Глава II

К сожалению, ни на следующий день после этого вечера, ни на следующий за ним Цуки никак не смог выделить время для общения с друзьями. Работы было так много, что он заканчивал поздним вечером, и желание у него было только одно - поскорее забраться в постель и уснуть. Он с трудом находил свободную минутку, чтоб кое-как поесть самому да накормить котов. Нежный, ласковый Сики на такое невнимание со стороны любимого хозяина глубоко обиделся и нарочно игнорировал Цуки, когда тот вваливался домой, а Тэккан из мести разорвал когтями старенький, но удобный дзабутон, сидя на котором, Цуки работал. Цуки испытывал некоторое чувство вины перед своими питомцами, но исправить пока ничего не мог - слишком устал.

Утром субботы он так разоспался, что проснулся аж в полдень. Ужаснувшись своей лени, Цуки быстренько встал, умылся, оделся и позавтракал оставшимся с вечера ужином, который ему завернули с собой в ресторанчике. Сики, будучи по натуре своей совсем не злопамятным, сверкал глазами из дальнего угла - ближе подойти не позволяла гордость, а Тэккан со всем возможным для кота достоинством прошествовал мимо Цуки, грозно что-то проворчав, а потом выцепил из-под стола крышку от баночки чернил и принялся гонять её по полу.

Закончив с завтраком и убрав со стола, Цуки мечтательно подумал о противоположном берегу реки, неподалеку от моста, высоком и не слишком пологом, и о росших там кустах жасмина. Именно там, возле этих кустов, Цуки и любил отдыхать, когда не хотел никого видеть, даже друзей - а такое случалось нередко. У него даже сложился определенный ритуал - на берег он всегда брал с собой кого-то из любимых авторов, чьи книги и утешали, и отвлекали, и радовали, и печалили; два онигири с разными начинками - с маринованной сливой и с тунцом, и пару бутылок лаймового рамунэ. Ритуал этот Цуки повторял каждый раз, когда ему хотелось отдохнуть на берегу, и не намеревался его менять.

Позднеавгустовский ветер звенел фурином, и Цуки, подойдя к окну, снова подумал о вчерашнем незнакомце, даже попытался представить, чем он может быть сейчас занят. Может быть, рисует - тушью и мягкой кисточкой по тончайшей рисовой бумаге? Это занятие бы ему пошло. Или сидит на крыльце с чашкой ароматного, горячего чая, и любуется тем, как медленно засыпает лето, уступая место осени?

Цуки отошел от окна к книжному шкафу, протянул руку к третьей сверху полке, на которой у него стояли самые любимые книги, и наугад вытащил одну. "Пионовый фонарь" Санъютэя Энтё¹. Что ж, отличный выбор на сегодня.

Пока Цуки стоял у шкафа, из-за угла вышел Сики и запрыгнул на стол, на котором, что хорошо, ничего не было. Он немигающим взглядом посмотрел на хозяина, потом отвернулся и стал вылизываться, хотя его белая шерсть и так сверкала чистотой, особенно в лучах солнца, падающих через открытое окно. Решив, что Сики пока не готов полностью сменить гнев на милость, Цуки, одевшись, покинул квартиру.

Традиционный провиант для отдыха он всегда покупал в небольшой закусочной, которая как раз была на пути от его дома к мосту. Конечно, онигири и рамунэ можно было купить далеко не только там, но Цуки ценил каждый шаг ритуала и не изменял ему. Вот и сейчас он, ожидая, пока приготовят закуску, сидел за небольшим столиком у окна и привычно смотрел на улицу. За этим столиком он сидел и в первый раз, когда только нашёл это место. В тот день они гуляли с Мотомэ по городу, болтая ни о чём и просто радуясь свободному вечеру, как вдруг внезапно полил дождь. У них обоих не было зонтиков, и, чтоб не вымокнуть, им пришлось спрятаться в ближайшем попавшемся им заведении - как раз этой закусочной. Сидя здесь, Цуки каждый раз вспоминал тот дождливый день и как они с Мотомэ, смеясь и ругаясь, бежали к укрытию, и улыбался.

Он забрал готовые онигири, достал из холодильного шкафа две бутылки рамунэ - на тёплом воздухе их стекло тут же покрылось крохотными капельками воды, которые сверкали, отражая солнечные лучи, - расплатился и вышел на улицу.

