— …И мы все повинны! Я, мой сын, ты, ты и ты! Мы слезно обещаем вверить себя Ему, торгуемся в моменты отчаяния, стоя на коленях, а после того, как получаем обещание от Него, идем и пытаемся взять все в свои руки, как Авраам поступил с Агарь, вместо того чтобы довериться Ему и подождать! 

Отец вдохновленно бродил по сцене с микрофоном в руке и широко жестикулировал. Из зала тут и там слышались одобрительные вскрики: «Да-да!», «Так все и есть!», прихожане активно кивали и жадно следили глазами за своим пастором, ведущим паству в Царствие Небесное.

— Мы самоуверенны, я бы даже сказал высокомерны, думая, что в самом деле все зависит от нас и нашей воли! Адамов грех не дает нам усмирить себя, подавить свою гордыню и верить Ему! Вверить себя Ему полностью и без остатка…

— Опять этот «Адамов грех», — пробормотал себе под нос Дилюк, нахмурившись.

— Твердо встать и сказать: «Господь, ты мой спаситель и повелитель, и отныне моя жизнь полностью принадлежит Тебе, мой Бог!» — еще более вдохновленно, переходя на повышенные тона, продолжал Крепус, получая в ответ согласные возгласы и периодические «Аминь» от проникнувшейся проповедью толпы. 

— Адамов грех? — глаза стоявшего рядом Кайи все еще блестели, когда он, вопросительно подняв бровь, повернулся к Дилюку.

Было видно, что речи Крепуса проняли и его тоже, и Дилюку стало неловко, что он своим бурчанием сбил его с волны. В конце концов, люди на службу приходили не его сомнения и глупые вопросы выслушивать, а приобщаться к телу Христову.

— Ну… — Дилюк опустил глаза и привычным жестом нервно крутанул цепочку на запястье, пытаясь сформулировать свою мысль как можно деликатнее и корректнее: отец много раз предупреждал его не сбивать паству с пути истинного своим недостатком веры.

— Монетку за твои мысли, мистер нахмуренные брови? — когда молчание затянулось, мягко подтолкнул его к продолжению разговора Кайя.

В мелодичном голосе было столько тепла и озорного любопытства, что, подняв голову и встретившись с мягким взглядом разноцветных глаз, Дилюк не смог удержаться от улыбки. В груди разлилось чувство, что Кайе можно рассказать. Кайя, несмотря на его бесконечные подначки и шуточки, всегда был на его стороне и был согласен почти со всем, что Дилюк говорил. Может быть, и в этот раз?..

— Знаешь, — быстро, чтобы не успеть передумать, начал он, — отец любит это повторять, да и от других пасторов я несколько раз слышал. Адамов грех. Для меня это звучит, как перекладывание вины. 

Кайя внимательно слушал, склонив голову набок. В его взгляде не было осуждения, он не хмурился в отрицании. Кажется, всерьез задумался над тем, что сказал Дилюк, и ждал пояснения. Воодушевленный отсутствием негативной реакции, он продолжил:

— Мол, мы раз за разом совершаем дурные поступки, но проблема не в нас, а в Адаме и Еве. Если бы не они и не это дурацкое яблоко, жить бы нам безгрешными в Эдемском саду, птичек слушать, да сладкие ягоды есть. И с женой соседа я спал, потому что во мне гены Адама.

— Или это все проделки дьявола? — неожиданно довольно ухмыльнулся Кайя.

— Или это все проделки дьявола. Но никак не их осознанные поступки, которые привели к греху, — согласился Дилюк. — И если в существовании дьявола я хотя бы не сомневаюсь…

Он помедлил, неуверенный, стоит ли продолжать эту мысль. Она была притягательной, ровно настолько же, насколько была опасной, и действительно в ком-то могла посеять сомнения. Но… Это же Кайя, и из них двоих, если кто-то и мог играть роль духовного лидера, то это был он, а не Дилюк. Несмотря на то, что в церкви он провел в разы меньше времени.

— … то в истории с Адамом и Евой так много несостыковок, что она кажется скорее метафорической, чем буквальной.

