Пожелтевшая, слабая от жара трава мялась под ногами, продавливалась в отпечатки подошв. Нестрашно: совсем скоро дождь размоет землю, и от следов ничего не останется – никому не вычислить, откуда пришёл Чтец Бездны.
Сам Чтец двигался вперёд быстро и уверенно. Его катализатор стелил по траве огненное дыхание, пылал злостью и болью, мрачной отчаянной решимостью, такой, какую Полуночный герой всегда пытался трактовать и всегда, как оказалось, – неправильно. Обречённость двигала Чтецом. Подчинение силам Бездны, жестокое испытание которыми он не прошёл. В голове против воли выстраивался образ Чтеца, когда тот сам загнал себя в каменный тупик и просто позволил Полуночному герою убить его. Грудь сдавливало горечью, как будто сам Кэйа вогнал клинок себе под сердце и пустил её вместе с кровью.
Прежних ошибок он не повторит.
Этой ночью всё будет иначе.
Кэйа бежал за ним, не чувствуя резких порывов ветра, и лихорадочно соображал, как загнать его в угол: где, каким способом, – чтобы не навредить ни Дилюку в хитиновом панцире, ни рыцарям, которым придётся отражать атаки тварей Бездны без помощи Полуночного героя. Кэйа не убьёт Дилюка – атака не остановится. Мондштадт едва ли выстоит. Дилюк едва ли выживет.
Выбор дрянь, как ни посмотри.
Варианты срезать путь и преградить Чтецу дорогу уже у моста имелись, но Кэйа боялся упустить его из виду и потерять. Как выяснилось, не напрасно.
Опалив ягодный куст взрывом пламени, Чтец круто свернул – и Кэйа поначалу даже не понял, куда тот направляется. Понимание настигло быстро, стоило редколесью смениться равнинной местностью, развернуться зелёным подолом в цветок: Чтец двигался не в сторону Мондштадта, он двигался к дереву Ванессы.
Дилюк уже приводил его туда в человеческом облике.
Бледной лучиной – надежда, что его разум ещё не растворился в трупном яде Бездны и получится докричаться до него. Кэйа поднажал.
Он почти нагнал его у статуи Барбатоса – и в это мгновение Чтец внезапно исчез из поля зрения. Нимб-колесо, служащий ориентиром, и бурые обрывки плаща словно бы растворились в тёмной зелени, и Кэйа растерялся. Метнулся вправо, влево. Безрезультатно. Он обежал дерево дважды и уже по тусклому красноватому свечению обнаружил ход в пещеру под корнями.
Об этой пещере он не знал.
Раньше её не было.
Но продолжительные дожди, очевидно, вымыли пласт земли, и теперь за корнями образовалась небольшая ниша; густое сплетение служило каркасом, позволяло укрыться в темноте и сырости – буквально у всех на виду, ведь только ленивый искатель приключений не взбирался на верхушку дерева, чтобы донести до Анемо Архонта свои молитвы. Место потеряло свою чистоту. Теперь это Священная земля, осквернённая Бездной; и Дилюк, его дорогой Дилюк, стал её рабом.
Кэйа крепко сжал рукоять меча в ладони.
Сандроне дорого поплатится за это.
Из-за корней послышался шум, скрежещущий рык чудовища разрезал воздух, и Кэйа, обнажив меч, ворвался в пещеру. И тотчас же шатнулся назад, предплечьем закрыл лицо, потому что перед глазами словно трескуче разорвались фейерверки. Вновь окатило волной жара, запахло палёной плотью и тканью. Кэйа открыл глаза – и едва удержал крик. Покачнулся и зажал рот ладонью. Ему стало дурно.
Пещера выглядела как место страшного побоища: повсюду – кровь, и свежая, и давняя, почти слившаяся по цвету с землёй; корни изрезаны когтями, местами обуглены. В глубоких царапинах бурым цветом залегли особенно застарелые пятна крови. А воздух… Он дрожал. И тускло светился бледно-жёлтым, как свечка в господской комнате винокурни. Он не был разорван, нет: это уже не могло считаться разрывами, это была пелена, истончённая до ничто. Разрывы поверх разрывов. Материя, истерзанная до небытия. И кровь, много крови.