Цуки шёл по улице медленно, никуда не торопясь. Дорога до его излюбленного места - тоже часть отдыха, и сейчас он наслаждался им, неспешно глядя по сторонам и подмечая мимолётные детали. Вот трёхцветная кошка разлеглась на тротуаре, не заботясь о том, как теперь тут будут ходить люди, вот стайка воробушков, громко чирикая, клюют крошки, которые им кто-то заботливо рассыпал, вот у окна первого этажа одного из домов сидит девушка с распущенными волосами и расчесывает их, вот с хохотом пробегают мимо двое мальчишек, явно играющих в догонялки...

Цуки даже слегка пожалел - впрочем, не впервые - когда дошёл до моста. Он покидал город, дальше его ждала совсем другая действительность. Ничуть не менее красивая и любимая, но другая. На мосту он тоже задержался, сначала посмотрел на блестящую под солнцем реку, отражающую редкие облака, а потом - на сами эти облака.

Наконец он устроился на своем любимом месте. Положил на траву книгу - проверив перед этим, чистая ли она, сухая ли - рядом примостил закуски и напитки. И вздохнул полной грудью. Как бы ему ни нравилось в Токио, где он родился и вырос, бывать за его чертой ему нравилось куда больше. Здесь и дышалось легче, и думалось медленнее, и казалось, что ты сам замедлился настолько, что тебе впору сочинять сотни хайку о том, как мошка ползет по травинке, а воробей в ветвях жасмина о чем-то чирикает другому воробью.

Открыв книгу, он начал читать. Несмотря на то, что наверное, уже наизусть её знал, она при этом умудрялась не надоесть ни на грамм.

Он успел прочитать, наверное, страниц двадцать, как услышал вдруг давно знакомый голос, окликающий его чуть ли не на всю округу.

- Цуки! Цуки, вот ты где!

Цуки даже не надо было смотреть в сторону, откуда доносился голос, чтобы знать, что это его давний и самый лучший друг Мотомэ. Он бежал по мосту, размахивая чем-то, напоминающим билеты.

- Папа достал билеты! Творческий вечер!

Мотомэ с удивительной для его неудобных (на взгляд Цуки) даже для ходьбы гэта скоростью добежал до Цуки и рухнул на траву рядом с ним. Низкий хвост, в который он завязывал волосы, слегка растрепался, сам он едва переводил дух, утирая лоб рукавом. При этом он выглядел совершенно счастливым.

- Билеты, - отдуваясь, выпалил он. - На нас двоих!

О творческом вечере, на которые отец Мотомэ достал билеты, сам Мотомэ говорил всю неделю или даже чуть дольше. Из долгого путешествия по стране возвращался Хорикава², весьма известный прозаик и поэт ("Он состоял в "Обществе Пана"³, можешь себе представить?!" - восторгался друг), а с ним - несколько его ближайших учеников и последователей. Говорили, что на этом вечере он прочтёт новые, ещё нигде не опубликованные произведения. Само собой, как только Мотомэ узнал об этом (а он, благодаря связям и положению своего отца, знал очень многое), он только и мог думать, что об этом вечере.

И вот теперь желанные билеты у него.

- Ты ведь не передумал? - спросил он, заглядывая в лицо Цуки, куда менее восторженное, чем его собственное.

- Нет, мы же договорились, - улыбнулся Цуки. - К тому же мне самому хочется побывать там.

- Смотри, если ты не хочешь, я приглашу Ёсинагу-куна!

- Сходит в другой раз, - ответил он. - Или пусть сам билеты раздобудет.

- Я рад, что ты все ещё хочешь пойти! - отозвался Мотомэ.

Потом резко изменился в лице - оно стало отстранённо-мечтательным.

Цуки отлично знал, что это означает. Его друг достал из-за пазухи блокнот и карандаш и, почти влюблённо глядя на лист бумаги, принялся быстро шуршать грифелем, записывая что-то.

Мешать в такие моменты Мотомэ не стоило, да и, если честно, было бесполезно. Цуки открыл закрытую было книгу и продолжил читать.

- Извини, - сказал он спустя некоторое время, захлопывая блокнот и пряча его на место. - Ты же понимаешь.