— Хмм… — Кайя задумчиво постучал пальцами по грифу гитары, которая с первой части прославления все еще болталась у него на шее. — А что господин Крепус думает по этому поводу?

Дилюк резко помрачнел.

— Он не любит, когда я задаю ему такие вопросы. 

Разноцветные глаза смотрели на него мягко, круто изогнутые брови чуть приподнялись, словно задавая немой вопрос — предлагая ему продолжить мысль. Дилюк про себя еще раз поблагодарил Бога за то, что тот подарил ему такого замечательного и терпеливого друга, который не попытался оборвать его и одернуть за такие идеи, а потом прочитать длинную лекцию на тему «Блаженны те, кто верует, не видя», а просто стоял рядом и внимательно выслушивал.

— Говорит, что верить надо буквально, иначе можно самого себя завести в тупик. Где граница у допущений? В какой момент пора остановиться и сказать: а вот это уже не метафора, это уже реальность. Так ведь можно дойти до мысли, что и Иисус — это метафора, а не Сын Божий, который спас нас всех своей жертвой.

— Но в существовании Иисуса не сомневаются даже историки, — чуть удивленно ответил Кайя.

Дилюк вздохнул. Именно это он и отвечал отцу каждый раз, как эта тема поднималась.

— Смотри сам. Сейчас он закончит проповедь, и я спрошу, что он думает по этому поводу.

Глубокий низкий голос Крепуса, в этот момент, как раз, заканчивающего финальную молитву под тихий аккомпанемент синтезатора, все еще висел в воздухе, отталкивался от стен, на многих уровнях резонировал с тронутыми посланием душами прихожан. Сам пастор, довольный своей проповедью, поблагодарил церковь и направился в их сторону.

— В чем дело, Дилюк? — с мягкой довольной улыбкой спросил он, останавливаясь перед все еще хмурившимся Дилюком и расслабленно прислонившимся к стене Кайе с гитарой в руках.

— Отец, — медленно начал он, пытаясь подобрать слова так, чтобы одним вопросом показать Кайе, как выглядят их беседы на подобные темы. — Ты правда думаешь, что прикрываться «Адамовым грехом» — это нормально? В конце концов, мы не знаем, где и когда жили Адам и Ева и…

Крепус жестом остановил его речь. Остаток предложения «и жили ли вообще» дамокловым мечом завис в воздухе, моментально накаляя атмосферу.

— Сын, — спокойно, но строго ответил Крепус, едва заметно поджав губы и бросив многозначительный взгляд в сторону Кайи, — мы с тобой это уже обсуждали. Что я тебе говорил о таких вопросах?

— «Горе миру от всего, что ведет людей ко греху! И хотя в этом мире неизбежны соблазны, но горе тому человеку, кто будет этому содействовать!» (От Матфея 18:6) — заученно пробормотал Дилюк, опуская глаза в пол. — Извини, отец.

— Умница. — Крепус удовлетворенно хлопнул Дилюка по плечу, кивнул Кайе и ушел, снова оставляя их вдвоем.

Когда Дилюк решился поднять голову и снова взглянуть на своего собеседника, Кайя, удивленно подняв бровь, смотрел Крепусу вслед.

— И что это я сейчас такое увидел? — разноцветные глаза растерянно уставились на него.

— Результат многих бесед, оканчивающихся одним и тем же результатом, — чуть раздраженно выдохнул Дилюк.

— Погоди, но он же ничего не ответил, он просто оборвал тебя, даже вопрос до конца не дослушал!

Кайя медленно подошел ближе, теплая ладонь мягко опустилась Дилюку на плечо.

— Что плохого в том, чтобы задавать сложные вопросы? Разве ответы на них не должны помочь тебе только укрепиться в своей вере?

— Он так не считает, — Дилюк беспомощно развел руками. — «Блаженны те, кто верует, не видя», — повторил он фразу, которую постоянно слышал от всех своих духовных наставников.

