Солнце жарило нещадно. Прокалённый им, разрезанный горячими лучами, воздух плавился и растекался, точно брусок сливочного масла на сковороде. На небе – ни облачка.

В Порт-Ормосе было не протолкнуться.

Густо пахло специями, тяжёлыми масляными Сумерскими ароматами и мокрой древесиной; яркие платки и длинные юбки в пол мельтешили цветом и замысловатыми орнаментами, притягивали взгляд. Кэйа, засунув руки в карманы широких шаровар, неспешно прогуливался мимо торговых лавок и насвистывал себе под нос мелодию. Этой мелодией обозначался его выход на сцену в образе принца Джагджита.

Спектакли в Сумеру Кэйе полюбились.

И дело было даже не в том, что его первое выступление – праздное любопытство, почему бы и нет? – завершилось ошеломляющим успехом, а сам Кэйа обзавёлся солидным количеством поклонников и поклонниц; получил признание. А в том, что на сцене можно было не думать ни о чём, кроме заученных реплик.

Остановившись у лавки с безделушками, он взвесил на ладони нитку цветных стеклянных бус, пропустил её между пальцами. Бусины, кривоватые, разных размеров, имели тёмно-красный оттенок на просвет. Как гранатовое стекло.

Дрогнув рукой, Кэйа торопливо возвратил украшение на место, широко улыбнулся торговке и поспешил прочь.

В Сумеру в командировке он пребывал уже три месяца.

О Дилюке старался не думать, и, спасибо частым приглашениям от любительских трупп, со временем это удавалось всё легче.

Он открыл правду о нём только Аделинде, Эльзеру и Джинн. Как самым близким, тем, кто довольно быстро заподозрит неладное. Во избежание нежелательных слухов штат прислуги пришлось полностью заменить, нанять новых работниц, близко не знакомых с прежним мастером Дилюком. Аделинда больше не плакала при нём, но Кэйа видел её опухшие веки и посеревшее, постаревшее лет на десять лицо. Едва ли он сам выглядел лучше.

К зеркалу лишний раз он старался не приближаться.

Как только первые потрясения улеглись, он навестил могилу мастера Крепуса – и не узнал её. Памятного камня было не рассмотреть в пене благоухающих лепестков; сама могила теперь походила на пышный цветник: букетов и корзин с цветами было много, много – свежих. Нетрудно было догадаться, для кого на самом деле предназначались эти подношения. Кэйа добавил два букета, рукавом вытер глаза и быстро ушёл. Ему нечего было сказать приёмному отцу.

«Простите, что не сберёг его?»

«Это всё моя вина?»

Не находилось слов для случившегося. Слёз – и тех не хватало.

Поэтому, когда Джинн предложила ему длительную командировку в Сумеру, он согласился не раздумывая.

С этим Дилюком он письмами не обменивался. Выбрасывал их нераспечатанными сразу же, как только получал. Он ведь так и не дал ему ответ, там, в спальне, и не хотел возвращаться к вопросу даже мысленно. Жизнь без возлюбленного казалась неопределённой, островом, затерянным в тумане. И никакая фальшивка не могла стать спасительным маяком. Не могла стать заменой. А потому он жил, как раньше, когда Дилюк только-только покинул Мондштадт и примирения ещё не случилось. Учился быть сам по себе.

Без Глаза Бога.

И без Дилюка.

Вода негромко билась о причал, о борта пришвартованных судов, и лишёнными перьев крыльями смотрелись мачты со спущенными парусами. Останками. Колоссами, погибшими в безымянной схватке ни за что. Собственную схватку Кэйа выиграл, жаль, что и она тоже оказалась ни за что. Засмотревшись, увязнув в липком дёгте мыслей, он замедлил шаг и остановился.

С тем чтобы позади себя услышать голос.