- Вдохновение, - с улыбкой кивнул Цуки, снова жалея, что не сочиняет ничего сам, а только и может, что редактировать чужое - причем чаще всего ещё и не слишком талантливое. - Мог бы перестать уже извиняться, ты сочиняешь почти всё время, что я тебя знаю. И я ни разу не имел ничего против.

- Да, да, но я ж пришёл вроде как к тебе - а сам пропал...

Цуки дружелюбно пожал плечами. Мотомэ всегда такой. Те, кому это не нравилось, просто с ним не общались.

- О, хочешь послушать, что у меня недавно произошло? - спросил он, собираясь рассказать другу про лису и про странного незнакомца.

- Конечно!

- Значит. Ловил я третьего дня рыбу...

И, ни упуская никаких подробностей, он рассказал всё, что с ним случилось - в том числе и то, что он абсолютно забыл представиться, как и спросить имя собеседника.

- Наверняка этот юноша и был тем лисом, которого ты выручил! - убеждённо и с горящими от восхищения глазами воскликнул Мотомэ. - Эх, вот бы и мне повстречать ёкая!

Цуки вздохнул. Он ничего не мог поделать с наивной верой Мотомэ в потустороннее, призраков, духов и прочее. Нет, он сам не был таким циничным скептиком и реалистом, как Ёсинага, и не отрицал существование некоторых высших сил, но всерьёз верить в лис-оборотней?

- Просто какой-нибудь экстравагантный молодой человек, донельзя увлеченный сохранением традиций, - ответил Цуки. - Ты ж знаешь, я часто помогаю людям по мелочи и сам потом половины даже не вспомню.

Мотомэ вздохнул. Цуки знал, что его не перубедить, его друг верил в сверхъестественное с самого детства и часто даже сочинял на тему.

- Было бы здорово увидеть его!

- Я не уверен, что увижу его когда-нибудь ещё раз, - ответил Цуки и заметил, что сказал это с сожалением. Его незнакомец показался ему интересным собеседником, и было бы очень здорово встретиться ещё раз. Но как найти человека в таком большом городе, не зная ни адреса, ни любимых мест, ни рода занятий, ни даже имени? - Но зато, - продолжил он, - он знает, где я живу. Я показал ему своё окно. Правда, с чего бы ему приходить ко мне...

- Если это действительно оборотень, может и захотеть. Я читал, что лисы щедры на благодарность! А ты спас ему жизнь, как-никак, - воодушевился Мотомэ. Но, заметив, наверное, скептическое выражение лица Цуки, продолжил: - Ну а если он просто человек, то, к сожалению, он очень вряд ли придет. Отблагодарил - и всё.

- Да, - кивнул он, все ещё жалея, что их первая встреча оказалась, скорее всего, и последней. - Кстати, разве твоя "Эпоха юности" не сегодня выходит? - сменил он тему.

- Должна была! - с жаром отозвался Мотомэ. - Но Миямото-кун заболела и не смогла сдать свою миниатюру вовремя! Попросила меня на день задержать выпуск. Ну что, разве мог я отказать самой талантливой из моих авторов?

- А с издательством проблем не будет?

- Да мы с папой уже всё уладили, - отмахнулся он с наигранной лёгкостью, а на самом деле сгорал от нетерпения рассказать, как же именно он это сделал, и ждал только вопроса Цуки.

