Иногда накатывало.

Не то чтобы всегда были для этого причины, просто вот так внезапно настигало, когда меньше всего ждёшь, и спасения не было, потому что ничего на идиотское настроение не влияло извне. К этому сложно было привыкнуть, однако каким-то образом он держал себя на плаву, зная: нужно просто переждать. Время — неплохое лекарство с краткосрочным эффектом, особенно если в особо острый момент есть кто-нибудь, кто поможет держаться.

Пока Ким был собой, пока его чувства были с ним, чёрная тень, прожорливая, неотрывно за ним бредущая, держалась на расстоянии. Страшно не было вовсе, потому что она даже зубы не скалила, только поглядывала заинтересованно, ожидающе. Приветливо будто. Ким не боялся — она не несла ему лично горя и не обещала жестокой расправы, но недобро косилась в сторону Марка и трёх ребят помладше, временами подбираясь ближе и подталкивая к выбору. Они или она. Пока что ему удавалось не идти на поводу, но какими усилиями?

Ким порой ненавидел себя за свою слабость, за то, что хотел поддаться, что не понимал, как впустить в себя достаточно света, чтобы выйти из теней своих собственных демонов, наконец. Пытался, честное слово, долго и надрывно. Открывал все окна в поисках того самого яркого источника, но за каждым было угольно-черно.

В моменты особо удушающих приступов Ким забывал о том, что не должен тесно взаимодействовать с Марком во избежание всяких компрометирующих фраз и ситуаций. Но порой… вот как сейчас, после бессонной ночи и утра, от которого лихорадило, всего на пару минут — или десятков — было совсем не до этого. Когда что-то чёрное поднималось внутри, старое, но вовсе не забытое, накатывало волной и накрывало сверху, перекрывая доступ к кислороду — в такие моменты к Марку хотелось залезть на ноги-руки-шею, спрятаться за его спину, чтобы давно знакомая тень прекратила звать томным шёпотом. Его не отпустят так просто. В нём нуждаются. Четыре человека — слишком много, чтобы внять зову.

Поэтому Ким крепится до последнего. Ночью грузит себя работой из-за ожидаемо испарившейся сонливости, включает в наушниках музыку так громко, чтобы давила мысли в зародыше. В шесть, когда солнце ещё не взошло, провожает Марка на пробежку как обычно. Ещё час слоняется по квартире, переставляя вещи бездумно — не порядок наводя, но занимая руки, затем, бросив взгляд на часы, готовит завтрак на скорую руку. В себя запихнуть ничего не может, поэтому успокаивает всех тем, что поел, пока готовил. До полудня он всё-таки убирается дома, выбирается в ближайший супермаркет за продуктами в сопровождении Даника, вызвавшегося помочь — в последнее время он проявлял повышенный интерес к готовке, пока только теоретический.

Вернувшись, варит сырный суп с курицей на обед и уходит к себе.

Снова пытается уснуть, нацепив на лицо маску для сна. Ворочается чёрт знает сколько, упрашивает себя оставаться в кровати, мучается до того, что мышцы выкручивает. Подскакивает в итоге, открывает ноутбук, но не выдерживает и пары минут. Выползает из комнаты, бросая всё и ругая себя последними словами, потому что концентрировать сложно не просто взгляд на строчках, но и себя в целом хоть на чём-то.

Марк обнаруживается в гостиной лежащим на животе, почти спящим под голос какого-то блогера. Ким даже времени подумать себе не даёт — подходит, укладывается прямо сверху, потому что для двоих места на диване маловато, утыкается лицом в лопатку Марка, жмурится, пытаясь хотя бы руки держать при себе, не хвататься отчаянно за уютно-тёплое тело под ним. Не проходит и минуты, когда звучит сонный вопрос:

— Хреново?

— Мм…

— Я могу помочь? — спрашивает Марк снова, пытаясь оглянуться назад, и слышит только тихое «нет». — Полежим тогда.

К счастью, он никогда не задаёт лишних вопросов.

Может, потому что знает о существовании чёрной тени и даже видел лично, как она выглядит. Может, потому что стал свидетелем всех метаморфоз, произошедших за последние годы с его другом. Может, ему просто не было интересно — если честно, Ким не хотел разбираться в причинах, потому что его устраивало простое тихое присутствие.

— Погоди, — послышалось вдруг уже не такое сонное. — Встань-ка на минуту.