– Был рад знакомству, мисс Хания, – произнёс голос. А у Кэйи, несмотря на полуденный зной, на отсутствие Глаза Бога, между лопатками кристаллами врос лёд. – Благодарю за помощь и ценные рекомендации. Боюсь даже представить, к каким последствиям могли бы привести мои беспечность и необразованность в столь деликатном вопросе. – Голос раскрошился смешком, мягким, сыпучим, как тёплый песок в ладонях; Кэйа прижал к груди собственные. Они дрожали. – Надеюсь, это не последняя наша встреча.

– Напрасно вы недооцениваете себя, господин Рагнвиндр, – низким, грудным смехом ответил голосу другой. – Уверена, вы прекрасно справились бы и без моей помощи. Но я рада, что смогла оказаться вам полезной.

– Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку в дальнейшем?

– Безусловно. – Женский голос заискрил кокетством. – О, и простите мне моё любопытство, но я удивлена, как же так вышло, что столь видный господин до сих пор холост?

– Кто знает, может быть, я просто не создан для семьи? Или же… – Лёд между лопатками сменился колючим жаром; Кэйа вскинул подбородок, на неверных ногах развернулся к говорившему. – Или же я встречу свою судьбу именно здесь, в Сумеру?

Чтобы взглядом столкнуться с гранатовым стеклом.

– Желаю вам удачи, господин Рагнвиндр!

Невысокая девушка – в изящной шляпке, украшенной цветами и перьями на фонтейнский манер, в лёгком лавандовом платье с оборками, – протянула к Дилюку руку.

Кэйа напружинился и инстинктивно положил ладонь на рукоять меча.

Но Дилюк спокойно пожал девичьи пальцы и попрощался вежливой улыбкой. Леди отвернулась от него, и на мгновение Кэйа увидел её лицо, – и тут же выдохнул, отнял от оружия руку. Смуглая, с грубоватыми чертами лица и выцветшими от солнца ресницами, она смотрелась миловидной, но простой и совсем не соответствующей своему наряду. Совсем не похожей на Кассандру.

Девушка, Хания, так Дилюк обращался к ней, постепенно растаяла в толпе.

Никто не проводил её взглядом.

Дилюк в упор смотрел на него; не подходил, не пытался завязать разговор.

Кэйа и сам молчаливо и жадно рассматривал его, не в силах отвести взгляда. И чувствовал. Как если бы что-то ценное, от чего он намеренно избавился, но со временем примирился с утратой, вдруг вновь возникло в его ладонях. Чувство было странным, новым. Непривычным.

За три месяца Дилюк почти не изменился.

Всё та же бледная кожа с россыпью полупрозрачных веснушек; ржаво-красные волосы языками гаснущего костра разметались на плечах, так что даже крупная жемчужная заколка не могла их удержать. На кончиках прядей тонко серебрился иней. Строгий костюм, излишне закрытый и плотный для жаркого дня, Пиро Глаз Бога на поясе и до блеска начищенные туфли.

Всё выдавало в нём неместного, и это отчего-то смотрелось особенно интересным, притягательным.

Кэйа и смотрел. И изводил себя тихой злостью, оттого что не смог равнодушно отвернуться и уйти в первые секунды зрительного контакта. Сейчас же сбегать было поздно.

– Сумерское солнце пошло тебе на пользу, Кэйа. – Дилюк всё же сократил разделявшее их расстояние и протянул руку. – Отлично выглядишь.

– Зато к тебе, как обычно, загар не пристаёт. – Кэйа стойко пожал его ладонь. – Смотри не обгори, как однажды…

И осёкся.

Это был не он. А фарфоровая кожа не могла загореть. Если только те её участки, которые были пересажены от мертвеца, но… не на тот ли случай Дилюк и выбрал закрытый костюм? Во рту стало горько, и Кэйа поспешно отдёрнул руку, сунул её в карман и сжал в кулак; ногтями вонзился в ладонь, болью изгоняя остаточное ощущение чужого прикосновения.

А Дилюк, если и заметил его смятение, то продолжил как ни в чём не бывало:

– От тебя давно не было вестей. Как ты здесь обустроился?

В его голосе не было укора. Да и спрашивал он вовсе не о письмах, но Кэйа воинственно вскинул подбородок и сузил глаза.