Мотомэ издавал маленький литературный журнал, для которого писали шесть человек, включая его самого. Мечта издавать собственный журнал жила в Мотомэ с тех пор, когда ему исполнилось двенадцать и он, будучи как-то в гостях у дяди, откопал у того полную подшивку "Утренней звезды"⁴ и "Субару"⁵. Он читал их запоем несколько дней кряду, а потом загорелся идеей самому стать издателем и собирать "под одной крышей" талантливых авторов. Ещё в старшей школе Мотомэ руководил школьной газетой, но её, конечно, нельзя было издавать, и она - по большому счёту - не была интересна никому, кроме самих ребят. Закончив школу, Мотомэ начал искать молодых людей, которые хотели писать для журнала, сам читал то, что они ему присылали, и отбирал самых лучших. Отец Мотомэ, господин Китагава, обещал взять на себя переговоры с каким-нибудь небольшим издательством, которое будет готово рискнуть и дать шанс юноше, который даже университет не закончил. И вот, полгода назад, всё было готово и вышел первый выпуск, изданный крошечным и пробным тиражом всего в двадцать экземпляров (и который разошёлся в основном по близким самих авторов). Однако Мотомэ, чьему упорству нельзя было не позавидовать, останавливаться не собирался, организовал целую рекламную кампанию и вовлёк в нее всех, кого только мог - семью, друзей (Цуки в первую очередь), одногруппников... Все они расклеивали и раздавали листовки, рассказывали о новом журнале знакомым, одногруппникам и коллегам, давали почитать выпуски (Цуки, например, принес один в редакцию, где сам работал). И все старания окупились - пара самых свежих выпусков издали уже тиражом в двести экземпляров. В издательстве были рады, что "дали шанс юному Китагаве", а сам Мотомэ ликовал и уже мечтал, как его детище станет самым популярным литературным журналом в Японии.

- И как, интересно? - спросил Цуки, который волновался, как отреагируют читатели.

- О! - вновь воодушевился он, обрадовавшись интересу друга. - Папа вместе с Мори-саном придумали вообще замечательную идею! Пустить в печать листовку с извинением за задержку номера на один день и - а вот это уже я изначально предложил! - с обещанием в новом выпуске напечатать два эксклюзивных стихотворения, которые пока нигде не печатались! И знаешь ещё что? - Мотомэ буквально горел восторгом. Цуки улыбнулся, невольно заражаясь энергией друга. - Они больше нигде печататься и не будут! Самый настоящий эксклюзив!

Мори был владельцем издательства, и, насколько его знал Цуки - по рассказам Мотомэ, само собой - вообще был человеком с воображением и то же поощрял у всех, кто как-то сотрудничал с ним. Цуки ещё не встречал такого - чтоб журнал выпускал листовку из-за задержки выпуска - но, с другой стороны, журнал Мотомэ был совсем новым и даже не мог похвастать громкими именами. Так что такой ход, наверное, был единственным, что могло помочь ему не потерять читателей, которые он с таким трудом заработал.

- Отличная мысль! - одобрил он. - А чьи стихотворения?

- Спасибо! - Мотомэ просиял. - Двух самых популярных наших авторов! Сато-куна и, - он сделал крошечную паузу, - и меня. И этих стихотворений больше нигде не будет, да! Да за новым номером устроят охоту! Ты знаешь, сколько мы с ним получаем писем от читателей?

Начав говорить о журнале, Мотомэ долго не мог остановиться, а сам при этом просто бурлил энтузиазмом и восторгом. Цуки любил, когда его друг такой. Конечно, Мотомэ вообще вот с таким характером - жизнерадостный, энергичный и убежденный оптимист. Но когда он говорил о своей "Эпохе юности", всё это усиливалось.

- Уйму! Если честно, мне немного обидно за Миямото-кун, на мой вкус, она талантливее всех нас. Но и у неё есть преданные читатели! Не удивлюсь, если мы получим кучу писем с пожеланиям поскорее поправиться и беречь себя, - улыбнулся он. - Однако ей, кажется, слава вовсе не нужна, она хочет найти своих читателей, а сколько их будет, вообще неважно. В отличие от Сато-куна, кстати, вот он весьма доволен тем, что, наравне со мной, популярнее всех.

Цуки, который исправно покупал каждый выпуск, конечно, знал творчество обоих упомянутых Мотомэ молодых людей. Миямото писала исключительно прозу, причем очень короткие рассказы, на первый взгляд простые и повседневные, но за кажущейся простотой скрывалась настоящая глубина внутреннего мира персонажей и красота окружающего мира, даже если этот мир выразился в заштопанной юкате. А Сато, который вместо своей "избитой и банальной фамилии" (как передавал его слова Мотомэ) взял творческий псевдоним Хоси, пробовал себя в разных поэтических жанрах - недавно вот перешел на сенсуализм. Цуки не очень понимал, что читатели в нём нашли - нет, он, безусловно, был талантливым, Мотомэ других не выбирал, а у него отменный вкус в литературе - но сам он отдавал предпочтение Миямото с ее "маленькой прозой". Ну и самому Мотомэ, конечно.

