Повисает закономерное молчание. Да и нечего тут сказать. Все слова исчерпаны, в горле только страх. Свет слепит глаза, реальность помалу искажается.

«Говорить коль вы хотели, говорите в одиночку», — голос звучит как все голоса, услышанные до этого. И при том не похож он ни на что выразительно человеческое.

«…Всемогущая? — Азирафаэль тянется своим стеклянным дрожащим тоном к величию. — С какой чести пожаловали в наш диалог?..»

«А, то есть вот так! То есть только сейчас я достойна нормального диалога! Ну ничего, я выжму из него все соки», — Кроули же задыхается от возмущения. И отсутствие атмосферы на Альфа-Центавре ей совершенно не мешает.

«И вновь вы говорите не порознь, — тон звучит обжигающе. Становится как-то неуютно стоять на ногах. Жар звезды оглушает. В глазах все плывет. — Вновь рассчитываете на безвозмездную правду и только ее».

«Ну, да? Было б славно», — жмет плечами демоница, краем глаза смотря, как там возлюбленная – не боится ли.

«Вопрос первый позвольте мне задать вам, прошу, — с видом бывалой расследовательницы решается допытаться Архангелица. — К чему создавать систему на насилии, несправедливости?»

«Герменевтика и конвенционализм лишь опредмечивают все происходящее, сводя к ряду несуразной софистики. Аспидомантия ничем не лучше», — подмечает Всевышняя унижающим тоном, от которого смотреть ввысь, на импровизированный прожектор еще больнее для глаз. Каждого из бесчисленного множества присутствующих. Мигрень Архангелицы усиливается, она переводит взгляд на свои туфли.

«Эй, она совсем не это спросила! Давай по существу: что за такая непостижимая любовь у тебя вышибать почву из-под ног? Тебе что, забавно, что твои собственные создания тебя ненавидят?!» — Кроули, несмотря на заметно повышающийся голос и участившееся дыхание чем-то, что точно не земной воздух, продолжает держать потупившую взгляд собеседницу за руку и плечо.

«Фатализм – не решение проблемы собственной аффилиации. Ваш детерминизм привел вас к тому, где вы сейчас. Ни одна казуистика не заслонит истины».

Повисает пауза, в которой все происходящее будто бы становится в разы более обжигающим и мерзким. Театр абсурда, в котором каждое предрешенное слово заверяет тебя, что детерминизм (!) и до могилы доведет, если того захочет. Азирафаэль всегда нехарактерно находила моменты, когда все вокруг плавилось и рушилось, самыми эффективными в вопросе сближения с Кроули. Даже если вопрос о ее спасении не стоял так остро – она всегда была здесь.

«Э-э… Второй вопрос, пожалуй, задам я вам тогда, — выдавливает Верховная Правительница Небес из себя. — Коль фатализм неверен в корне, что теперь? Говорите вы, что есть у нас свобода воли?»

«Ангелица, мне кажется…»

«Самодвижение вселенной есть панентеизм в высшей своей форме. Вы есть его микрокосмы», — бесцеремонно перебивает Она одно из своих созданий величественным голосом.

«…Это нас ни к чему не приведет. Не приведет же?» — на последнем вопросе демоница поправляет очки и снова смотрит в никуда, пока глаза не начинают болеть.

«К меритократии все и шло».

Пока Всемогущая завершает лишь одну незначительную часть своего рассказа, бывшая искусительница нетерпеливо дергает возлюбленную за плечо пиджака.

«Так еще долго продолжаться может, — недовольно шепчет она, склоняясь неприлично близко к чужим губам. — Пойдем свалим отсюда, а?»

Азирафаэль кусает язык, чтобы не выкрикнуть интуитивно пришедшее в голову «Свалить от Всемогущей? Ты себя вообще слышишь?!». Не хватало поддаться безумию происходящего, разыграв очередной конфликт еще и в слепящих лучах Создательницы. С больной головой и всепоглощающей любовью, доводящей до самопожертвования, в такое лезть уж точно не стоит.

«Ты думаешь, нам можно взять и уйти?» — выдыхает в чужие губы потерянная ангельская душа.

«Мне всегда можно, — демоница обнажает клыки в мерзкой улыбке, облизывая их потехи ради. — И тебе можно. Разрешаю, золотце мое».

Прежде, чем физически можно успеть среагировать на подобный наглый жест, Кроули уже бесстыдно отдергивается от лица смятенной, утаскивая за руку ее к висящей в безвоздушном пространстве Бентли. Шаги по обжигающей поверхности Альфы-Центавры ускоряются, и даже слышится тихий напряженный смех, звенящий вместе с нимбами.

А Ее голос продолжает грохотать: «Принципиальная опровержимость утверждения свидетельствует об отсутствии эквивалентности в высказанном».

«Ты так и не убрала растения отсюда?» — Азирафаэль спрашивает первое, что приходит ей в голову, оказавшись уже в машине. Свет «прожектора» все еще неловко освещал только небольшой круг на звезде.

«Ха-ха! Никогда в жизни не чувствовала такого! Подумать только, смотаться прямо с безумной постановки самой Всемогущей, — хохочет бесстыжая и бессовестная по определению, раскрутив руль. — Да мы в ударе, ангелица!»