— Да, но… — Кайя задумчиво пожевал губу, подбирая слова. — Если такие мысли в голове уже есть, то лучше ведь разобраться в них, а не копить сомнения, которые будут подтачивать убеждение изнутри. Просто от того, что тебе скажут: «Заткнись и верь», — веры в тебе не прибавится, а вот внутреннего раздражение, от того, что для душевного спокойствия тебе не хватает ответа на вопрос — это запросто.

Кайя тепло улыбнулся, его ладонь скользнула с плеча и ощутимым весом легла на то место, где за ребрами билось заполошное сердце. Дилюк, чуть приподняв голову, смотрел в яркие, полные мягкого понимания, глаза и, кажется, дышал через раз. Окружающий мир за пределами затянувшего их тесного кокона превратился в мутную пелену, фоновый шум исчез, оставляя вместо себя только Кайю, две разноцветные радужки и прекрасную улыбку на красивом лице.

— Если здесь, — Кайя легко надавил ладонью на грудную клетку, скрытую тонким свитером, — неспокойно, то за волнениями и тревогами можно потерять Его голос.

— И что ты предлагаешь? — с легкой хрипотцой в голосе, почти шепотом спросил Дилюк, с трудом удерживая нить разговора.

— Попробуем вместе? — Кайя чуть склонил голову набок, легкие шелковистые волосы переливчатой в мягком электрическом свете дымкой мерцали и бликовали, мешая сосредоточиться на важном.

— Вместе? — завороженно повторил Дилюк.

— Угу. У нас, конечно, нет семинарии за плечами, как у господина Крепуса, — Кайя кивнул ту сторону, куда только что ушел отец. — Но у нас есть Гугл и время для того, чтобы поискать отсылки и параллели. И чтобы проговорить все сложные вопросы вслух. Пропустить их через, по крайней мере, два мнения и факты.

Никто и никогда еще не предлагал Дилюку разобраться в его мыслях. Сесть и в самом деле разложить все по полочкам. Убрать всю мешающую мишуру в сторону, чтобы не заглушала то, что должно было звучать ясно и чисто. Кайя был первым и… единственным, кто не заткнул ему рот, а протянул руку и сказал: «Твои мысли — это важно. Твои сомнения — это серьезно. Ты имеешь значение». Что-то пушистое мягкое довольно заворочалось в душе, щекоча обратную сторону грудной клетки легкими, тонкими шерстинками.

— Конечно. — Дилюк понял, что невольно улыбается, и понятия не имеет, что делать с этой улыбкой.

— Отлично! — Тонкие губы растянулись сильнее, выражение красивого лица засияло ярче. — Тогда мы можем отводить на это время после наших с тобой репетиций.

— Конечно, — снова выдохнул Дилюк, остатки красноречия покинули его окончательно.

— Вот и славно.

Теплая ладонь оторвалась от поверхности свитера, и Дилюк расстроенно проводил ее взглядом.

— Кай, — быстро остановил он своего собеседника, явно направившегося на сцену, — спасибо!

— Не благодари, мне тоже интересно в этом покопаться — Кайя подмигнул ему и, махнув в ответ зовущему его Бенни, поспешил к группе.

***

— Блин, Рэй, не тупи, вот тут, смотри «Пи-са-ни-е», обводи!

Бенни тыкал пальцем в складывающееся из мешанины букв слово и пихал Рэйзора локтем одновременно.

— Отстань, — коротко бросил тот щелкнул колпачком маркера. Только вместо того, чтобы отметить слово и двинуться дальше, он потянулся к своему другу с явным намерением разрисовать ему лицо.

— Ай! Фиг тебе! — Бенни отпрыгнул в сторону и схватил со стола еще один маркер. — Защищайтесь, сударь!

Мальчишки, переговариваясь, закружили вокруг стола, усыпанного фантиками от конфет, стаканчиками из-под кофе, ручками, листами бумаги с кроссвордами, загадками, викторинами, заметками из Библии и простенькими рисунками Йоимии. Барбара, тихо хихикнув, красиво и элегантно выставила носок своей туфли и Бенни, запнувшись о него, полетел прямо на Рэйзора, в процессе пытаясь нарисовать тому усы.