Много – свежей.
Захрустели кости, треснула хитиновая корка: Чтец вонзил когти себе в грудь, пустил новые глянцевитые ручейки по нагруднику. Он заревел от боли и загнал их глубже – как если бы пытался разорвать самого себя.
Он хочет добраться до кристалла, запоздало догадался Кэйа. И понимание тряхнуло его, вывело из оцепенения.
Если Дилюк считал, что мог избавиться от него своими силами, значит, Бездна ещё не полностью овладела его разумом. А влияние Кассандры ослабилось достаточно, чтобы он попытался убить себя – она наверняка не позволила бы ему нарушить её планы таким способом.
Значит, не всё потеряно.
Значит, и Кэйа сумеет извлечь из происходящего пользу – и выдернет Дилюка из его ужасающего положения.
Фрагмент нагрудника упал на землю вместе с приставшей плотью, из-под рёбер густо плеснуло кровью – разрывающий вой ударился о стены-корни, скатился к ногам скулежом: жалким, ломким, перетёртым зубами. А Кэйа выронил меч и поспешно бросился к Чтецу.
– Дилюк, стой! – Руками вцепившись в жёсткие наручи, он попытался остановить истязание. Чёрные от крови пальцы выдернулись из груди – материя качнулась и разошлась новыми разрывами. – Мы договаривались! Это я должен убить тебя в стенах Мондштадта, забыл? Прекрати!
Небо сотряслось громом, рикошетом по пещере прокатился рык чудовища.
Кровь стекала к его локтям, текстурно укладываясь в грубый узор наручей, и срывалась вязкими прерывистыми струйками. Мёд, залитый дёгтем. Теперь он был и на манжетах рубашки Кэйи. Тошнота спастически сжимала горло, но Кэйа упорно тянул руки Чтеца на себя. А тот с силой вывернулся и вновь вонзил в себя когти.
Останавливаться он не собирался.
И тогда Кэйа отвесил ему размашистую пощёчину.
Ладонь обожгло болью, но голова Чтеца мотнулась и роговыми наростами задела крупный корень, оставила зарубку. Невидящими глазами Чтец посмотрел на Кэйю – и швырнул в него катализатор.
В тесноте уклониться было невозможно.
Ударом в висок оглушило; капюшон сорвало, кажется, лопнула резинка, и маска затерялась в грязи под ногами. Кровью из рассечённого виска залило глаз, и Кэйа почти расхохотался от ужасной иронии. А затем Чтец когтями сжал его шею и опрокинул, вмял в землю. Угрожающе навис. Его глаза мерцали Бездной, красными рассыпчатыми углями тлели. В них стояла смерть.
Кэйа не сопротивлялся.
Чтец смотрел ему в лицо долго, не отрываясь. В открытое, без птичьей маски и глазной повязки.
«Что ты теперь чувствуешь, Дилюк? Когда смотришь мне в глаза».
«Сожаление».
Чтецу оно было чуждо. Он оскалился, зарычал.
Он не сжимал шею, но Кэйа всё же не мог дышать: на его коже остывала кровь, и своя, и чужая; металлический запах заполонил узкую нишу, вытеснил чистый воздух – и не осталось в мире ничего, кроме осквернённой крови Дилюка. Кроме его раскатистого дыхания. Безумных нечеловеческих глаз, в которых нельзя было прочесть отголосков разумности. Рубашка Кэйи мокла от густых капель, стекающих с груди Чтеца, клеилась к коже холодом. Он не мог пошевелиться, чтобы сбросить тяжёлое тело и высвободиться – так и смотрел в его глаза.
Ждал продолжения.
Полыхнула молния, узкими лучами прорезала просветы между корнями и отразилась от длинного металлического предмета – лезвия – и ослепила белым. Меч, который Кэйа в сердцах бросил. Он оказался близко, ближе, чем мог быть. Кэйа мог бы дотянуться. Его ладонь уже легла на рукоять, но Чтец, заметив осторожное движение, повернул голову. Глухо рыкнул и сжал пальцы крепче.