Ким нехотя зашевелился, сползая на пол и давая Марку подняться — тот одним движением разложил диван, развернул плед, до этого лежавший в ногах, и похлопал рядом, присев на край. Послушно забравшись ближе к стене, Ким почувствовал, как сзади его обвивают руки, укрывая, точно маленького. Измученный самим собой, он отключается почти мгновенно, впервые за долгое время полностью расслабляясь.

Марку ничего не остаётся, кроме как тяжело вздохнуть, глядя на темноволосый затылок. Забежавших за чем-то в гостиную Яна и Даню он жестом прогоняет, чтобы не шумели — Кима разбудить было проще простого, — а потом со спокойной душой прислушивается к тихому дыханию и сам едва не засыпает. На грани сна перед ним мелькают старые образы, сменяясь быстро один другим. Там так много его друга, лежащего сейчас в объятиях: смеющегося, плачущего, гордого собой или им, Марком.

Ким был одним из самых ранних воспоминаний его детства.

На самом деле лет до восьми всё было нечётко. Отдельные вспышки цветных пятен: отец показывает большой мухомор в лесу, мама с тортом и горящими свечками, красные капли у порога квартиры и дальше — дорожкой, мама в луже крови в гостиной, отец с дыркой во лбу. Вот и всё. Он даже их лиц не помнил, пока не вернулся домой после детдома спустя десяток лет, где старыми пыльными стопками хранились фотографии на столе в родительской комнате — наверное, мама хотела рассортировать их по лежавшим рядом фотоальбомам, да не успела. Марк тогда только сгрёб их в коробку и забросил в кладовку, где, не менее пыльные, стояли столетние закрутки и варенье, покрывшееся слоем плесени. Сил рассматривать их почему-то не нашлось.

Так вот, из ясных воспоминаний Ким был первым.

Восьмилетнему Марку, сознание которого тщательно оберегало от случившейся трагедии полным стиранием из памяти всего травмирующего, ни на кого непохожий щуплый мальчишка сразу приглянулся. Раскосые глаза, две тёмные точки под одним из них, имя странное — он никогда не слышал такого. В отличие от его собственных кудрявых, волосы новенького были прямыми и будто тяжёлыми, свисая на лоб и уши. Он часто зависал неподвижно, стеклянным взглядом уставившись в окно, при этом не разговаривал ни с кем, отчего сразу стал объектом насмешек ребят всех возрастов. Впрочем, внешность только добавляла причин.

Но Марку он понравился почему-то. Просто не напрягал, как делали это другие шумные соседи по комнате, поэтому за Кима после третьей по счёту открытой нападки он вступился, за что тоже отхватил от старших. С детства напористый, Марк учился выживать и драться, а Ким с ним после этого заговорил — с ним и только. Так продолжалось ещё некоторое время, пока, видимо, странный мальчишка не освоился в новых условиях.

В одиннадцать Марк случайно узнал, почему Ким непохож на него или любого другого здешнего ребёнка.

— Я кореец, — пожал тот плечами однажды, после очередного «узкоглазый» в свою сторону. Марк удивился — глаза как глаза, никакие не узкие — и спросил, чего это они так его называют. — Ким — это моя фамилия вообще-то. Меня зовут Джехван. Ким Джехван. Но я никогда не был в Корее, даже мои родители тут родились.

В свои малые годы из всего рассказанного Марк понял только одно: Кима на самом деле зовут не Кимом. Он впервые слышал о Корее и знать не знал, что значит быть корейцем. Честно говоря, это объяснение ровным счётом ничего для него не объяснило, а влезать в драки за друга он продолжил бы хоть так, хоть эдак, потому что из всего сброда тот был самым адекватным и не лез с тупыми разговорами, но мог часами что-нибудь интересное рассказывать, что вспомнит или прочитает в энциклопедии. Не спрашивал, где его мама и папа, помогал, если нужно было. Был рядом и всегда за него, что Марк ценил с раннего возраста.

— Ты можешь продолжать меня так называть, я не против, — улыбнулся ему тогда ещё десятилетний мальчишка. «Ким» звучало неплохо и само по себе, да и самое тёплое обращение, что он слышал в свой адрес от других, было «эй, ты».