– Отлично обустроился. – И тут же, сам не зная для чего, предложил: – Идём, здесь поблизости есть приличное место. Поговорим.

Дилюк кивнул и степенно направился следом. Краем глаза наблюдая за ним, Кэйа не мог не отметить, что ошибся: он изменился, и сильно. Теперь он был спокоен, уверен в себе и совсем не походил на опустошённого, запуганного себя из прошлого; на кого-то, кто мог бы стоять на коленях и умолять убить его. Но и на пылкого темпераментного настоящего Дилюка не был похож.

Кэйа запрещал себе всякие сравнения: бессмысленное травление собственных ран, – но взгляд сразу же подмечал любое отличие. И от ощущения, что он спит и видит причудливый кошмар, невозможно было избавиться.

На его короткие взгляды Дилюк внимания не обращал.

Таверна «Джафар» славилась своим гостеприимством и широким ассортиментом экзотических коктейлей. Расположенная вблизи воды и укрытая густой тенью дерева, она дарила прохладу даже в самые знойные дни и никогда не пустовала. Стилизованная резная мебель и цветные зонты над столиками придавали заведению особенного уюта. В отличие от алкогольной карты меню было скромным, но за «Затмение», пряный коктейль с тёмным ромом, Кэйа был готов мириться с однотипностью закусок.

Путь до таверны не занял много времени.

Он уверенно направился к излюбленному столику, Дилюк не отставал. Разместились на веранде, друг напротив друга; места заранее не обговаривали, но так уж вышло, что позади Дилюка бело-зелёной свечой высился маяк. Кэйа криво улыбнулся и взмахом руки позвал официантку.

Но вместо Несмиль к ним подошёл Аймен, бармен. Смуглолицый, как и все в Сумеру, с каштановыми волосами и янтарным лисьим взглядом. Он не имел с Дилюком ничего общего ни во внешности, ни в характере.

Кэйе он был хорошо знаком.

– Здравствуй, принц Кэйа, ты рано сегодня, – вкрадчиво улыбнулся Аймен и легко тронул его за плечо, поправил косу и разгладил вплетённые в пряди перья. – Тебе как обычно?

– Принц? – Дилюк перевёл взгляд от Кэйи к Аймену, и обратно.

– Ах, насчёт этого… – Кэйа дёрнул плечом, возвращая косе прежнее положение. Неожиданный прилив стеснения сковал. – Да, я тут сыграл в паре спектаклей, знаешь, ничего особенного. Привет, Аймен! Да, как обычно.

– Чего желает ваш спутник? – Несмотря на приветливый тон Аймена, его рука на плече Кэйи потяжелела.

Взгляд Дилюка сделался непроницаемым.

– Просто воды, пожалуйста.

Аймен кивнул и удалился, напоследок выразительно скользнув кончиками пальцев по спине Кэйи. Ни один мускул не дрогнул на лице Дилюка. А Кэйа умостил локти на столе и благодушно улыбнулся.

Обычно Аймен не обслуживал посетителей лично, но его появление позволило Кэйе взять себя в руки и успокоиться. Он хорошо знал это место. Хорошо знал владельца.

И, конечно, Аймена.

Однажды после очередного выступления, заимевшего успех, всей труппой они завалились отметить в «Джафар». Кэйа много пил, много смеялся, кажется, даже с кем-то станцевал и поцеловался на брудершафт. Воспоминания расплывались, разговоры и смех мешались со сладким алкоголем, пузырьками взрывались под рёбрами. Аймен улыбнулся и выставил коктейль за счёт заведения. Кэйа бездумно послал ему воздушный поцелуй.

Он не запомнил, когда и с кем уходил.

Но опомнился, когда его лопатки притиснулись к стене, а его самого сильно тряхнуло. Аймен жарко дышал ему в рот, его руки уже были под поясом; сжимали, мягко, но настойчиво ласкали. Пальцы сильные и умелые, но нежные, без огрубевших мозолин – совсем не такие, как у... Кэйа слабо застонал, зажмурился – по щеке прокатилось что-то горячее – и оттолкнул Аймена.