Хрустнули шейные позвонки.
Кэйа дёрнулся и сразу же обмяк.
Нет, это был хитин, не шея: с костяным треском паучьи жвалы разъехались, и длинный язык собрал кровь с его виска. Но на этом не остановился.
Шершавый, жёсткий, точно затянутый в змеиную шкуру, он, язык, хлёстко провёл по его подбородку, как ударил. И тут же скользнул по шее ниже, кончиком забрался под воротник рубашки. Бездна в глазах Чтеца вспыхнула ярче, и Кэйа наконец смог сделать вдох; полной грудью ощутил запахи крови, вина и грозового неба. Расслабил ладонь и отпустил рукоять.
Жестоко улыбнулся в лицо своей смерти.
Придумал.
От Дилюка в этом чудовище осталось лишь влечение к Кэйе, но именно оно станет тем, что поможет Мондштадту не подвергнуться атаке этой ночью. Кэйа отвлечёт дьявола самим собой. Без лидера твари не посмеют напасть.
Безопасность города в обмен на собственную неприкосновенность.
К тому же это всё ещё был Дилюк, пусть изменивший свою форму и потерявший разум, а связь с любимым человеком могла ему помочь. Кэйа хотел ему помочь. Кэйа хотел его.
Даже таким.
Выбор, которого делать не пришлось.
– Ай-ай, господин Рагнвиндр, – со сладкой издёвкой протянул он и кончиками пальцев скользнул по жёсткому боку Чтеца. – В первую же брачную ночь изменяете жене? Вам бы постыдиться…
Чтец дрогнул, мотнул рогатой головой, а Кэйа уже бессовестно забросил ногу ему на поясницу, придавил к себе и сам гибко подался навстречу всем телом.
Рассеянное освещение ниши вновь располосовало белым – гром заревел снаружи, по ощущениям уронил им на головы разгневанные небеса. Боги были недовольны. Предаваться греху здесь, под деревом Ванессы, у статуи Барбатоса и с про́клятым Бездной... Кэйа запрокинул голову и расхохотался. Селестия точно возненавидит его.
А Чтец Бездны отпустил его горло и когтями дёрнул за рубашку, вывернул Кэйю и из плаща, и из одежды. С нажимом его шершавый клейкий язык прошёлся по груди, обернулся вокруг шеи петлями – и Чтец сгрёб Кэйю, перенёс его на плащ. Острые иглы нимба цеплялись за корни, скреблись с шорохом, и земляная пыль сыпалась им на головы – никто не обращал на неё внимания.
Чтец вылизывал его, снимал с кожи запахи Мондштадта и погони, снимал кожу: на животе уже проступила мелкая кровавая роса, когда натиск сделался особенно сильным. Со стоном Кэйа поддавался. Боль плелась с грубой лаской, кожа горела от прикосновений, разных: острых и мучительных, начертанных багровыми линиями на бёдрах – от когтей; давящих, проминающих, но волнительно прохладных от остывающей слюны на животе и в паху – от языка; сухих и цапающих, когда Чтец склонял голову особенно низко и наростами задевал Кэйе шею и грудь, сжимал ладони под коленями – от его твёрдой кожи. Смольная кровь останавливалась, лишь единичными каплями срывалась и падала Кэйе на кожу. Он вздрагивал животом, тащил Чтеца за рога к себе, потому что дьявольским языком тот измазывал его пах слюной, вылизывал кожу и скручивался вокруг мошонки тугими узлами; кончиком оборачивался вокруг основания члена.
Горячее дыхание бросило искры на чувствительную кожу – с шипением Кэйа дёрнул за рога сильнее. А Чтец зарычал и вывернулся, перекатил его на живот, ладонью надавил на поясницу; Кэйа даже ахнуть не успел. Но понятливо приподнялся на коленях. С нажимом змеиный язык скользнул между его ягодиц, размазал густую липкую слюну. И толкнулся вглубь.
Вонзившись ногтями в складки плаща, Кэйа зажмурился; все его ощущения – раскроенным молнией небом, таким же электрическим, тёмным и бурлящим.
