«Кабинет Верховной Архангелицы? Я вас умоляю, люди так даже животных не держат!» — произносит вслух Кроули, бесцеремонно заходя внутрь. Сразу же она осознает свою ошибку – в этом месте не говорят и в половину так громко. Не потому, что это неправильно (но и это тоже), а потому, что эхо разлетается по всему кабинету в ту же секунду.

И ответа, что страшно, нет. Никто не сидит за столом из чистого стекла. Ни в чьих руках не дрожит перо, идеально покрытое златыми чернилами.

Потому демоница решает с превеликим удобством устроиться поперек хрупкого на вид офисного кресла, да посмотреть, чем живет де-юре правительница. И жизнь сразу становится в тысячу раз интереснее – пусть и разводы на стекле оставляют странное чувство. В письмах ничего такого уж интересного, просто ожидаемое отсутствие письма самой, собственно, демоницы. Оно так и не было доставлено.

«О-па, телеграф! Ну-ка, расскажи мне, с кем болтаешь! — произносит она, бесцеремонно листая логи переписок и закидывая ногу на ногу (все еще в горизонтальном положении относительно стула). — Обеденный перерыв? Вот как. Тут что, кафетерий открыли? Да я быстрее Бентли во второй раз сожгу, чем это произойдет!»

И тут Кроули осеняет – она ругается в голос, это звучит как кашель. Прежде чем она может сформулировать свое осознание словами, в дверь стучатся: приходится вспоминать легенду.

«Ага, давай, заходи».

Судя по одежде – кто-то из подчиненных среднего порядка и ниже. Какой-нибудь херувимчик, к примеру. Чем они занимаются – демоница понятия не имела.

«Мною был отправлен вам отчет, касающийся распространения среди ангелов одного из ваших последних постановлений еще на позапрошлой неделе… — и только тут бедняга поднимает взгляд. — Архангелица? Простите меня, конечно, мне никогда не приходилось видеть вас вживую за все время, но…»

Кроули перебивает, вальяжно произнося: «Не архангелица. Расслабься».

«А… Кто тогда? И где она?»

«Какие мы любознательные! — она ухмыляется своей острой ухмылкой, накручивая прядь огненных волос на палец. — Она кушать изволила. Я ее левая рука, солнышко».

«Не… Не правая?» — переспрашивает нервный херувимчик дрожащим голосом.

«Не, не правая. От лукавого. Сейчас вот, — демоница достает из кармана кожаной куртки немного помятый черный конверт. — Письма разношу. Проверки секретарей в последнее время все жестче, понимаешь. Я б на твоем месте тоже передала отчет лично в руки».

Она оставляет свое послание на столе, прямо там, где несколько дней назад были слезы Архангелицы, и выходит из кабинета, на прощание приспустив очки, обнажая неизменно змеиные глаза, и подмигнув.

«Но вообще, делай, как знаешь. Я могла и наврать».

И уходит с оглушительным стуком каблуков, напевая что-то.

Азирафаэль же может поклясться, что десятью безуспешными и безумно длинными минутами поисков спустя у нее возникает чувство, от которого она уже отвыкла – что Кроули где-то рядом. На одной планете с ней. Где она была до этого – замечательный вопрос. Среди звезд могла наслаждаться видом, например. На всякое способна. Но, что странно, машина стояла на своем законном месте возле книжного.

Если бы не мигрень и работа, Архангелица бы непременно занялась расследованием. Подумать только, как быстро она привыкла к тому, что у нее постоянно на куски растрескивается голова. Может, поэтому она и видит в каждой пламенной госпоже в черном Кроули – вот, гуляет одна, другая, но легко опровергнуть это. Эта не носит очков, та занимает очень мало места при ходьбе, третья даже не смотрит на красавицу-Бентли, когда может… Четвертая вообще в бордовом!

И все же странно, что последняя вышла из-за угла именно этого здания с таким видом, будто определенно знает все секреты мира – и лифт, ведущий на Небеса и в Ад, в том числе. Но это же глупость! Будь это Кроули, что бы она делала там?

У нее нет никаких причин быть где-то, кроме земли – придержите эту мысль, в этих серо-бежевых брюках неудобно быстро ходить, пробиваться сквозь людей, которых даже не так много. Туфли жмут и в это же время будто на несколько размеров больше. В руках патефон-чемоданчик и пачка каких-то тихоньких джазовых пластинок, бережно прижатых к груди. Короче, не очень подходящий тематически набор для пробежки.

Но как будто это остановит Верховную Архангелицу. Напротив, это только побуждает ее поторопиться на рабочее место и, по возможности, взглянуть в лицо загадочной госпоже, ровно настолько же похожей на Кроули, насколько и не похожей. (То есть, какой бы результат не был, наблюдательница не удивилась бы, но растерялась бы. Что сказать незнакомке? «Извините, что выглядываю в вашем лице ту, кого я знаю лучше самой себя»? А в каком оправдании нуждается Кроули? Очередном «Сейчас, постой тут, я исправлю весь мир, чтобы он мог тебя заслужить, и тогда у меня не будет причин оставлять тебя»?).

И стоит подметить – то в действительности известная нам демоница. Сейчас она быстрым шагом идет в книжный магазин, лишь краем взгляда замечая какую-то подозрительно нарядно даже для Сохо выряженную незнакомку, идущую в ее сторону. Внимания особенного не обращает, но задумывается на пару секунд. Приходит к мнению, что «Не-е, она бы так не вырядилась. Стой-ка. Как вырядилась?». Теперь не смотреть было сложно.

Кроме выразительных изучающих взаимных взглядов, ради которых приходится даже остановиться посреди тротуара, ничего не происходит. Просто бесконечное мысленное «это-ты-конечно-же-это-ты-это-всегда-будешь-ты». И в это же время извечная необходимость держать дистанцию – Кроули вот чувствует, что нельзя, к примеру, поцеловать Архангелицу посреди улицы, потому что:

а) ее рыжую демоническую голову с легкостью за такое открутят, раз даже сообщения теплые оказались «последним предупреждением»;

б) ее до сих пор трясет от последнего раза, когда она пыталась: тот бежевый плащ так и не был удостоен ее острого взгляда;

в) нельзя делать себя еще одним катализатором проблем, от которого ей захочется бежать, даже если очень хочется.

И аналогично у Азирафаэль – ей всегда страшно немного больше, чем хочется. Она спустилась на землю, чтобы спасти эту несчастную демоницу от последствий своего же бездействия, не обречь ее на очередной кошмар наяву!

Поэтому остается только лишь обменяться улыбками, искренне надеясь, что этот многозначный метод человеческой коммуникации их не подведет, что слова не нужны, что мать-судьба и отец-человеческий-фактор не заставят их мириться на мизинчиках после очередного непонимания. А потом пройти мимо, выдыхая сотню несказанных признаний в любви. Ах, дежавю.

И ежедневное напоминание, что никакой джаз не развинтит систему, которая тебя пассивно, фоном, едва заметно, но ненавидит. Но нельзя слишком много думать о том, что сделать это (развинтить систему, держащуюся тысячи и тысячи лет на своих псевдо-мраморных колоннах) совершенно невозможно! Никому не нужен лидер, погрязший в ненависти к себе и всему миру!

Вот уж точно, мерзкий цугцванг с двумя мелкими картишками на руках. Впрочем, блеф и знания чужих слабостей лишними никогда не были.