— Ну, что, кажется, у нас, наконец, выдался свободный вечерок. — Кайя потянулся в своем кресле, отрываясь от бумаг. — А я уже пару недель обещаю тебе устроить организованную экскурсию по барам города.

— В Долю Ангелов. — Дилюк оторвался от очередной книги. 

Серию Меланхолии Веры он уже давно закончил, и теперь принялся по очереди трудолюбиво поглощать всю библиотеку Кайи, книгу за книгой, даже какую-то ерунду, типа, Истории Тейвата.

— Что? — капитан встрепенулся, не ожидая, что Дилюк захочет в первую очередь заглянуть в самую злачную из таверн города, куда даже сам Кайя редко решался наведаться. — Почему именно туда?

— Кайя, — Дилюк посмотрел на него почти с жалостью, — кому она принадлежит сейчас?

— Лоуренсам, — и уже проговаривая фамилию вслух, он, вдруг, понял причину. — Погоди… так это была твоя таверна?

— Ну, называлась она тогда не Доля Ангелов, но да, когда-то она была одной из лучших таверн, куда поставлялось элитное вино с Рассвета, — джинн тяжко вздохнул.

— Может… все же не стоит? — осторожно уточнил капитан, четко осознавая, что сейчас там все совсем иначе, и, наверняка, Дилюку будет неприятно смотреть, во что Лоуренсы превратили однажды любимое детище джинна.

— Все настолько плохо? — с каким-то тоскливым разочарованием ответил вопросом на вопрос тот.

Кайя смог только кивнуть — комментировать там было нечего.

— Я бы все равно хотел увидеть своими глазами, — упрямо поджал губы Дилюк.

— Ну, что же, слушаюсь и повинуюсь, — игриво ответил Кайя, передразнивая популярную фразу из сказок про джиннов, и поклонился. — Тогда пойдем. Но будь готов, если что, быстро оттуда ретироваться. Контингент там еще тот нынче. 

Тот кивнул в ответ и отложил книгу. День клонился к закату, Кайя, как обычно, засиделся за своими бесконечными отчетами, и пропустил конец рабочей смены. Первые несколько дней джинн пытался ему напомнить, что пора бы уже заканчивать, но, поняв, что капитан так же, как и его сестра, патологический трудоголик, сдался и махнул на это дело рукой, только запасаясь книгами, когда вместо полевых миссий, они сидели в капитанском кабинете, и тот сосредоточенно часами перебирал бумагу за бумагой. А потом ныл, что его прекрасный день опять закончился, а он ничего значительного не сделал, и, вообще, как он ненавидит работать с документами, лучше бы похитителям сокровищ задницы надрали.

Всю дорогу до таверны Кайю не оставляло ощущение, что за ними кто-то наблюдает, но, когда он пытался украдкой оглядеться или сменить маршрут, вокруг никого не оказывалось. Можно было бы списать на стресс последних дней и усталость, но чуйка вопила о том, что ему не казалось — а своей интуиции он привык доверять, она не раз спасала ему жизнь. 

Джинн быстро заметил, что его спутника что-то беспокоит и собрался спросить, в чем дело, но Кайя спешно шикнул на него и утащил в ближайшую подворотню.

— В чем дело? — шепотом спросил тот, выглядывая вместе с Кайей из-за угла.

— Мне кажется, за нами кто-то следит, но я никак не могу понять, кто и откуда, — прошипел капитан, заняв выжидательную позицию.

— Хм, — задумчиво протянул джинн и обратился дымом, заставляя Кайю закашляться. 

Капитан удивленно наблюдал за тем, как серый сгусток поднялся над крышами домов, проплыл в одну сторону, в другую, потом вернулся и снова принял человеческий облик.

— Вокруг никого нет, — покачал головой тот и обеспокоенно приложил ладонь ко лбу собеседника. — Нет, лихорадки нет. Значит, устал просто. Кайя, тебе не стоит столько перерабатывать, иначе скоро совсем Бездна его знает, что начнет мерещится, не только слежка.

Капитан с тихим стоном привалился к холодной каменной стене.

— Дилюк, я не ребенок, я не устал, и мне ничего не примерещилось. 

— Но вокруг нас в радиусе пятидесяти метров никого нет, — упрямо нахмурился джинн.

Понятно. Спорить с таким упертым ослом было бесполезно. Значит, придется просто держать ухо востро, учитывая, что его уже пытались убить, а Лиза пока что никаких дополнительных подробностей для него не накопала.

— Хорошо, ты прав, может, я действительно немного устал. Значит, самое время выпить и расслабиться. Пойдем. — Смиренно сделал вид, что признал поражение Кайя, и потянул своего спутника в сторону таверны.

Ощущение не пропадало до самого входа, и это нервировало. Но вокруг и вправду никого не было, и может, ему действительно нужно было пропустить пару стаканчиков, пока все это дело не переросло в паранойю.