Ещё года три они держались особняком, выгрызая право на существование в замкнутом маленьком мире, где каждый с годами становился всё более злым и отчаянным, пока очередную горстку обездоленных детей не распределили в их приют. И не было в этом, конечно, ничего особенного, круговорот детей в детдоме — вещь обыденная, но двое из новеньких выделились буквально в первый день. Один постарше, другой мелкий ещё совсем, первый на рожон лез после любого кривого взгляда, второй опасливо за ним прятался. Киму эти двое напомнили его самого и Марка, и тогда их мир, разделённый на двоих, вдруг расширился, впуская ещё парочку братьев по несчастью. Через очередных три года — за год до выпуска Марка — в их компанию той же волей случая (стараниями жалостливого Кима) влился одиннадцатилетний Лука.

Марк усмехнулся — интересная закономерность получалась. Каждые три года с ними что-то происходило, чаще всего заканчиваясь пополнением в кругу близких друзей. После появления Лучика Ким провёл в детдоме только два года, но если бы у него был в запасе ещё один, третий, сколько мелочи у них двоих оказалось бы в итоге?

Чувствовал Марк: будь их хоть на одного больше — поубивал бы к чёртовой матери. Этих троих хватало с головой, чтобы забыть о покое. Дома редко бывало тихо, обычно самые младшие из них постоянно носились туда-сюда, а пока Лука не переехал к ним, Даник с не меньшим удовольствием отрывался и с Яном — это после появления Лучика Ян вырос внезапно и перестал валять дурака (копировал Марка, проще говоря, но не признавался в этом), а до того был такой же занозой в заднице.

Не то чтобы Марк жаловался — они были его семьёй, ради них расшибиться в лепёшку не жалко было, потому что, оказывается, улучшать кому-то жизнь куда приятнее, чем себе самому, просто… Иногда их было слишком много.

И если в обычное время он спокойно выносил балаган, царящий в его доме, то когда Ким, годами борющийся с бессонницей, наконец-то заснул, беспокойно дёргаясь время от времени, а где-то в другой комнате что-то упало — дважды! — о… Марк понимал, что пределы терпения его очень просто нащупать. Как можно более осторожно он убрал с сопящего парня руки, поднялся так бесшумно, как вообще был способен, и на цыпочках отправился в сторону шума.

*

Он был… здоровый, этот космический корабль. Оставалось совсем немного, чтобы закончить собирать новую модель лего с тысячами деталей, но с самой верхушки конструктора случайно свалились две части, проскакали весело по столу, стуча, и рассыпались на фрагменты. Лука даже возмутиться толком не успел, потому что спустя минуту дверь аккуратно, медленно так распахнулась, из проёма, однако, резко показалась голова Марка:

— Блять, жопы оторву, если ещё один звук услышу! — зашипел он едва слышно, но от одного только взгляда у Дани и Луки мурашки по коже пробежали.

— Я забыл, прости! — прошептал Даник виновато и вздохнул облегчённо, когда дверь так же бесшумно закрылась. Поглядывая, как бережно его лучший друг собирает с пола детальки лего, Лучик спросил:

— Забыл что?

— Что Ким уснул.

— А… А мне всегда было интересно, когда супергерои спать успевают, если приходят на помощь в любое время… Вот когда, оказывается.

— Ага… а у супергероев, похоже, есть свои личные супергерои, — усмехнулся блондин, поглядывая на дверь, за которой скрылся старший из них. — Если хотим избежать жопоотрывательства, лучше нам поосторожнее быть. Тихонько… Или лучше вообще на потом отложить, иначе злой и страшный Мрак не только нас без задниц оставит, но и лего в окно улетит.

— Мрак? — Лучик улыбнулся непонимающе.

— Он самый. Марка лучше не злить, иначе вместо него познакомишься с Мраком, а там уже только молиться… ну или за Кима прятаться. Это я так, на правах старшего советую.

Лука оглянулся на закрывшуюся дверь. За год в детстве, в котором он ещё застал Марка в детдоме, и полгода жизни с друзьями после собственного совершеннолетия он ещё не попадал под горячую руку. Испытывать судьбу не хотелось и дальше.

— Знаешь что… Давай одеяло, — он подскочил с места, сгребая с кровати плотную ткань. — Накроем стол, чтобы подстраховаться.

— Всегда знал, что ты гений.

*

Неплохо было бы вернуться к себе, чтобы не мешать, но ноги сами принесли его обратно в гостиную. Всё осталось так, как было пару минут назад, разве что одеяло съехало с плеча Кима, и он поспешил это исправить.

— Устал, Кимань? — одними губами прошептал, тихо усаживаясь подле дивана.

Ким повернулся, слегка приоткрыл глаза, встретившись с внимательным взглядом.