— Как дети, честное слово, — вздохнул Дилюк, подхватывая друзей под локти и возвращая их в вертикальное положение.

— Да ладно тебе, Люк, — Кайя с улыбкой Чеширского Кота взглянул на него полным озорства взглядом, — Один раз живем, а на молодежные конференции так вообще всего лишь раз в год ездим. Расслабься, повеселись.

— Тебе легко говорить, не тебя же тут за главного оставили. С ними вот, — Дилюк кивнул на все еще дурачащихся друзей.

— О, тогда все просто. Просто ассимилируйся и прикинься одним из нас. Никто не догадается, что ты тут главный, — разноцветные глаза игриво сверкнули, Кайя смял фантик, который все это время крутил в руках и прицельно запустил его Дилюку прямо в лоб.

— Ах ты! — удивленно вскинул брови Дилюк. 

Он вообще-то обычно не мог похвастаться сильным духом соперничества, считал, что вестись на такие штучки — это глупо, но откровенный вызов во взгляде друга, его доминирующая поза так и кричали: «ну давай, рискни со мной потягаться». Отступить от такого было совершенно невозможно.

Дилюк быстро схватил точно такой же фантик со стола, скрутил в шарик и бросил в сторону Кайи. Тот с легкостью поймал его, покрутил между пальцами, а через секунду оказался рядом, просовывая его Дилюку под высокий ворот.

— Поймай меня, — нахально прошептал он и отскочил в сторону.

Выхватив многострадальный фантик, Дилюк расплылся в недоброй ухмылке и бросился следом за другом.

Целиться в движущуюся мишень было непросто, а снаряд был всего лишь один, так что нужно было сначала схватить обидчика, по возможности защекотать его и надавать под ребра, а потом засунуть ему этот шарик за шиворот да поглубже, чтобы знал в следующий раз, как бросать вызов Дилюку!

Звонко и переливчато хохоча, Кайя ловко уворачивался каждый раз, когда Дилюк подбирался к нему достаточно близко, чтобы дотянуться и схватить.

— А ну иди сюда! — с азартом, переполненный адреналином и ощущением какого-то дикого первобытного счастья, рычал Дилюк.

И получал в ответ только дразнящую усмешку и такое же точно выражение разноцветных глаз.

— Догони сначала! — отзывался Кайя и отскакивал еще дальше.

Сделав особенно отчаянный и рискованный рывок, Дилюк все же дотянулся до обидчика и резко рванул его за плечо, вцепляясь мертвой хваткой. Кайя, не ожидавший такого пируэта, покачнулся и, ухватившись за чужой свитер, попытался удержаться на ногах. Дилюк подался вперед, когда понял, что тот падает, хрупкий балетный баланс оказался нарушен, и они с грохотом полетели на пол.

— Ауч, — выдохнул Кайя, когда его затылок встретился с поверхностью паркета.

Дилюк дернулся проверить, как он там и нет ли шишки и резко замер, поняв в каком положении они оказались.

Он фактически сидел на чужих бедрах, эффективно прижимая немного дезориентированного Кайю к полу. А теперь, когда Дилюк наклонился, опираясь на ладонь, выставленную возле нимбом рассыпавшихся волос, их лица оказались слишком близко друг к другу.

Кайя смотрел на него удивленно приоткрыв рот. Смотрел, не отрываясь, так, что Дилюк мог видеть свое отражение в разноцветных радужках. Так, что от его взгляда поджимались пальцы на ногах. Так, что было сложно сказать, чего пряталось больше за точками зрачков: ужаса или едва скрываемого восторга и восхищения. 

Через несколько мгновений шок отступил, и чужие губы изогнулись в мягкой улыбке. Кайя выглядел открыто и нежно в этот момент, и нестерпимо захотелось поймать эту улыбку, этот взгляд из-под длинных ресниц, поймать и спрятать, чтобы вытаскивать потом и украдкой любоваться. Поглаживать их едва заметными касаниями подушечек, оставлять на них легкие бабочки-касания губ…

— Вот дурачки, — фыркнуло где-то в стороне голосом Джинн, в клочки разрывая магию момента и заставляя их обоих, затянутых в кокон из тонких, только им видимых, нитей-эмоций, вздрогнуть.