«Доля Ангелов» встретила их спертым воздухом, парами дешевого алкоголя, обшарпанными стенами и пьяным гулом местной фауны. Дилюк широко раскрытыми от удивления глазами оглядел помещение, и, видимо, даже несмотря на то, что Кайя предупредил его, такой разрухи он не ожидал. Он резко выдохнул и сделал поспешно шаг назад, упираясь спиной в тяжелую дверь, заляпанную какими-то липкими потеками, в которых угадывались чьи-то отпечатки пальцев.

— Хочешь, пойдем в «Кошкин Хвост»? — тихо поинтересовался Кайя, отодвигая спутника от грязной поверхности.

Тот только отрицательно покачал головой и, упрямо выдвинув челюсть вперед, направился к стойке. Вздохнув, Кайя последовал за ним.

— Добрый вечер, Чарльз, — поздоровался он, присаживаясь на один из свободных стульев и приглашая джинна приземлиться рядом.

— Очень смешно, капитан. Когда это вечер был добрым в этой дыре? — устало ответил бармен, подхватывая два стакана и наливая туда какой-то розовой бурды.

— Что это? — сдвинув брови к переносице, внимательно рассматривал содержимое стакана Дилюк.

— Это печально известное лоуренсовское вино, — пожал плечами Кайя и, побултыхав содержимое, сделал глоток. И поморщился. Какая гадость. 

— Как же так? У «Рассвета» ведь такая плодородная земля. Как можно из хорошего винограда делать такую дрянь? — он расстроенно поставил стакан назад на стойку.

— Добрый господин, был бы там хороший виноград и плодородная земля, может, у «Доли Ангелов» была бы аудитория получше, чем вот это вот все. Я, вообще, не понимаю, каким ветром Вас и Вашего гостя сюда занесло, капитан. — Чарльз оперся на стойку, очень плохо изображая интерес в происходящем.

— Ты знаешь, Чарльз, а мой друг, вообще-то прав, земля и виноград там весьма приличные, я бывал пару раз по делам на винокурне. Это Лоуренсы — жадные ублюдки, которые не умеют вести бизнес и не хотят тратить деньги на хорошее оборудование и правильную технологию производства, — вступился Кайя. — И если бы руководство там сменилось, то, может быть, Мондштадт снова стал бы известен, как город виноделия.

Капитан задумчиво посмотрел на Дилюка. Тот нахмурился под изучающим взглядом и поерзал на стуле.

— Что?

— Ничего, Люк, не бери в голову, — усмехнулся он и сделал еще один глоток. Все еще гадость. — Чарльз, налей нам чего-нибудь импортного, эту парашу невозможно пить.

Бармен, бурча что-то себе под нос, удалился в подсобку искать какое-нибудь пойло поприличнее. Кайя огляделся. Он привык бродить по тавернам города в поисках информации, с половиной похитителей сокровищ был на короткой руке и иногда выпивал с ними, но ребята, населявшее это заведение, были особым сортом отбросов. Лохматые, в рваном тряпье, с отекшими лицами, фингалами под глазами и выбитыми зубами. Здесь его за своего, конечно, не примут, даже если он оденется соответствующе и искупается в грязи. Из такого отребья он ничего, кроме жалких остатков души, вытрясти не сможет. Значит, работа сегодня вечером отменяется. И, если Чарльз найдет для них какой-нибудь фонтейнский виски, то, может, они посидят еще здесь, поболтают с ним. Так-то, местный бармен был приличным человеком, а иногда даже сносным собеседником, и Кайя никак не мог понять, почему он до сих пор работал в «Доле Ангелов» вместо того, чтобы попроситься в тот же, например, «Кошкин Хвост», где толпа была совсем другая, и работать, наверняка, было приятнее.

— Вот, ром из Натлана, — Чарльз со стуком поставил бутылку темного стекла на стойку и достал два новых стакана.

Входная дверь неожиданно с шумом распахнулась, и на пороге показался взволнованный бард в зеленой шапочке набекрень.

— Бардам не платим, — скучающе пробубнил Чарльз заученную фразу. 

Венти удивленно замер на секунду, словно не ожидал, что здесь с ним кто-то станет общаться прям с порога, махнул рукой и со словами «Я не на работе», подлетел к стойке.

— Рас… Дилюк, я знал, что найду тебя здесь, — воодушевленно и затравленно одновременно начал он.

— И откуда же ты это знал? — с любопытством уточнил Кайя, жестом показывая Чарльзу достать третий стакан для новоприбывшего.

— Ветра подсказали, — уклончиво ответил тот. — Я пришел каяться и молить о прощении.

Огромные зеленые глаза уставились на Дилюка почти с отчаянием. Посетители таверны, привлеченные звонким голосом барда, обернулись посмотреть, что за сцена разворачивается у стойки. Дилюк окинул многочисленные пары глаз, пьяно разглядывавшие их, и резко шикнул на Венти.