В первый раз он кончил от языка, так и не прикоснувшись к себе.
Во второй – когда Чтец взял его и едва не заставил выть и метаться от несоответствия размеров. Вязкая слюна мешалась с кровью Чтеца, значительно облегчала проникновение. Всего один раз Кэйа обернулся, стоило хитиновым пластинам снова затрещать, а крупному члену – бледно-красному, полупрозрачному, с выраженным рисунком широких подкожных вен и с полипозными наростами у головки – толкнуться в него. Он был мягче, эластичнее человеческого, и это уберегло от травм – но подарило чувство распирающей наполненности.
Чтец не щадил его.
Кэйа не просил пощады.
Любого случайного свидетеля их близость ужаснула бы. Кэйа же ощущал злой пьяный восторг; нездоровое чувство, что он возвращает Дилюка себе, что они наконец вместе, как и должно быть.
Моральных терзаний не было.
Он ни о чём не жалел.
Уже в конце, обездвиженный изнеможением, Кэйа пластом лежал на животе, подложив предплечье под подбородок. Второй рукой он не глядя поглаживал когти Чтеца. А сам Чтец лениво, утолённо потирался членом между его ягодиц; размазывал слюну и семя, мягко массировал горящие мышцы. Он поднялся, вслед за собой ладонями приподнял за бёдра и Кэйю. Головкой прижался ко входу.
– Узнаю своё ненасытное чудовище, – хрипло хохотнул Кэйа, и в этот момент хитиновые жвалы вонзились ему между лопаток, а член с силой толкнулся между ягодиц.
Кэйа забыл о своей колкости в то же мгновение.
В третий раз он кончил мучительно, практически на сухую и едва не потерял сознание.
Рваными картинками – образы того, как Чтец вылизывал его начисто, как ложился рядом, тяжёлый, жёсткий и горячий, и набрасывал на них полу плаща. В груди у него щёлкнуло, сухо и коротко, как если бы подвижная деталь сделала полный оборот и встала на место. А затем когти, забитые подсохшей кровью, сменились на человеческие руки. И Кэйа с улыбкой открыл глаза.
– С возвращением, – вздохнул он и пододвинулся к Дилюку ближе. Игриво толкнул его бедром. – Знал бы – на каждое ночное побоище выходил в плаще на голое тело.
Дилюк заморгал. Ошеломлённо посмотрел на их переплетённые тела, на собственную руку, покоящуюся на животе Кэйи, – и отдёрнул её.
Он не залился стыдом, но его тело нагрелось, как катализатор Чтеца, готовый вот-вот пустить широкую полосу огня. Кэйа мстительно вонзил ногти ему в ягодицу, и Дилюка подбросило.
– Что здесь случилось? – запнулся тот и выбрался из-под плаща, бесцеремонно отбросил полу и воззрился на обнажённое тело Кэйи, исписанное следами их близости. Кэйа закинул руки за голову и согнул ногу в колене, призывно ею качнул, откровенно демонстрируя себя во всей красе. Лицо Дилюка сделалось красно-белым, мраморным; он торопливо накрыл Кэйю тканью и устроился на отдалении. – Прости, я не… Как мы?.. Я не сделал тебе больно?
– Сделал, – спокойно подтвердил Кэйа и сел. Плащ соскользнул с его плеч, Дилюк покраснел ещё сильнее и виновато опустил взгляд. – Но нет, не сейчас.
Дилюк неопределённо пожал плечами. Ответ его не убедил.
Забавно, раньше он не стал бы переживать из-за быстрого спонтанного секса «не в том месте и не в то время», а Кэйе и в голову не пришло бы подтрунивать над ним. Но сейчас его стеснительность показалась очаровательной. Хотелось продлить мгновение. Прочувствовать его, до того как оно безвозвратно пройдёт; до того как им обоим предстоит вернуться в реальность, а гроза устремится ледяными потоками им на головы.
Кэйа не спешил одеваться.
Мягкими шагами он приблизился к Дилюку, сел на его бёдра и положил ладони ему на плечи – но сразу же сместил их выше, кончиками пальцев придержал подбородок. Чтобы Дилюк не избежал его взгляда.