– Я пойду. Прости.

– Я сделал что-то не так? – Тот был явно расстроен, но руки послушно убрал.

– Нет, это я... Всё не так. У меня есть жених, ты знал? Был. – Колени подломились, Кэйа упал на землю, и его вырвало.

– Сомнительный жених, раз отпустил тебя одного без присмотра, – цокнул языком Аймен и сунул Кэйе чистый платок, помог вытереть лицо. – Давай хоть домой провожу, горе-принц. Ты же на ногах не стоишь.

– Далековато до Мондштадта провожать придётся. Ты готов?

– Попросишь – на руках донесу.

С этого и началась их дружба.

Едва ли Аймену было достаточно одной лишь дружбы, впрочем, но разговор о произошедшем не поднимался. Кэйа не хотел всё усложнять. Он мог бы попробовать, но... Всего три месяца прошло. Он не был готов. Так он говорил себе. И Аймену, когда его взгляды становились особенно долгими и печальными.

– Может, всё же что-то покрепче? – Кэйа постучал указательным пальцем по столешнице, привлекая внимание Дилюка.

– Это ни к чему. – Тот поджал губы. – Во-первых, бармена ты только что отослал. Во-вторых, – Он подался вперёд и понизил голос. – Не забывай: я кукла. У меня нет мозга, так что алкоголь никак не повлияет на моё сознание.

Он вновь откинулся на спинку, а Кэйа несколько секунд растерянно таращился на него, а затем зажал себе рот ладонью и взорвался сдавленным смехом.

– Ох, нет, нет! – сквозь слёзы задохнулся он и свободной рукой стукнул себя по колену. – Дилюк! Нет мозга! Зря ты это сказал, ох, готовься к шуткам до конца своих дней!

– Останешься со мной до конца? – неожиданно серьёзно уточнил Дилюк, и Кэйа поперхнулся и замолчал.

– Ну и шутки у тебя, – раздражённо бросил он и выдернул из подставки салфетку, промокнул щёки.

– Ты первый заговорил о них.

– Налаживаешь торговые связи с Сумеру? – резко перевёл тему Кэйа и скомкал салфетку в ладонях.

– Нет, я здесь... – Дилюк вдруг замялся, неопределённо пожал плечами. – По личному вопросу.

– Вот как.

Что ж, справедливо.

В конце концов Дилюк ничего ему не обещал, не давал клятв. Но настроение уже стремительно портилось, и Кэйа свирепо вонзил ногти в салфетку. Напрасно он пригласил его в таверну: очевидно, что они чужие друг другу и их теперь ничего не связывает; а то, что связывало – ошибка, ложь в шелестящей обёртке, которой могло не быть, если бы Дилюк набрался смелости и открыл правду сразу.

Забавно.

А ведь точно так же Кэйа поступил и сам по отношению к настоящему Дилюку.

– Даже жаль, что мы встретились вот так, – одними уголками губ улыбнулся Дилюк и сплёл пальцы. – Я хотел сделать сюрприз и прийти на выступление, посмотреть на знаменитого принца Джагджита.

– О, так ты знаешь об этом, ха-ха...

– Новости уже дошли до Мондштадта, малышка Кли показала мне афишу. – В его тоне острой, болезненной иглой сверкнуло осуждение. – Ты не говорил, что у тебя есть сестра.

– Он знал о ней. – Кэйа нахмурился и скатал несчастную салфетку в ком. – А тебе я не должен никаких объяснений.

– Пусть так, но как же Джинн?

– Причём здесь Джинн?

– Когда она узнала, что я намереваюсь встретиться с мисс Ханией, то попросила меня заодно навестить и тебя. Узнать... – Дилюк сделал паузу, испытующе взглянул на Кэйю. – Собираешься ли ты вернуться?

– Конечно, собираюсь, что за вздор?! – окончательно рассердился Кэйа. – За кого вы меня?..

Дальнейшую возмущённую тираду прервал Аймен, вернувшийся с заказом. Дилюк бесстрастно смотрел на стакан воды, но на мгновение показалось, что над ровной поверхностью промелькнул завиток пара. А Кэйа постукивал подошвой под столом, уже представляя, как со всех ног сбегает от Дилюка и его несправедливых обвинений.