— Тихо, или ты хочешь, чтобы вся эта компания узнала, кто ты такой?

Бард ойкнул и только теперь заметил всеобщее внимание.

— Прости, я настолько привык к тому, что на меня все смотрят, что забылся, — хихикнул он, выходя из роли раскаявшегося грешника.

Капитан подхватил бутылку и стаканы, и кивнул головой в сторону одного и столиков в самом углу, где их никто не побеспокоил бы. Если они продолжат общение у стойки, на этот спектакль скоро весь Монд соберется.

— Так что ты хотел мне сказать? — Дилюк хмуро разглядывал ром. 

Болтал его на свету, нюхал, ощупывал бутылку со всех сторон: делал все, что угодно, чтобы не смотреть на барда.

— Сказал же, пришел молить о прощении, — снова театрально вздохнул тот.

— А поподробнее? Ты же несколько дней назад клялся, что не писал письма, — все еще выискивал тайное знание на дне стакана джинн.

— Писал, оказывается, — с уже гораздо более искренней подавленностью в голосе уперся подбородком в основание ладони тот. — Только вот это письмо я так никогда и не отправил, мы с тобой перед моим отъездом в Монде увиделись, и надобность в письме отпала.

— Перед отъездом? — переспросил джинн, наконец, поднимая глаза на барда.

— Да, помнишь, у нас была такая традиция тогда — собираться семеркой в Ли Юэ. Ты еще лучшее вино мне специально для этого случая всегда откладывал, потому что Моракс уж очень его любил.

Дилюк кивнул. В его глазах мелькнуло понимание.

— Поэтому у Каменных Врат.

— Ага, — Венти совсем поник. — Вино я хотел у тебя тогда забрать. Но ты сам его привез. А письмо я куда-то забросил и с тех пор не видел. Я и вспомнил о нем случайно. Подумал, раз на нем была моя Анемо печать, зачем бы я мог позвать тебя к Каменным Вратам. И… вот.

Джинн снова глубокомысленно посмотрел на содержимое своего бокала, а потом залпом опрокинул его в себя и практически отшвырнул стакан. Звона разбитого стекла не последовало только потому, что Кайя успел вовремя подхватить его и поставить назад на стол. Нечего снова привлекать к себе внимание.

— Я не знаю, как тебе верить, Венти. Уж больно складно звучит твоя история, — разбито прошептал Дилюк, закрывая лицо руками.

— Ты прав, — таким же тоном отозвался тот. — И доказательств у меня никаких нет. Если ты не можешь мне поверить и простить меня — я пойму. В конце концов, это и правда моя вина. Если бы я сразу избавился от письма, то всего этого не случилось бы. Но мне правда жаль, что все так вышло, я скучал по тебе, Рас… Дилюк. Ты всегда был мне дорогим другом, и всегда останешься.

Венти бесшумно встал и, не услышав никакого ответа и просьбы остановиться, медленно побрел к выходу. Кайя проводил скорбно сгорбленные плечи барда взглядом до самой двери, потом повернулся к Дилюку, все еще сверлящему сухими, потухшими глазами стол сквозь закрывающие лицо пальцы.

— Люк, — тихо попытался привлечь внимание он. Джинн никак не отреагировал, и Кайя придвинул свой стул немного ближе. — Люк, поговори со мной?

— Не надо, Кай, я… не готов пока что обсуждать это, — и стоило бы удивиться и порадоваться: Дилюк в первый раз назвал его кратким именем, но ситуация была не та, и порадуется он потом.

— Ладно, — покладисто согласился Кайя и, помедлив секунду, не зная точно, как джинн к этому отнесется, все же осторожно уткнулся лбом в острое плечо. — Я тогда просто побуду рядом, хорошо?

Тот кивнул. Отнял ладони от лица и, склонил голову в сторону, прижимаясь виском к чужой макушке.

Бледные пальцы теперь отчаянно сдавливали стол, на котором под ними оставались темные прожжённые пятна. Кайя протянул руку и легко коснулся тыльной стороны, спрашивая разрешения. Ладонь, спешно, словно только этого и ждала, перевернулась, переплетая их пальцы, сжимая так крепко, словно это единственное, что удерживало сейчас Дилюка от сумасшествия.

Таверна, гул ее пьяных посетителей, звон стаканов и периодические взрывы смеха — все это отступило на второй план, остались только Кайя и Дилюк в тени за угловым столиком, бережно запеленованные в кокон своего маленького мирка на двоих. Тяжелое глухое дыхание над ухом постепенно выравнивалось, становясь снова медленным и глубоким, ладонь расслаблялась, из горячей становясь комфортно теплой, и в какой-то момент Кайя понял, что уже некоторое время машинально поглаживает большим пальцем тонкую бледную кожу на тыльной стороне и совершенно не встречает никакого сопротивления или возмущения.