Тот оцепенел под ним.
– Не буду врать, – нежно ущипнул губами его губу Кэйа. – Не такого воссоединения я ждал. Казалось, в какой-то момент ты убьёшь меня или покалечишь, но!.. – Он строго прижал указательный палец к губам Дилюка. Остановил его не прозвучавшие возражения. – Всё обошлось. Ты в порядке. Я в порядке. Секс получился отличным, будет что вспомнить, знаешь. И, в конце концов, я правда соскучился. – Ладонью он погладил его щеку. И щёлкнул пальцами по кончику носа, со смехом поднялся и принялся одеваться. – Так что прекращай строить это несчастное лицо и сосредоточься на том, что важно.
– Я тебя даже не поцеловал... – Шёпот на выдохе – длинной серебряной иглой под лопатку.
Раненый ею, Кэйа дёрнулся, но не стал оборачиваться, чтобы Дилюк не увидел его растерянности. «Даже не поцеловал», скажет тоже!
– Давай проведём работу над ошибками позже. Есть более срочные дела, – уклончиво хмыкнул он и, застегнув последнюю пуговицу, наконец повернулся к Дилюку. Подобрал свой плащ, отряхнул и набросил ему на плечи. – И, эй, ну что за скромность, помнится, даже в первый раз ты так не стеснялся! К слову о первом разе… Я хочу знать. Если она кукла – то зачем?
Кэйа был готов к агрессивному ответу. К замкнутости. К нетерпимости. Отказ от правды он бы принял и настаивать не стал.
Но всё, что он получил в итоге, это равнодушное:
– Я имел неосторожность дать ей понять, что не выношу её прикосновений.
В подошву врезалось твёрдое, металлически звякнуло, когда Кэйа отступил. Он опустил голову, невидящими глазами уставился на меч.
А ведь и верно.
Он не мог вспомнить ни одного момента, когда Дилюк надолго оставался один и был предоставлен самому себе. Потому что их не было. Кассандра постоянно находилась близко, постоянно вторгалась в его личное пространство и трогала: за локоть, за запястье, переплетала пальцы или просто жалась всем телом – и это только на людях. Думать о том, что происходило в особняке за закрытыми дверями, Кэйа не мог себя заставить. Как не мог заставить себя и спросить.
Он знал ответ.
Он видел всё собственными глазами.
Взгляд зацепился за белый проблеск лезвия, остановился на его чётком контуре и наконец сфокусировался. Ледяная искра больно обожгла ладонь, проскочила по костяшкам крепко сжатых пальцев.
Кукла или нет – до рассвета ей не дожить.
– Ещё кое-что. – Кэйа вздёрнул подбородок, скрестил руки на груди. Дилюк снизу вверх молча взирал на него. – Я видел, как ты пытался «вынуть» кристалл. И как во время этого рвалась материя и появлялись разрывы. Каждое место в Мондштадте, где есть разрывы – это место, где ты пытался убить себя, не так ли?
– Да.
Да.
Он даже не отпирался.
Кэйа звонко расхохотался, а Дилюк подтянул колени к груди, укрылся плащом весь; его глаза были непроницаемыми, как мутное исцарапанное гранатово-красное стекло – ничего не разобрать.
То, сколько раз он пытался покончить с собой в других местах – узкие линии разрывов обозначали каждое, – и сколько раз пытался сделать это здесь, очевидно, отыскав наиболее удобное место… мысли об этом могли свести с ума.
Сюда же он приводил Кэйю попрощаться.
Глупый, глупый Дилюк.
– Как тебя вообще занесло в каньон Светлой Короны? – отсмеявшись, вытер щёку ладонью Кэйа. На коже остался след влаги.
– Хотел сброситься, – без тени улыбки сообщил Дилюк. – Мы остановились на границе Ли Юэ и пробыли там около недели. Каждую ночь она снимала с кристалла блок и отпускала меня «прогуляться» – а я, дурак, неизменно пытался бежать. Тогда я ещё не понимал, что это и было её первоначальным планом: она знала, что в итоге, отчаявшись, я попытаюсь покончить с собой. Каждая попытка – разрыв. Она разрушала материю моими руками, а кристалл призывал чудовищ и вёл их за собой. Я вёл их за собой, потому что в какой-то момент зов Бездны становился непреодолимым. Когда я понял, что натворил, что-то менять уже было поздно.