- Каждый раз, когда ты заговариваешь о писательстве, я жалею, что сам не сочиняю ничего, - произнес Цуки.

- А я тебе уже тысячу раз говорил - попробуй! Вдруг втянешься!

Он сомневался, что получится, но слушать энтузиазм друга было в любом случае приятно. И, в конце концов… чем он рискует? Да ничем. "Может быть, Мотомэ и прав, и мне действительно стоит попробовать", - задумался Цуки.

- Знаешь, я, может быть, попробую, - ответил он. - Когда почувствую себя в… нужном состоянии.

- Давай, я не сомневаюсь, что у тебя получится! - Мотомэ с одобрением ткнул его в плечо. - А потом дашь мне почитать!

- Само собой, - улыбнулся Цуки.

- Точно, я ж чуть не забыл отдать тебе билет, - вдруг вспомнил Мотомэ. - Вот. Это ровно через неделю, как раз тоже в выходной. Надеюсь, у тебя на работе не будет завала!

- Я тоже, - ответил он. - Хочу пойти.

Цуки взял билет и спрятал его в бумажник, чтобы не потерять. Его лучший друг с явным удовольствием растянулся на траве, а Цуки не знал, как бы поделикатнее сказать, что, несмотря на радость от встречи с ним, настроился провести время наедине с Коскэ, Хагиварой и О-Цую⁶.

К счастью, Мотомэ и сам сообразил, посмотрев на книгу рядом с Цуки. Он поспешно сел.

- Ты же наверняка хотел побыть один, да? - спросил он смущённо. Цуки кивнул, обрадовавшись, что друг так хорошо его понял, даже без слов. - Я вообще-то только билет отдать пришёл и не хотел тебе мешать. Заходи, когда захочешь, или звони.

- Ага, и ты, - ответил он, раскрывая книгу на том моменте, на котором он прервал чтение.

У него оставались почти вся книга, принесённые с собой угощения и самое главное - почти весь замечательно тёплый день позднего лета. Цуки удовлетворённо вздохнул.

1 - Санъютэй Энтё (1839-1900 (по другим источникам, 1903)) был известным рассказчиком ракуго, то есть изначально его произведения - устный рассказ, впоследствии записанный. "Пионовый фонарь" считается лучшим его романом, он впервые был записан в середине 1880х (к сожалению, более точную информацию найти не смог).

2 - этот эпизодический персонаж - отсылка к Хорикаве Ясукити, персонажу нескольких рассказов Акутагавы. У него Хорикава мечтает быть писателем, но вместо этого занимается нелюбимой работой - преподает в школе.

3 - "Общество Пана" ("Pan no kai", 1908-1912) - существовавшее в Токио творческое общество писателей, поэтов, актёров и художников. Богемное, эстетское общество юных творцов, которые спорили о современной европейской и традиционной японской живописи, о поэзии Бельгии и русской музыке. [непрямая цитата из предисловий А. Долина к сборнику японской поэзии Серебряного века, "Клёны в осенних горах]

4 - "Утренняя звезда" ("Myōjō", так же можно перевести как "Яркая звезда", 1900-1908) - литературный журнал, печатный орган "Общества новой поэзии" ("Shinshisha", основатель - Ёсано Тэккан), начало поэтической карьеры многих известных японских поэтов. Вкратце, принципы общества (и журнала) таковы: наслаждение красотой (в том числе и через поэзию), любовь (но не подражание) к поэтам как Востока, так и Запада, выражение национальной культуры времен эпохи Мэйдзи. Журнал возрождали дважды: один раз - сам Ёсано Тэккан (в 1921-1927 годах), второй раз - после его смерти, уже в 1947–1949 годах.

5 - "Субару" ("Subaru", 1909-1913) - поэтический журнал, духовный последователь "Утренней звезды", основанный теми же людьми - Ёсано Тэкканом и его супругой Акико (1878-1942). Поэты, писавшие для "Субару", воспевали романтизм и выступали против натурализма.

На самом деле название переводится как "Плеяды", но я написал транскрипцией по двум причинам: во-первых, название журнала ещё и фамилия его основателя, а фамилии в тексте не переводятся, во-вторых - название записано катаканой.

6 - персонажи "Пионового фонаря".

Содержание