Кайя растерянно моргнул пару раз, а потом быстро придя в себя, нахально ухмыльнулся, словно и не было между ними только что необъяснимо странного притяжения, схватил Дилюка за плечо и, подтянувшись — почти укладывая его на себя — выхватил из пальцев шарик и ловко второй раз за этот день сунул его Дилюку под ворот свитера.

— Не хлопай ушами, босс, — горячо шепнул он на ухо и юркой змеей выскользнул из-под него, усаживаясь рядом. 

Дилюк почувствовал, как щеки заливает краска. От чего? От тона? От того, как Кайя оказался к нему близко? От теплого дыхания, на секунду мазнувшего по щеке?

Машинально подтянув свитер повыше: иначе все увидят этот дурацкий румянец до самой груди, он почувствовал под ней что-то колючее. Ах, да! Фантик.

Под переливчатый смех Кайи он завертелся ужом, пытаясь достать его из-под ткани.

— Тебе помочь? — с озорной усмешкой спросил виновник всей драмы, и Дилюк, краснея еще сильнее, быстро помотал головой.

Еще не хватало, чтобы Кайя лез ему под одежду. Как будто, они и без того тут сейчас не устроили что-то почти непотребное. 

Украдкой, так, чтобы никто не заметил, Дилюк огляделся, наконец, подцепляя шарик и выуживая его. Ребята выглядели, как обычно, смотрели на них с задорными усмешками. Никто не косился, ни в одном взгляде не было осуждения.

Неужели, вся странность ситуации была только у Дилюка в голове? Неужели, только он воспринял это как-то слишком остро, только ему показалось, что между ними сейчас мелькнуло что-то непонятное, но совершенно точно неправильное и непозволительное?

Боже! Да что с ним сегодня такое! Что за мысли лезут в голову?

Он растерянно взглянул на скомканный фантик в руках, а потом на Кайю. Тот смотрел на него цепко, внимательно и… понимающе. Кайя ведь тоже это почувствовал? Или Дилюк все надумывает? И что это вообще такое? И как от этого избавиться? Кайя ведь его друг. Самый верный, самый чудесный. А Дилюк вот так о нем.

Стало невероятно стыдно. Хотелось спросить у кого-нибудь из церковных, что это значит, и что делать с такими мыслями, но… он уже смирился с тем, что на его вопросы тут никто не отвечает. Или начинают поучать. Говорят: «Помолись, и все пройдет». Единственный, с кем он мог бы обсудить подобное, сидел сейчас прямо перед ним и в этот раз был объектом его сомнений. Но нельзя же подойти к Кайе и сказать: «Друг, я тут думаю о тебе всякое странное, это вообще нормально?»

— Эй, Люк, родной, все в порядке? — нахмурившись, Кайя придвинулся ближе и осторожно положил ладонь ему на предплечье.

«Родной»? Это что-то новенькое, ужасно приятное, но… в такой момент!

Казалось, что теперь у него покраснели даже кончики ушей. Он дернулся, чтобы уйти от прикосновения, но в последний момент остановил себя, поняв, что это будет выглядеть странно: Дилюк никогда не шарахался от него, ему вообще-то нравилось, когда Кайя его трогал.

— Я кхм… я в порядке, Кай, — буркнул он и торопливо поднялся.

— Кайя! — окликнул кто-то со стороны сцены.

— Оу, уже пора да? — Кайя быстро махнул им рукой и, резво соскочив, побежал в ту сторону, давая Дилюку передышку и возможность разложить мысли по полочкам.

Да здравствует прославление и музыкальные способности друга, которого попросили быть вокалистом на конференции.

Вздохнув почти с облегчением, Дилюк рухнул на стул и попытался отвлечься, включившись в поиски оставшихся трех слов в квадрате с мешаниной из букв.

***

— Когда вся тьма сгустилась надо мной.