Он не знал, просидели ли они так целый час или всего лишь десять минут, время перестало существовать в их закольцованной вселенной. Казалось, что прошла целая вечность, но этого все равно было недостаточно. И когда Дилюк, наконец, успокоился и осторожно отстранился, расцепляя их пальцы, все внутри кричало «Нет-нет, не надо, давай просто останемся так навсегда». Кайе потребовалось несколько отвратительно неприятных секунд, чтобы вернуться назад, в реальность, и рассеянно улыбнуться джинну.

— Лучше?

Тот в ответ нерешительно приподнял уголки губ и кивнул.

— Все еще не хочешь поделиться мыслями? — капитан плеснул в стакан еще рома и подтолкнул к джинну.

— Я… не знаю. Я не привык к такому. — Тот поймал его и покрутил жидкость внутри. — Лучше бы у них подавали виноградный сок, чем это. Не люблю алкоголь — только голову туманит.

— О, винодел, который предпочитает сок вину. Это что-то новенькое, — рассмеялся Кайя. — Ничего страшного. Если не хочешь говорить, я не стану тебя заставлять. Можем просто пойти домой, если там тебе будет комфортнее. Найдешь себе очередную книжку, отвлечешься, успокоишься, приведешь мысли в порядок.

Дилюк смотрел на него таким взглядом, словно сейчас расплачется.

— Что? — запаниковал капитан, лихорадочно мысленно перебирая свои слова и пытаясь понять, где он промахнулся, и на что джинн так отреагировал.

— Я никак не могу понять, чем я тебя заслужил, и что мне теперь со всем этим делать, — почти горестно сказал он.

— С чем со всем? — совсем потеряв нить разговора, растерянно переспросил капитан.

— С чувствами, Кайя, — поджав губы, словно злился на этот факт, процедил джинн. — Если ты не заметил сам, давай-ка я тебе тогда расскажу. Ты говорил, что влюбился в меня с первого взгляда, так вот, я тоже. Ну, может, не совсем с первого, но с того, когда ты мне предложил книгу и постель точно. И… я не знаю, что с этим делать. Ты предлагал дружить, и я пытаюсь, правда пытаюсь. А потом ты вот так вот улыбаешься мне своей дурацкой, очаровательной улыбкой, и я в очередной раз понимаю, что получается у меня это из рук вон плохо.

Кайя слушал пламенную речь, и ему же вот практически в любви признавались, а радости от этого почему-то не было. Было только осознание, что он, сам того не желая, обрек дорогого ему человека — точнее элементаля, напомнил он с горечью себе в очередной раз — на годы страданий. 

— Я все еще могу тебя освободить и исчезнуть из твоей жизни. Хоть сейчас, — тихо сказал он, опуская глаза в стол, не решаясь посмотреть на Дилюка.

— Нет, — резко и твердо ответил тот, подаваясь вперед. — Если ты это сделаешь, будет еще хуже.

Фраза, несколько дней назад, сказанная Лизой, неожиданно всплыла в голове. «Так преврати его в смертного третьим желанием». Он уже открыл рот, чтобы задать этот вопрос вслух, но потом огляделся вокруг и вспомнил, что они все еще в «Доле Ангелов». И грязная таверна, полная отбросов общества была, пожалуй, не лучшим местом, чтобы решать такие вопросы.

— Хорошо, я никуда не уйду. Мои чувства тоже не поменялись, знаешь ли, — вздохнул он. — Дилюк, пойдем домой. Обсудим все в спокойной обстановке, и, может, придем к какому-нибудь общему знаменателю.

Джинн вздрогнул и тоже обвел взглядом окружающий их пейзаж.

— Да, ты прав, — он поднялся с места, — пойдем.

Кайя поднялся следом, и они в неловком молчании побрели к выходу. 

На улице уже стемнело, узкие улочки освещались только тусклым светом фонарей, где-то в траве на газонах стрекотали кузнечики, сверчки и цикады, заглушая звуки их шагов. Дилюк размеренно шел чуть впереди, не оборачиваясь, и Кайя понимая, что тому все еще нужно личное пространство, чтобы проветриться немного и унять беспорядок в голове, немного отстал. Он медленно брел, периодически поглядывая на прямую, затянутую в плотную ткань пиджака, подобранного для него Кайей, спину, и маленькая, неуверенная надежда теплилась в груди. Дилюк сказал, что влюблен. А, вдруг, Лиза права, и он действительно согласится и захочет остаться с Кайей уже человеком. А, вдруг…

Его мысли были прерваны резким движением справа — с его уязвимой стороны — высокая тень метнулась в его сторону, затылок прошило острой болью, мир вокруг сверкнул яркой вспышкой и погрузился в темноту.