Вот и поговорили.

Всё-таки дрянная была идея привести его в «Джафар».

– Так это твой жених? – Выставив бокал на толстой ножке перед Кэйей, как бы невзначай шепнул Аймен на ухо.

И хотя вопрос предназначался не ему, Дилюк расслышал и ответил первым:

– Жених. – Это не прозвучало как встречный вопрос, но его бровь изогнулась, а взгляд вновь устремился к Кэйе.

Кэйа неуютно повёл плечами, проклиная и острый слух Дилюка, и Аймена с его так некстати взыгравшей ревностью.

– Займись другими гостями, Аймен, – процедил он сквозь зубы и сунул ему в карман монеты вместе со скомканной салфеткой. – Сдачи не нужно. Мы скоро уйдём.

– Как пожелаешь, принц.

Стоило бармену отойти, как Кэйа, больше не сдерживаемый чужим присутствием, набросился на Дилюка:

– Своё возвращение я буду согласовывать с Джинн, и только с ней! – рявкнул он и вцепился в ножку бокала. – Обойдусь как-нибудь без посредников!

Махом опрокинув половину коктейля, он тряхнул головой и поморщился. «Затмение», любимый напиток, показался горькой отравой. Жаром обожгло горло, крепко ударило в желудок. Но сильнее опалил недобрый взгляд Дилюка.

– Тогда изволь прислать ей хотя бы один отчёт, – отчеканил он. Несмотря на тёмное пламя, бушующее на дне его глаз, льда в нём самом было больше, чем огня – и уже за одно это хотелось его ударить. – Напиваешься с раннего утра, как актёр ты здесь известен куда больше, чем как представитель Ордо Фавониус, хотя должно быть наоборот, не так ли? Чем ты вообще здесь занимаешься?

– Тебе какое?.. Подожди. – Кэйа потёр лоб, пальцами взялся за переносицу. В висках заломило. – Что значит «не прислал ни одного отчёта»?

– Ты не ответил ни на один её запрос, – сдержанно пояснил Дилюк. – И ни на одно моё письмо. На письма Альбедо, Аделинды, Хоффмана и сестры Розарии. Проигнорировал открытки Кли. Ты просто исчез.

– О, я... Забыл, наверное.

– Альбедо сказал, что без Глаза Бога ты постепенно начнёшь терять воспоминания. Забывать самого себя. А горе и, гм, чувство вины могут значительно ускорить процесс, – мягче, терпеливее продолжил Дилюк. Кончиками пальцев он провёл по стакану с водой, мелко забарабанил по стеклу; жест, которого никогда не было у настоящего Дилюка. Кэйа стиснул зубы. – Но не беспокойся, он уже ведёт переписку с некой мастерицей механизмов из Ли Юэ. Вместе они работают над тем, чтобы заменить…

– О, ни слова больше! – резко взмахнул он рукой. – Со мной всё в порядке, я прекрасно себя чувствую и без Глаза Бога. Кли, Альбедо... Хах, быстро же ты освоился!

– Полгода прошло, Кэйа...

Полгода.

Кэйа моргнул и бесцеремонно уставился на грудь Дилюка, на место, где под слоями одежды, под фарфорово-рёберной дверцей хранился Крио Глаз Бога. Но не только. Он помнил, в кошмарах нередко наблюдал механическое гнездо, чёрные провода и полые сосуды, серебристыми спайками льда соединённые с искусственным сердцем; дышащие лёгкие, которые неизвестно для чего установили кукле. Интересно, вдруг пространно подумалось Кэйе, а как отреагировал бы этот Дилюк на его секрет? Если бы Кэйа бесстрашно сказал ему «тебе будет интересно узнать, как я получил Глаз Бога, выслушай». И что-то подсказывало, что Дилюк не стал бы обнажать меч, а действительно выслушал. Отнёсся с пониманием.

Кэйа вновь ошибся.