Дилюк смотрел на сцену, как зачарованный. В такие моменты Кайя всегда выглядел так, словно он был рожден для сцены, на сцене, со сценой вместе. Высокий, ладный, сверкающий в свете софитов, в центре внимания. Красивый.

— Печаль крадет всю радость и покой.

Оторвать взгляд от пальцев, зажимающих струны, оказалось почти невозможно. Дилюк завороженно наблюдал за тем, как Кайя перехватывал гриф, менял положение. Легко, играючи. Красиво.

— И чувствую внутри, что сокрушен.

Губы на автопилоте повторяли давно заученные слова, но в их смысл вникнуть сегодня не очень получалось. Дилюк даже попробовал закрыть глаза и извиниться перед Богом за то, что он такой рассеянный. 

— Но не побежден я, не побежден я!

Голос Кайи проникал куда-то до самого сердца, обволакивал, успокаивал, обещал, что Бог услышит, он все поймет, и все будет хорошо. Может быть, причин беспокоиться и загонять себя в тупик своими же мыслями не было. Может быть…

— Когда стою в твоей любви…

Дилюк открыл глаза и… встретился взглядом с двумя разноцветными радужками, сияющими ярче всей подсветки в этом зале. Кайя смотрел на него, улыбался ему, играл для него, пел для него.

— Весь страх прочь уходит!

О, ужас! Да о чем он вообще думает! Это же кошмарное богохульство! Кайя не может петь ему, он поет Ему! Это же прославление, в конце концов!

Предательский румянец моментально залил щеки и вот-вот грозил перебраться на шею и уши. Позор какой, нужно срочно успокоиться!

— Когда стою в твоей любви…

Кайя смотрел прямо на него. Говорят, когда люди выступают на сцене, она на самом деле не видят публику, как минимум из-за света софитов. Но разноцветные глаза не блуждали по залу, как это бывало обычно, а сосредоточенно вглядывались в одну точку. В Дилюка.

— Весь страх прочь уходит!

Кому же пел Кайя? Кого сейчас видел, когда произносил слова любви. Бога? Или все-таки Дилюка?

Мысли были абсурдными, но теперь, когда они засели где-то глубоко на подкорке, Дилюк не отрывал взгляда от вокалиста на сцене и никак не мог уговорить себя, что это все было глупостью, фантазией, скорее всего, просто уставшего сознания — он и впрямь сильно не высыпался последние несколько дней с этой конференцией, перелетами, подготовкой. В поведении Кайи не было ничего особенного, так же, как и в чувствах Дилюка: они были друзьями, Кайя, что бы ни случилось, всегда был на его стороне, всегда был понимающим, всегда поддерживал, всегда был добр. И Дилюк перепутал благодарность с чем-то другим. С чем-то, чего он, конечно, не мог испытывать к мужчине. С чем-то более глубоким, интимным и сокровенным. 

Нет-нет, какие глупости. Стоило перестать об этом думать, перестать так откровенно пялиться на сцену, перестать накручивать себя.

Мелодия, наконец, закончилась и Кайя отступил вглубь, уступая место девочке-вокалистке из церкви, с которой они дружили.

Дилюк выдохнул и попытался расслабить чуть подрагивающие от напряжения плечи. Сейчас, когда разноцветных глаз не было в фокусе, дышать стало чуть легче, а мысли немного прояснились. Да, это всего лишь был момент умопомрачения, он, конечно же, воспринимает Кайю только как друга и не иначе. Так все и есть.

Он осторожно пробился через толпу и рванул к туалетам. Сполоснул лицо прохладной водой и глянул в зеркало. Оттуда на него смотрел старый-добрый Дилюк. Хороший сын, преданный верующий, грешный, как и все люди на свете, но не этим. Не тем, чем грешат мужеложцы. И тем более не к своему лучшему другу.

Уговорив себя, что повода беспокоиться нет, он кивнул себе, улыбнулся и медленно побрел назад к ребятам. Все хорошо, он сможет взглянуть Кайе в глаза и совершенно без всяких посторонних мыслей. Сможет.