— Блять… я разбудил, да?

— Всё нормально, я не спал уже. Ты опять мелочь зашугал? — прошептал он, приподнимаясь на локтях. — Не ругай их, они мне не мешают. Сам виноват, что уснул в такое время.

— Херню не неси, — ответил Марк, уложив Кима обратно и ласково проводя рукой по тяжёлым волосам-нитям. — Ничего с ними не станется, если пару часов молча посидят. Ты чего не сказал, что опять со сном туго?

— Ну, это только недавно началось снова и…

— И поэтому у тебя видок как у зомби, да? Ты давно на себя в зеркало смотрел?

Ким вздохнул, переводя взгляд в сторону, чтобы избежать контакта глаз.

— Ладно, сделаю вид, что поверил, — Марк поджал губы, качая головой. — Раз уж ты не спишь… мне предложение одно упало, я посоветоваться хотел. Заказчик хочет убрать конкурентов, проблема в том, что конкуренты эти — крупная компашка по разработке ПО для систем безопасности, короче… Платят дохера, универ Лучику мы покрыли бы сразу, ещё и останется.

— То есть, нам нужно взломать систему безопасности фирмы, специализирующейся на системах безопасности? — брови Кима сами собой взметнулись вверх. — Звучит как вызов.

— Бери выше: там товарищи-задроты работают один другого выёбистее, все с вышками и опытом во всяких крутых конторах, в отличие от нас. Я глянул, с чем там дело нужно будет иметь… Хер знает, с одной стороны бабла привалить может, с другой стороны…

— Что, они какие-то особые схемы написали? — Ким ухмыльнулся, сев и сбросив ноги на пол. — Всё как под копирку у этих твои крутых задротов, тело одно, а детали уже лепят, как могут.

— Так ты думаешь…

— Думаю, — кивнул, наконец в глаза посмотрев. — Нет там ничего особенного, ну, может, на пару часов больше затянется, потому что они наверняка руку на пульсе держат, может, сложнее будет из-за перевеса с их стороны, но… Лучику учиться надо.

— А Данику коррекция нужна, пока совсем не ослеп, бедолага. Значит…

— Значит, надо брать.

— Один я бы не решился, — ухмылка потянула уголок губ, когда Марк, склонив голову, задумчиво разглядывал тёмные круги под глазами Кима. — Мелочь не обедала ещё. Позови их, я пока чайник поставлю.

*

Суп порядком остыл. Время близилось к половине пятого вечера, за окном уже по-февральски стемнело, а Ким никогда не любил ночь с тех пор, как увидел в ней тень. Ночь — бессонная — тянулась вечность, заставляла чувствовать бездонное одиночество, всё живое из него высасывала, и почему-то под её влиянием мысли позволяли себе течь свободнее, шире, почти всегда приводя к ещё большему унынию. Ким так и не научился с ним бороться, поэтому стабильно проигрывал ночи в борьбе за покой в сердце и голове.

Ким терпеть не мог и другое природное, что вело его к такому состоянию. Осень и зима автоматически причислились к самым опасным временам года, когда душевное равновесие превращалось в пустой звук, лишённый смысла. Отсутствие солнца делало ужасные вещи. Порой он чувствовал себя запертым в клетке вместе со всем дерьмом, которое пожирало его, обгладывая косточки, и у него не то что ключа не было — у этой клетки и двери-то не имелось. Оставалось только напролом. Может, раскачиваться так сильно и долго, пока клетка не упадёт с полки, разбиваясь о землю? Этим он, кажется, и занимался всё время неосознанно.

Но он знал, что падать нельзя.

Бросив затравленный взгляд на темень за окном, Ким обернулся на звук шагов.

— Лучик, где Даника потерял? — отправив греться ещё две тарелки супа, он вернулся к шкафчикам, вытянул тарелку с печеньем и поставил к уже дымящимся чашкам с чаем в центр стола. Лука недовольно фыркнул:

— Ты Даньку лучиком и называй, ему больше подходит… Придёт сейчас, куда он денется.

— Даник — солнышко, — улыбнулся Ким, качая головой. — А ты — Лучик.

Послушно стерпев то, как его волосы с мягким смехом растрепали ладонью, Лука пригладил их обратно и обошёл стол, упав на место слева рядом с Марком. Склонившись над тарелкой, выдохнул:

— Я до этого даже не подозревал, что так есть хочу, — парнишка взглянул на Кима и несколько мгновений молча наслаждался ароматом еды, прежде чем благоговейно выдать: — Всё из-за твоего супа. Серьёзно, Ким, ты что туда добавляешь? Какой код этой жизни ты взломал, чтобы так готовить?