***

Реальность возвращалась медленно, мысли улитками ползали внутри черепной коробки, отказываясь собираться во что-то осмысленное. Кайя попытался открыть глаз, и понял, что ничего не поменялось. Либо он ослеп окончательно, либо находился в полной темноте. Мозг силился выстроить воспоминания в правильном порядке — получалось пока что весьма посредственно. «Доля Ангелов», Венти, признание Дилюка, улицы, освещенные фонарями, удар. Дилюк!

Ладонь метнулась к поясу. Лампы там не было. Бездна. Кто из недоброжелателей мог прознать о лампе и позариться на нее? О том, что Дилюк, на самом деле, джинн знали только самые верные друзья: Альбедо, Джинн, Барбара, Лиза, Эола и Эмбер. И вряд ли это Лиза подкралась к нему незаметно со спины и приложила чем-то тяжелым по затылку. Значит, либо кто-то из них проболтался, либо информация утекла каким-то другим способом. Ему в голову неожиданно пришла мысль, которая заставила его похолодеть. А что, если Венти действительно оказался предателем, и пытался избавиться от мешающего элемента. И тогда, тысячи лет назад, и сейчас. Мысль казалась бредом поврежденного мозга — ну, какой из этого бесполезного барда предатель — но исключать ее было нельзя. В конце концов, он оказался Барбатосом, и водил их всех за нос много лет, ловко прикидываясь недалеким поэтом. Что бы ему помешало убедительно сыграть роль скорбящего друга, а потом поймать их в момент слабости.

Мысли хаотичным листопадом, вились в голове, увлекая его все дальше и дальше в самый центр этого катаклизма. С каждой следующей секундой мир все больше обретал границы реальности, а голова начинала болеть все сильнее. Кайя попытался сесть. Темнота взорвалась ослепительно белыми звездами, оставляющими за собой невыносимую пульсацию в затылке, и он решил, что лучше приляжет назад. 

Секунды превращались в минуты, минуты в часы, все сливалось в один нескончаемый поток, открытый глаз смотрел в никуда, зацепиться было не за что, вокруг был только холодный пол и чернота.

Кайя не знал, сколько времени провел там, в этом странном лимбе, погруженный в истеричные мысли своего агонизирующего мозга, в сожаления о том, что встретил Дилюка, что заставил его страдать, что послушался и так и не освободил его, в беспокойство, как он там сейчас, как с ним обращается его новый хозяин, что теперь с ним будет. Что будет с самим Кайей. Где он находится. А может, он уже умер, и так выглядит смерть.

В подобие болезненной реальности его вернул скрип, похожий на несмазанные дверные петли, и тонкая полоска света, выросшая из ниоткуда. Она разрасталась и разрасталась, и в какой-то момент Кайе стало казаться, что и это тоже — бред воспаленного сознания, и никакого света на самом деле нет. Пока его не заслонила тень, образующая человеческий силуэт.

— Неужели еще не пришел в себя? — вслух сама себя огорченно спросила тень. — Придется разбудить, сколько можно ждать.

Громкие — слишком громкие для его больной головы — шаги говорили о том, что тень приближалась. Голос ее, кстати, казался, удивительно знакомым и неприятным. Но думать слишком сложные мысли Кайя сейчас был не в состоянии, причинно-следственные связи давались тяжело.

— Капита-ан, — мерзко пропела тень, посылая волны агонии через поврежденный мозг. — Доброе утро, хватит спать — труба зовет, а желания сами собой не загадаются.

Ускользающее сознание зацепилось за слово «желания», которое привело его снова к тому единственному, что все еще имело значение. Дилюк.

Приложив невиданные усилия, Кайя все-таки смог повернуть голову и взглянуть тени в лицо. Она стояла против света, и все еще оставалась только силуэтом. Вот Бездна. Так старался и напрасно.

— О, так ты очнулся. Чудненько. Вставай-ка. — Тень попыталась поднять его на ноги, но все, чего добилась: Кайя протяжно застонал от боли и повис в руках тюремщика.

— Н-да, славно я тебя приложил. Так дело не пойдет, так ты никаких желаний загадать не сможешь, — разочарованно цокнул мерзкий голос. Над головой раздался шорох ткани, а потом тихий хлопок. — Ах, какой я умница, все предусмотрел. Возрадуйся и славь моего гения, капитан. Сейчас тебе станет лучше.

Тень наклонилась к нему и, с такого расстояния, наконец, приобрела человеческие черты. Дотторе. Действительно, а кого еще Кайя, в самом-то деле ожидал увидеть. Венти, что ли? Медленно соображающий мозг подкинул ответ — и правда, ожидал увидеть Венти. Теперь эта мысль казалась несусветной глупостью.

Что-то холодное коснулось его в районе шеи и тут же сменилось на колющую боль. Кайя ойкнул и попытался дернуться, но Дотторе легко удержал его на месте.