– Но, Дилюк. – Кэйа задумчиво потёр подбородок, прошёлся из угла в угол. – Первые разрывы появились у Долины Воспоминаний.
– Нет. Их обнаружили первыми.
– Угум. И вместо того, чтобы попросить о помощи, скажем, меня, ты решил продолжить вонзать в себя когти, я ничего не упускаю?
– Как будто у меня был другой выбор, – раздражённо бросил Дилюк.
Кэйа подскочил к нему – и сгрёб за ворот плаща, рывком поднял на ноги. Дилюк не сопротивлялся. Словно давно привык к такому обращению.
Кулаки зудели от желания ударить его: за то, что сдался; за то, что вот так легко отказался от Кэйи и их возможного будущего, и предпочёл тихо умереть; за то, что позволял убивать себя Полуночному герою.
За то, что прекратил бороться.
За то, что перестал быть самим собой.
Воздух снаружи тяжелел и уплотнялся. Пахло сыростью. Тревожно шелестели ветви древа, перешёптывались, предупреждали.
А Кэйа стоял напротив Дилюка и бился взглядом о мутное гранатовое стекло, и не различал ничего, кроме собственного искажённого отражения.
– Ну, знаешь, может, ты не в курсе, – зашипел он, крепче сминая ткань в ладонях, – но есть кое-кто, кто никогда не отказал бы тебе в помощи. И ты ещё больше удивишься, когда узнаешь, что этот человек – не единственный, кто не бросил бы тебя в беде.
– Всё не так… не так просто, – Дилюк моргнул, потупил взгляд. А Кэйа с усилием удержал себя от того, чтобы не встряхнуть его. – У Кассандры есть власть надо мной – и чем я дальше от неё, тем эта власть слабее. Но стоит мне оказаться на значительном расстоянии, как мой разум тут же начинает захватывать Бездна. Её влияние не менее сильно: в Мондштадте расположены Врата Бездны, не так ли?
Кэйа напряжённо кивнул. Дилюк продолжил:
– Я надеялся отыскать такое место, где контроль Кассандры ослабнет достаточно, чтобы я мог двигаться самостоятельно, но при этом ещё не потеряю рассудок и не растворюсь в Бездне. – Кэйа снова кивнул. Об этом он догадался сам. – Каньон не подошёл. Долина Воспоминаний тоже. Но дерево Ванессы – лучшее, что мне удалось обнаружить.
У Кэйи сжалось горло.
Вместо того, чтобы отпустить воротник плаща, он дёрнул на себя, крепко обнял Дилюка. И его сердце вскипело от боли, когда Дилюк, его некогда пылкий и бесстрашный Дилюк, неуверенно обнял его в ответ. Словно подсознательно опасаясь получить удар. Казалось, стеклянный купол сглаживал трещины и прятал их обоих от надвигающейся грозы, а воздушный замок выстраивал фундамент.
Потеряно было не всё.
Кэйа верил в это.
– Мы всё исправим, – прошептал он ему на ухо.
– Ты исправишь, – возразил Дилюк и мягко отстранился. Заглянул в глаза и сделался строгим. – Ты убьёшь меня, Кэйа, ещё один раз.
– Я не знал, я бы никогда!.. – мгновенно ощетинился Кэйа. Он отпрянул, спрятал руки за спину, как если бы на них ещё могла остывать кровь Чтеца.
Дилюк говорил без упрёка, но его слова пригибали к земле.
Полуночный герой был в ответе за гибель Чтеца и чёрные ячейки в кристалле-сердце. И этого исправить было нельзя – Кэйа лукавил, когда обещал Дилюку «всё». С этим предстояло научиться жить.
Конечно, Дилюк тоже однажды поднял на него руку, Кэйа остался со шрамом и Глазом Бога, но его собственных поступков это не могло оправдать.