«Кроули, ты так и не убрала растения?» — она заметно более строго повторяет свой вопрос, нахмурившись и попробовав сложить руки на груди. Пиджак все еще отвратительно жмет в локтях.

«Чего? А, да. Да, как видишь».

«Думалось мне, ты прижилась в книжном хорошо. В чем же дело, поведай, прошу, расскажи?»

«Да так. Всякое да разное. Тебя куда-нибудь подбросить?» — настрой задорный помалу сошел на нет.

«Раз так, остановишься, быть может, в Сохо?»

«Да, чего б нет-то».

«Всемогущая никогда не общалась так запутанно, уверена», — спустя какое-то время отмечает Архангелица.

«У меня не было другого опыта общения, не могу, понимаешь ли, судить».

«Тогда стоит тебе поверить моему опыту, дорогая. И все же, понять одного не могу. Что это с Ней такое, не знаешь?»

«Профдеформация», — кратко отчеканивает бестия, давя острым носом туфли на газ.

«Откуда такова уверенность, поведай мне все известное!» — "расследовательница" слегка нахмуривается.

«…Да знаю я одну такую профдеформированную уже просто».

Оставшаяся часть поездки по бескрайнему космосу проходит в неловком молчании, содержащем одни лишь взаимные переглядывания и улыбки. Наши героини, правда, так и не смогли отцепиться одна от другой – их руки все еще переплетены на сиденье Бентли.

«Знаешь, должна я признаться в одной мысли. Однажды мне будет достаточно компании из тебя. Кроссвордов, быть может, шахмат и малинового дайкири. И обещаю, это случится – рано или поздно», — подрагивающим, но твердым голосом произносит Азирафаэль, видя за окном машины знакомые здания.

«Спасибо, что не «ты слишком торопишься, Кроули». Я это очень ценю», — шипит демоница, смотря ровно на дорогу.

«Нет, нет, вздор, ты не торопишься ничуть. Но и я не замедляю никакой процесс. Я лишь даю обещание – не как ангелица. Как дал бы его какой-либо, к примеру, человек».

«Вот как, — слегка ухмыляется она. — Тогда держу на слове, для-этого-конкретного-диалога-человеческое-существо».

«Еще одна просьба: могу я обнять тебя?»

«Э-э… Ну дерзай».

Раньше, чем Кроули успевает договорить свою и так недлинную реплику, она чувствует, как рядом с ее головой звенят золотистые нимбы, а чужие руки безвыходно сжали ее локти. С этим ощущением не сравнилось бы ничего во вселенной – только, должна отметить, разве что успешная попытка обнять в ответ с немым вопросом «как-у-нее-получается», оборванным на середине.

«Что за дела с мечом, кстати?» — рукоятка уперлась в бок во время объятий, лучшего времени спросить и нет.

«Это не огненный – не тот же самый. Лишь общая концепция меча для всеобщей защиты. Может и огненным стать, коль я захочу», — этого не видно, но слышно в интонации, как Азирафаэль гордится своим «приобретением».

«Если он может быть любым, зачем ему быть, ну, таким громоздким?» — недоуменно и громко моргает демоница, продолжая допытываться.

«Все утыкается в прежний вопрос создания власти. Я не желаю строить ее на насилии. Но и допускать несправедливости желания нет никакого».

«Умоляю, ангелица моя, ты его отдашь, только заприметив мелкого ангелочка, затравленного коллегами», — она утыкается подбородком в чужое плечо.

«Ни за что на свете! Я в шоке, что ты такое предлагаешь!» — восклицает неизменным тоном Азирафаэль.

«А, так бы и сказала – я сделала себе красивый меч. Потому что он красивый. Вызывает у меня ассоциации с тем, как я впервые надурила свое начальство и влюбила в себя одну непутевую идиотку. Я так хорошо справляюсь со своей работой».

«Ты можешь так продолжать до бесконечности, верно?»

«В яблочко. И тебе такое только нравится, золотце мое».

«Не отрицаю я слов твоих, дорогая, искусительских», — если не знать Архангелицу шесть тысяч лет, то весь холод в ее речи покажется еще более невыносимым. Приходится бестии рыжей впиваться в чужую спину ногтями, чтобы отвлечься от этих изменений, снова происходящих без ее желания.

Они могут сидеть так еще целую вечность.

«Я, пожалуй, отправлюсь к себе в офис. Потому мягко попрошу тебя отцепиться, пожалуйста, дорогая», — мягкий тон в понимании Азирафаэль это именно та ядреная смесь безграничной заботы и легкой, несущественно хитрой строгости, какая уже в который раз вводит собеседницу в краску и заставляет быстро отстраниться, чтобы взглянуть с самым недоуменным видом во вселенной.

«Да, да, конечно, не задерживаю. Удачи там».

«Благодарю покорно – буду ждать следующей нашей встречи».

И так, после улыбки и щелчка пальцев, Верховная Архангелица исчезает из Бентли, будто и не было ее там никогда. Лишь необъяснимый запах, как после дождя, напоминает о гостье.

Кроули молча сворачивается втрое на пассажирской части сиденья.