— Послушай житейскую мудрость, глупец. Не отказывайся от обезболивающего, когда у тебя сотрясение, — хохотнул предвестник, отбрасывая уже ненужный шприц в сторону. — А теперь вставай, должно подействовать быстро.

И он предпринял еще одну попытку поставить капитана на ноги. Снова безуспешную.

— Ну, что ты, как мешок с картошкой, — раздраженно всплеснул руками он и заходил по камере. — Ладно, даю тебе еще две минуты.

Третья попытка, наконец, оказалась удачной.

— Отли-ичненько, — протянул предвестник, в этот раз довольно. — Значит, так, слушай меня внимательно, капитан. Мы с тобой сейчас сходим навестить твоего огненного друга. И ты загадаешь свое незагаданное желание по-быстрому. Потому что пока Огонек принадлежит тебе, я им воспользоваться, видите ли, не могу. 

Дотторе снова недовольно цокнул и потащил слабо сопротивляющегося Кайю за собой.

— А потом можешь идти на все четыре стороны. После того, как я тебе память подчищу, конечно, незачем тебе помнить, в чьи руки после тебя попала лампа. Я видел, как ты на него смотришь, мало ли каких глупостей задумаешь, если будешь помнить.

Они остановились возле очередной камеры, предвестник открыл дверь тяжелым железным ключом, распахнул дверь и втолкнул Кайю внутрь. 

Здесь по плану тоже должно было быть темно, как и в камере капитана, но светящийся мерным оранжевым светом силуэт, неловкой кучей застывший на полу, освещал помещение не хуже факела.

— Люк, — слабым голосом позвал Кайя, и алые глаза моментально поднялись на него.

— Кай, ты жив, — едва заметно улыбнулся тот, и все напряжение ушло из его плеч.

— Почему ты здесь? — задал самый логичный вопрос капитан, не понимая, что происходит, Дилюк же умеет превращаться в, Бездна его побери, дым. Какого хилличурла он тогда забыл в этой камере?

— Не все так просто, — с гордостью ответил неприятный голос у него за спиной. О, а Кайя уже даже успел забыть, что это чучело все еще стояло позади, в дверном проеме,.— У него на руках такие симпатичные украшения оказались, а у меня для них совершенно случайно оказалось устройство, которое может удержать его в человеческом облике и ограничить силу. Миленько светиться — это все, что он сейчас может.

Только сейчас Кайя обратил внимание, что руки у Дилюка были связаны за спиной. Дотторе довольный своим выпадом, захохотал. Ублюдок. Волна ярости поднималась где-то внутри, застилая глаза красным туманом. 

— А, да, капитан, и дай-ка я помогу тебе сделать твое желание простым и однозначным, — и он быстрым движением шагнул вперед, вытаскивая еще один шприц из кармана лабораторного халата. Шаткое, пораженное сотрясением сознание Кайи не успело среагировать на движение, и игла в момент оказалась, прошивая кожу, по самую головку в том же месте, куда предвестник целился и в прошлый раз. Дотторе нажал поршень до упора и с радостным хохотом вытащил иглу.

— А это был яд. И от него у меня нет противоядия, — с искренним наслаждением рассказывал он правила задуманной игры. — И теперь у тебя, капитан есть только один способ выжить.

И он театральным жестом указал на джинна, широко раскрытыми от ужаса глазами, наблюдавшего за сценой перед ним.

Теперь пришла пора Кайи смеяться. Нервным, истеричным смехом, когда до него дошло, что только что случилось.

— Ты же все продумал, ублюдок. Откуда ты узнал про джинна?

— Увидел его в огне на площади перед храмом, — с энтузиазмом пояснил Дотторе, — а потом увидел лампу у тебя на поясе. Два и два сложить было несложно. А я ведь из Сумеру, капитан. Ты знал? Я на этих сказках вырос. И никогда до сих пор не видел ни одного джинна лично. Я не мог упустить такую возможность.

Он кровожадно ухмыльнулся и посмотрел на Дилюка.

— Их же никогда никто не изучал. Я буду первым. Только подумай, капитан, сколько экспериментов на нем можно поставить. И приказать ему терпеть. А он будет оживать и восстанавливаться каждый раз, — его глаза горели черным, ядовитым огнем абсолютного психопата. — Ну все, не тяни время, оно у тебя ограничено. А мне не терпится приступить. 

От слов этого ненормального волоски на загривке вставали дыбом. Кайя огляделся и понял, что убить ублюдка нечем, да и сил ему сейчас не хватит даже на простую ледышку. К сотрясению начал прибавляться легкий тремор, вызванный ядом в организме. Что ж, значит, у него нет выбора. И он сделает то, что было задумано с самого начала.

Кайя подошел ко все еще сидящему на полу Дилюку и упал рядом с ним на колени.

— Как-то так вот получилось, — с тоской вздохнул он, протягивая руки и осторожно проводя дрожащими пальцами по бледным скулам.

