать его и даже принять звонок.
- Алло? - заспанно спрашивает она, приподнимая голову, и пытаясь понять где вообще находится.
- Оксан, ты куда пропала? - от бодрого голоса Нади стреляет в висках, девушка морщится и отводит смартфон в сторону, - Весь день тебе пишу-пишу, а ты ни привета, ни ответа.
- Тяжелый день, - бормочет Оксана, поднимая голову и пытаясь разглядеть время на часах. Показывает половину восьмого.
- Да уж… слышу, - Надин голос меняется, - Может встретимся? Улучшим твой день.
- Вот как ты клиентов завлекаешь, - хмыкает Оксана, переворачиваясь на спину, и смотрит в потолок, пытаясь окончательно прийти в себя.
Надин смех взрывает тишину, повисшую на долю секунды. Ее хохот такой заразительный, что Оксана не может сдержать улыбки. Она трет глаза свободной рукой, смахивая мутную пелену, и пытается тихо зевнуть.
- Так что? Идем?
- Куда? - Оксана продолжает тереть глаза, не до конца понимая, чего вообще подруга хочет от нее.
- Поедим, а потом… не знаю, я если честно уже и не думала, что ты согласишься.
Оксана медлит. Так ли ей это нужно? И есть ли у нее вообще силы? И желание?
- И-и-и? - вопросительно тянет Надя, устав ждать ответ.
Совершенно внезапно в голове всплывает образ отреставрированного ДК, приветливых музыкантов, а самое главное - Гены. Хочется стукнуть себя по лицу. Докатилась. Она серьезно хочет потащить за собой подругу не пойми куда, чтобы просто встретиться с парнем?
Но им надо поговорить (по крайней мере, именно так девушка оправдывает свое желание увидеться с Зуевым).
- Есть одно местечко, - говорит Оксана, медленно поднимаясь, - Заберешь меня, хорошо?
Она быстро приводит себя в порядок - насколько это вообще возможно. Стоило бы принять душ, отмокнуть в ванне, но на это нет времени. И сил. Так что в ее распоряжении остаются лишь салфетки, дезодорант и духи. Оксана не смотрится в зеркало - не хочет портить себе настроение еще больше. Поэтому быстро расчесывает волосы и собирает их в пучок на голове, освежается (насколько это возможно) и быстро переодевается.
Оксана открывает дверь и чуть было не вляпывается в тарелку с остывшей поджаркой и пюре. Она тяжело выдыхает. И на секунду - всего на секунду, - она задумывается, что стоило бы остаться дома. А потом она вспоминает взгляды отца и брата, их напряженное молчание. И становится совсем уж муторно, особенно, когда она представляет семейный вечер в гостиной за просмотром телепрограммы.
Она проходит по коридору, стоит ей показаться, как все три головы поворачиваются в ее сторону. Оксана замирает, хотя стоило бы схватить вещи и быстро выскользнуть за дверь.
- Ты куда так поздно? - спрашивается отец, поднимаясь с насиженного места.
Ножки стула скрипят оглушительно громко, проезжаясь по барабанным перепонкам. Оксана отмирает, быстро наклоняется и ищет свою обувь.
- Гулять, - отзывается она, натягивая кроссовки.
- Серьезно?
- А что? - с вызовом уточняет она, - Со мной может случиться что-то еще?
Это отвратительно. То, как она поступает с ними. Как давит на отца. Наверное, он этого не заслуживает. Может он просто растерялся. Оксана понимает, что скорее всего так оно и было. Но не может забыть его взгляд, его холодный тон, то, как он отвернулся.
Отец молча сжимает губы, но не пытается ее остановить.
- Телефон не выключай, - тихо говорит он, заставляя дочь удивленно вскинуться.
Оксана ждет, что он скажет еще что-то, но вместо нотаций, попыток схватить и запереть дома, он просто уходит обратно. Девушка ловит внимательный взгляд матери и тут же отворачивается.
- Все, я ушла, - рапортует она, выскакивая за дверь, и быстро сбегает по ступеням вниз.
С каждым следующим шагом сердце колотится все громче, и ей кажется, что кто-то из семьи обязательно кинется за ней. Ждет какой-то подставы от отца - не может быть все так просто. Он никогда себя так не вел. Но никакие из ее опасений не претворяются в жизнь.
Во дворе ее уже ждет Надя. Она весело сигналит, стоит девушке только появиться на улице. Оксана забирается на переднее пассажирское сидение и с силой захлопывает дверь.
- Какая ты нервная, - хмыкает Надя, окидывая ее внимательным взглядом, и выгибает бровь.
- А, привет, извини, - отзывается Оксана, быстро пристегнувшись, и откидывается в кресле с тяжелым вздохом.
Надя ничего не говорит, включает музыку и молча трогается с места. Девушка готова расцеловать ее за это. И за то, что она завозит их в Макавто. У Оксаны урчит в животе, и ей несколько неловко за это, но подруга только понимающе улыбается и заказывает им побольше еды.
- Так куда ты нас поведешь? - хихикает Надя, разворачивая свой бургер и тут же вгрызаясь в него так, словно это она не ела сутки.
- Поехали в ДК.
Надя удивленно моргает, не отрываясь от собственного ужина, но послушно кивает, не задавая никаких лишних вопросов. Она вообще редко пытается без спроса влезть в Оксанину голову. За это девушка тоже ей ужасно благодарна.
- В ДК, так в ДК, - бормочет та, откладывая еду в сторону, бережно упаковывая ее обратно в коробку, и берется за руль.