Они не были друг другу чужими: их связывало настолько много плохого, как нитями Кассандры опутывало, что даже ненавидеть его до черноты в душе Кэйа не мог. А Дилюк при этом умудрялся в своём ледяном сердце находить любовь. Вот уж и вправду глупец. Фарфоровая кукла без мозга.

Но полгода.

Кэйа опустил взгляд на собственные руки. Надо же, он и не заметил, что прошло так много времени.

И вдруг всё осознал.

К несчастью, ошибаться раз за разом было его прерогативой. Дилюк же, что настоящий, что его ложная тень, был до отвратительного прав: Кэйа уже давно не занимался делами Ордо, а лишь выступал на сцене, пил и развлекался. Командировочные средства должны были уже закончиться. Он никогда не задумывался, кто оплачивал все его счета; кто мог знать о его незатейливой разгульной жизни, может, и об Аймене, но продолжал его поддерживать.

Кэйа поднял взгляд выше, посмотрел Дилюку в глаза. Но вопроса не задал.

Потому что не хотел услышать ответ.

– Пора вернуться домой, Кэйа, – терпеливо улыбнулся Дилюк.

– Когда отбывает твой корабль?

– Через неделю.

Нахмурившись, Кэйа медленно, с неприятным звуком поскрёб ногтями столешницу. Так скоро. Достать билет будет непросто.

А Дилюк, словно прочитав его мысли, сунул руку в нагрудный карман и вынул билет. Положил на стол и продвинул вперёд. Кэйа взял его в руки. Билет был тёплым.

– А если я откажусь?

– Твоё право.

Он не откажется. Они оба это знали. Но отчего-то хотелось оставить занозу, не сдаться без боя. В Сумеру он знаменитость, тот самый принц, а в Мондштадте – один из капитанов, не более того. Но там у него остались друзья, малышка Кли. Долг, в конце концов. И Дилюк-не Дилюк... который достал его и в Сумеру. Вот же негодяй.

Кэйа нежно, ностальгически улыбнулся. Он ужасно соскучился по дому.

– Послезавтра у меня выступление, придёшь?

– Конечно. Я уже купил билет.

– Ко всему-то ты подготовился! Можешь... пригласить и мисс Ханию, я выбью вам лучшие места. Ну, если она… Вы с ней. – Он неопределённо взмахнул рукой и опустошил бокал.

Дилюк вежливо улыбнулся.

На спектакль он пришёл один.

***

Это выступление стало его прощальным. Зал был полон, рукоплескал и морскими волнами неистовствовал после завершения. Под бурные овации на сцену выбежал Аймен, обнял Кэйю и дерзко, коротко поцеловал в губы. Кэйа ойкнул, расхохотался. А зал взорвался новыми аплодисментами и призывным свистом. Успех опьянял, от восторга голова шла кругом. На последнем ряду Кэйа разглядел Дилюка: тот хлопал вместе со всеми, но его лицо было неподвижным, глаза – гранатовое стекло, тёмное, мутное на просвет. На коленях у него лежал пышный букет.

Кэйа аккуратно высвободился из объятий Аймена.

Может, у Дилюка и не было мозга, но сердце имелось – он собственноручно создал его, помнил его тяжесть в ладонях и собственные слёзы, которые вмерзали в его поверхность, – и разбивать его вот так, на глазах у тысячной публики, показалось чем-то особенно жестоким и несправедливым. Дилюк не был виновен в том, что Кэйа не любил его. Как не любил и Аймена, впрочем.

Но он уже спустился со сцены и взбежал к Дилюку сам, улыбнулся, распахнул руки и тряхнул головой: зазвенели украшения, замельтешили перья в волосах, когда коса соскользнула на грудь. С золотыми звёздами на скулах и броским макияжем, в плотном блестящем атласе, он был ослепительно хорош и сам об этом знал.

– Ну, что скажешь?

А Дилюк закинул ногу на ногу и снизу вверх посмотрел на него. Смешливо, почти незаинтересованно, так, как когда-то смотрел на винокурне. И одними губами произнёс:

– Браво.