— Как-то так, — медленно подтвердил джинн с обреченностью в голосе.

— Знаешь, я надеялся, что мне, в самом деле, не придется выбирать между тобой и чьей-то жизнью, — он переместился к линии челюсти, и Дилюк, закрыв глаза, наклонил голову и прижался щекой к прохладной ладони.

— Я же говорил, что так и будет в итоге.

— Ты был прав, признаю, — печально улыбнулся Кайя. — Только одному я радуюсь. Что это оказался такой легкий выбор, что и не выбор-то, в общем.

Джинн открыл глаза, и в них мелькнуло что-то похожее, на обиду и разочарование.

— Конечно, — наконец, справился он с собой. — Когда выбор стоит между своей жизнью и чужой, только дурак выберет чужую.

— Что? — Кайя непонимающе взглянул в потухшие алые глаза. — Глупость какая. Ну, если хочешь считать меня дураком, то пожалуйста, для меня все равно твоя жизнь ценнее.

Теперь пришла пора джинна удивляться. Когда до него, наконец, дошел смысл сказанных слов, он встрепенулся и попытался отстраниться.

— Нет, Кайя, нет, ты не посмеешь…

Капитан печально улыбнулся и наклонился вперед, не давая Дилюку договорить и прижимаясь к его губам. Они были теплыми и почему-то дрожали. Джинн напряженно замер на мгновение, и, когда Кайя уже собрался отстраниться, надрывно всхлипнул и сам подался навстречу, с жаром отвечая. Поцелуй выходил отчаянным, горьким и соленым, с привкусом слез и тенью смерти, стоящей за спиной одного из них. Смуглые ладони скользили по бледным щекам, стирая влажные дорожки, по шее, по плечам. Они отстранялись друг от друга, делали такой нужный вдох и снова устремлялись друг к другу. Ни один из них не мог и не хотел первым прекратить это безумие.

— Кхм, — раздался раздраженный голос за спиной, на который они сперва даже не обратили внимание. — Кхм. Друзья мои, у меня совсем нет на это времени. Давайте-ка уже заканчивать с этой прискорбной историей и расставаться.

После второго покашливания они, наконец, нашли в себе силы оторваться друг от друга. Но отстраниться так и не смогли.

— Люк, мой милый, мой Рассвет, — лихорадочно шептал Кайя в любимые губы. — Мне жаль, что так все вышло, мне бы правда хотелось провести с тобой больше времени. Я даже посмел мечтать, что ты бы захотел стать смертным и остаться со мной на всю короткую человеческую жизнь. Зато вдвоем. Глупо, наверное, но так хотелось. А теперь. Так страшно умирать, я уже чувствую, что яд начинает действовать. Холодно и страшно, но я тебя не оставлю в лапах этого ублюдка на долгие годы мучений. Нет, так не пойдет…

— Кайя, — перебил Дилюк, накрывая его губы своими и быстро отстраняясь. — Не говори глупостей. Спаси себя, меня не пугают его эксперименты, если я буду знать, что ты жив. 

Кайя, нахмурившись, категорично отрицательно помотал головой.

— И совсем не глупо, — продолжил Дилюк, игнорируя отказ. — Я бы согласился стать смертным и остаться с тобой, если бы ты предложил. Лучше прожить человеческую жизнь, чем вечно оплакивать тебя.

— Ох, ты прав, — неожиданно какая-то очевидно дикая идея засветилась в глазах капитана. — Если ты станешь смертным, то тебе не придется вечно оплакивать меня. Ведь людей лечит время, и ты сможешь найти себе потом кого-нибудь другого и снова быть счастливым.

— Спаси себя, Бездна тебя побери, — уже раздраженно повторил Дилюк. — Хватит придумывать мне какое-то счастье без тебя.

— Может, вы уже перестанете шептаться, и ты уже загадаешь желание, капитан? Ну, или сдохнешь. Тогда он тоже от тебя освободится, и я смогу забрать его себе, — с деланым безразличием пропел Дотторе.

Кайя запаниковал. Действительно, ведь если он умрет, то все это будет напрасно, и он так и не сможет освободить Дилюка. А конечности уже немели, значит, осталось ему недолго.

— Прости, Люк, — прошептал он с улыбкой, наклонился и запечатал на губах джинна последний поцелуй и продолжил. — Послушай мое третье желание. Я хочу освободить тебя от твоего проклятия и необходимости служить и быть привязанным к лампе, и обратить тебя в смертного. Понимай вторую часть, как хочешь и сделай так, как тебе будет удобнее. И будь свободен, Дилюк. И от заточения, и от возможности любить только один раз. И… это уже не желание, а просто моя просьба. Помни, пожалуйста, что я любил тебя, ладно?