Он не должен был вредить Дилюку.
– Хорошо, ладно, только перестань так смотреть! – тут же легко солгал Кэйа и быстро перевёл тему: – А теперь расскажи подробнее о её плане.
Дилюк смерил его недоверчивым взглядом, но послушно начал:
– Я – орудие. Моя цель – как твари Бездны – ослабить защиту Мондштадта, подорвать репутацию Ордо. Моя цель – как Дилюка Рагнвиндра – умереть. Я погибну так или иначе: кристалл в груди конечен. Каждое превращение разрушает его, каждая моя смерть и последующее воскрешение – тоже. Совсем скоро он погаснет, а вместе с этим умру и я. Окончательно. Кассандра сделает всё, чтобы мою смерть списали на Чтеца и на рыцарей, которые меня «не защитили». У неё как у жены всё прибрано к рукам: винокурня, ресурсы, статус. Она будет скандалить и требовать защиты. Она уже это делает. А люди подхватят её ропот, потому что их доверие она уже завоевала. Они тоже напуганы, и Ордену придётся пойти на уступки.
– А тут – Фатуи с помощью, как удобно, – продолжил за него Кэйа. – Они прибирают власть к рукам, и нападения, конечно же, прекращаются. Люди будут им благодарны, а действующий магистр потеряет авторитет. Так Мондштадт окажется в их руках.
– Но если я-Чтец ворвусь в город, а ты убьёшь меня, моё последнее перевоплощение в человека произойдёт на глазах у всех. Ни у кого сомнений не останется, что всё это время чудовищем был я. Что моя смерть – не вина Ордо Фавониус и не следствие их бездействия.
– Замолчи! – резко перебил его Кэйа. Осенённый новой догадкой, он угрожающе наставил на Дилюка палец. – Ты говорил, что Кассандра снимала блок с кристалла каждую ночь. Но нападения случались не всегда. Почему их не было?
– Потому что иногда мне всё-таки удавалось нанести себе травму, несовместимую с жизнью, – устало опёрся спиной о корневище Дилюк. – Ты дослушаешь мой план или продолжишь перебивать?
– Дерьмовый у тебя план, Дилюк! – свирепо топнул ногой Кэйа. – Нужно разоблачить её перед Орденом, а не жертвовать собой, бедовая ты голова!
– Как ты докажешь, что она – её кукла? – Дилюк склонил голову набок. – Даже если тебе поверят, если ты сумеешь найти доказательства, я уже женился на ней. Моя подпись. И неважно, что мою руку вёл не я сам.
– Твоя подпись – не подпись, а крик о помощи. Твой брак недействителен. К тому же ты дашь показания.
– Мой голос. Я не могу. – Дилюк ладонью сжал собственное горло, словно нащупав что-то под кожей. – Не могу напасть на неё, навредить себе в человеческом облике, даже произнести её имя. Сейчас – другое дело, я ещё нахожусь под воздействием кристалла.
– Принц Бездны не пощадил тебя, да? – с печальной улыбкой смягчился Кэйа.
– Он вырвал мне сердце и заменил кристаллом: хотел, чтобы я принял проклятье Бездны и пополнил ряды его войска. Но Одиннадцатый предвестник нашёл меня до того, как стало поздно. – Дилюк опустил взгляд и передёрнул плечами. Глубоко вдохнул, прежде чем продолжить. – Он искал кого-то другого, но наткнулся на меня. Я истекал кровью, был на грани смерти и думал, что он бросит меня там. Но Фатуи посчитали, что я ещё могу пригодиться. Прости меня. – Дилюк вдруг поднял глаза и медленно моргнул.
– Давай повременим с извинениями, нужно придумать, как безопасно вынуть эту дрянь из тебя, – поджал губы Кэйа.
– Слишком поздно. – Дилюк упал на колени и склонил голову.
Молния ослепила, загрохотал гром, и ливень опустился на Долину Ветров серым саваном. Молния вспыхнула повторно. Белым вычертила силуэт Дилюка и ещё один – за его спиной.
Сердечно улыбаясь, в укрытие под корнями зашла Кассандра.