— А он не признаётся, я уже спрашивал, — фыркнул Марк и поднялся, чтобы расставить чай поближе к тарелкам. Лука тем временем продолжил:

— Я когда захотел с вами остаться, не думал даже, что мне такое счастье подвалит! В смысле, вы крутые там, я к вам привык и всё такое, но… О, Ким, Ким, смотри! Это что, солнышко взошло?! — притворно-удивлённо воскликнул Лука, прикрывая глаза ладонью, когда у входа в кухню показались Даник и Ян. — Так ярко!

— Ты чего? — Даня удивлённо склонил голову, на что Ким покачал головой, усмехнувшись:

— Не обращай внимания. Мы просто спорили, насколько ярко ты светишься.

— А-а? — снова озадаченно протянул тот. Изрядно проголодавшийся Ян бросил:

— Бэ — тоже витамин, — и схватил ложку, похлопав по свободному месту рядом с собой, — и цэ — не отрава. Садись давай, до тебя всё равно как до жирафа…

Получив положенный тычок в бок, Ян с улыбкой закатил глаза, пододвигая дымящуюся тарелку ближе к Данику. Ким занял привычное место справа от Марка, который тем же жестом придвинул суп ему, глянув искоса.

Есть не просто не хотелось, Кима мутило при одном взгляде на плавающие в сырном бульоне кусочки курицы и картошки, что уж о запахе говорить. Ему хотелось бы хоть частично перенять восторг Луки и насладиться пищей, потому что без ложной скромности он и вправду поднаторел в готовке за последние несколько лет, и суп получился добротный, всеми любимый, но… к горлу подкатывало. Он схватился за чашку в надежде, что горячая жидкость приструнит бунтующий желудок и отхлебнул пару раз.

— Чего не ешь? — послышалось тихо со стороны, и Ким опасливо метнул взгляд в сторону Марка.

— Поем… — пробормотал, — только сели же.

Меньше всего хотелось, чтобы Марк заподозрил неладное и снова обратил на него пристальное внимание. Совсем не к месту, совсем не ко времени это было бы, пока Ким едва держал себя в руках, переполненный тонной чувств, от старой привязанности до обожания, от апатии до тихой истерики у себя в комнате. Всего было так много, что он мог сорваться в любую минуту, выдать себя с потрохами, а потом… конец.

Переждать. Переждать — всё пройдёт.

Взяв в руки ложку, Ким неспешно обмакнул её в суп, размешал по кругу несколько раз, набрал бульона немного и поднёс ко рту. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы проглотить, но довольный кивок Марка — едва заметный — добавил сил. На вторую ложку он решился сразу же, чтобы закрепить эффект, проглотил как можно быстрее, запив чаем. Внимание сидящего плечом к плечу Марка вскоре переключилось на обсуждение фильма с остальными — их маленькой домашней традицией было пару раз в неделю собираться, чтобы посмотреть что-нибудь новенькое. Ким вздохнул с облегчением, до конца позднего обеда делая вид, что увлечённо ест.

Чашки с чаем и печеньем плавно перекочевали в гостиную на журнальный столик. Мелочь рассыпалась вокруг него на полу, что-то громко обсуждая, а Ким, почувствовав внезапную усталость, прилёг на диван, пытаясь вслушаться в суть разговора, начало которого пропустил, убирая тарелки в посудомойку. Слова превратились в неразборчивый гул, увязающий в густом тумане, накрывающем сознание. Глаза закрылись. Он ещё несколько минут старался вникать в происходящее, вычленил среди общего шума голос Марка, что-то втолковывающий младшим, а потом отключился окончательно, не услышав довольного:

— Наконец-то.

Мелочь удивлённо повернулась к нему, затем дружно бросила взгляд на уснувшего Кима. Снова на него — это выглядело комично, и Марк не сдержал усмешки. Отвечая на немой вопрос, он помахал перед их носами флакончиком с какими-то каплями.

— Ты чего, снотворным его накачал? — решился озвучить Ян, недоверчиво косясь на него.

— Иногда полезно, — пожал плечами парень, снова положив капли в карман спортивок. — По назначению врача, между прочим.

— А чего он тогда сам не принимает?