И джинн, и Дотторе, который неожиданно понял, что что-то пошло не по плану, воззрились на него с непередаваемым ужасом в глазах. Кайя продолжал улыбаться и смотрел только на любимое лицо, пытаясь налюбоваться перед смертью.

— Твое желание для меня закон, хозяин, — сжав зубы и закрыв глаза, процедил Дилюк, и камеру заполнил яркий свет, окутывая фигуру джинна.

По полу звонко застучали упавшие наручи, а следом за ними металлический обруч, стягивавший руки джинна. Дотторе вскрикнул и выронил раскаленную лампу на пол. Сияние медленно угасало, оставляя за собой, казалось бы, ничем не изменившуюся фигуру Дилюка.

— Дурак, какой же ты дурак, — рявкнул он, когда, все закончилось и бросился к Кайе, так и сидевшему на полу с блаженной улыбкой, заключая его в объятия. — И что мне теперь с тобой делать?

— Простить и отпустить? — глупо хихикнул капитан.

— Бездна, мне тебя прибить хочется, — неожиданно жалко и растерянно протянул Дилюк.

— С этим я и без тебя справляюсь, как видишь, — мрачно пошутил Кайя. — Серьезно, просто побудь со мной до конца, потом надери задницу этому уродцу и живи дальше.

— Что это такое? — неожиданно взвизгнул пришедший в себя предвестник и двинулся в их сторону. — Раз ты теперь не джинн, то ты мне больше не нужен. Но начну я, пожалуй, с твоего благодетеля, который мне все испортил.

Дилюк бережно уложил Кайю на пол, потом резко вскочил, закрывая его собой и оскалился на противника, засветившись чистым огнем, как и раньше.

— Только подойди, — прорычал он.

— Эй, ты же смертный теперь, — предвестник, в страхе обжечься, сделал шаг назад.

— И что же? Если ты слышал желание, то там было про сделай, как тебе удобнее. Так вот я и решил оставить себе свой огонь.

Дотторе снова попятился, в потом развернулся и попытался убежать.

— Не так быстро, — раздался твердый женский голос из коридора, и в проеме показалась Эола с двуручником наперевес. — Предвестник, Вы арестованы за похищение капитана Ордо и жителя свободного города Мондштадт. Добрый вечер, господин Дилюк. И это только первое из обвинений. В моем кабинете их остался целый список.

Девушка кровожадно ухмыльнулась и, взмахнув клеймором, словно это был обычный кинжал, приставила острие к шее дрожащего преступника.

— Ну и где эта дурная капитанская голова? — в том же коридоре раздался еще один женский голос, певучий и мелодичный. — Дорогуша, я тебе выпивки принесла.

В помещение камеры, как обычно, покачивая бедрами, неторопливо вошла Лиза с какой-то склянкой наперевес.

— Господин Дилюк, какая встреча. Не будете ли Вы так добры, перестать закрывать собой капитана кавалерии, как мама-кошка, защищающая котят. Я понимаю, у вас любовь и все такое, но ему нужно противоядие. И его есть у меня. — Лиза ласково похлопала Дилюка по плечу и, когда он ошарашенно отошел в сторону, присела рядом с умирающим.

— И откуда же у тебя противоядие? — попытался улыбнуться Кайя, непослушными онемевшими губами.

— Ты же просил меня достать тебе информацию. И я достала. И, как видишь, даже успела воспользоваться ей. —Она покачала склянку. — Ну, давай оставим вопросы на потом. Судя по твоему виду, выпить его нужно прямо сейчас.

Она поднесла горлышко к посиневшим губам, и помогла ему справиться с процессом.

— Вот так. Умница-мальчик. А теперь отдыхай, там еще успокоительное было, — Лиза по-матерински чмокнула его в макушку и поднялась. — Господин Дилюк, а вот теперь можете нянчиться с ним, сколько Вашей пламенной душе угодно.

— Ну вот, я пытался избавить тебя от своего раздражающего присутствия, и не вышло, — притворно вздохнул Кайя, когда Дилюк сел рядом с ним, укладывая его голову себе на колени.

— Какой же ты отмороженный, — тяжко вздохнул тот, поглаживая капитана по гладким прядям.

— Эй, зато я выполнил свое обещание и освободил тебя, — возмущенно засмеялся Кайя.

— Просто… отдыхай. Спи. Мисс Лиза же сказала, что в антидоте успокоительное. Вот и успокаивайся, поговорим, когда проснешься, — Дилюк сокрушенно покачал головой, но на его губах играла едва заметная улыбка.

— Хорошо, — с чувством выполненного долга Кайя повернулся и уткнулся носом собеседнику в живот. 

Закрыл глаза и понял, что теперь, когда все закончилось и можно расслабиться, его действительно клонит в сон. Мягкая, ласковая темнота накрыла его с головой — остались только легкие прикосновения теплых пальцев и тихие признания в любви, произнесенные дорогим сердцу голосом шепотом, пока никто не слышал.