— Потому что… — Марк замер на полуслове, дёрнул головой. Найдя, кажется, нужные слова, продолжил: — Потому что может и на пару дней отключиться, если случайно на несколько капель больше накапает. А как же он может позволить себе оставить вас, бестолочей, без еды три раза в день? А если у вас проблемы возникнут в это время? И они же, блять, возникнут, потому что вы без этого не можете, а он потом себя сожрёт из-за того, что помочь не смог вовремя. Вообще спать перестанет… Ой, ну вас нахер, короче.

Махнув рукой в сторону притихших Лучика и Дани, переставших жевать печенье, и развалившегося возле кресла Яна с приподнятой бровью, Марк подошёл к Киму и аккуратно просунул руки под его шею и колени, поднимая.

Даром, что высокий, а тонкий как спичка, почти ничего не весит — вся масса в костях. И есть нормально перестал. Не показалось, значит. С навалившейся работой Марк упустил из виду контроль и над питанием, а теперь лишь недовольно цокнул, с ноги открывая дверь комнаты.

Здесь редко что менялось.

Ровными рядами стоящие холсты у стены, разбросанные вокруг тюбики красок, какие-то ещё полные, другие — явно стремящиеся на покой. Среди вороха бесконечного барахла, лежащего на рабочем столе, гордо стоял компьютер. Вокруг него на расстоянии сантиметров в пять было чисто, ни пылинки даже, что возле, что на нём самом. Марк усмехнулся: что ни говори, а к технике Ким относился всегда уважительно, несмотря на хаос, царящий вокруг.

На самом деле обе их комнаты были раньше одной большой родительской спальней с широким балконом длиной во всю комнату, и двумя окнами. Когда мелочь ещё оставалась в детдоме, им нужно было как-то заранее поделить пространство между всеми, поэтому в процессе ремонта было решено добавить ещё одну стену и второй выход на балкон, который они теперь делили. Остальные две комнаты поменьше заняли Ян — единолично, вторую — Даник, а через год присоединившемуся к ним Луке была предложена гостиная, но, поскольку с Даней они проводили большую часть времени вместе, Лучику просто купили вторую кровать и подселили к нему в комнату.

Положив Кима сверху на одеяло, Марк опустился рядом на колени, разглядывая давно знакомые черты лица. Похудел всё-таки. И эти жуткие круги под глазами…

— Что ж делать-то с тобой, а?

На таком близком расстоянии можно было ощутить запах, от него исходящий. Ким пах… домом. Марк не выдержал даже: склонился ближе, вдохнул глубоко. Зарылся носом в тёмные волосы, разбросанные по подушке. Стиральным порошком отдавало, скорее, постельное, а вот от него исходило что-то сладкое… корица? Мёд? Ким определённо готовил какой-то десерт на завтрак, который Марк пропустил. Неважно — для него всё равно наверняка оставили порцию.

Ким всегда пах по-разному, но одинаково по-домашнему, и это было настолько уютно, что просто так оторваться от волос, напитавшихся ароматами выпечки, не получается. Последние годы жизни — их самостоятельной, зависящей только от них жизни — Ким сделал всё, чтобы «дом» был не просто словом, а тем самым местом, за которым сердце болит, если уезжаешь куда.

Со дня убийства родителей Марк больше не помнил ощущения, когда тебя ждут. До своих девятнадцати, пока Ким не выпустился из детдома, понятия не имел, как приятно оно окутывать может.

От его волос Марк смог оторваться только когда обоняние привыкло и перестало распознавать запах.

— Снова дохера самостоятельный, да? — спросил тихо, разглядывая родинки под глазом. — Мог бы рассказать, что опять спать не можешь, я что, за мелочью не присмотрел бы? Друг я тебе или херня на постном масле?

Посеревшее лицо выглядело болезненно, губы вон даже все в бордовую полоску — потрескались, на впавшие щёки вообще сил смотреть не было. Марк выдохнул недовольное:

— Скелет на ножках, блять…

И поднялся наконец, отряхнув с колен прилипшие пылинки. Собираясь уходить, он вдруг заметил краем глаза коробку в углу комнаты, возле двери на балкон — о, она была ему знакома. Оглянувшись и убедившись, что Ким всё так же крепко спит, Марк подошёл к ней и снял крышку.

Толстым слоем внутри лежали фотографии. Была у Кима одна дурная привычка фиксировать всё полароидом, от незначительных событий до самых важных. Лёгкий укол ностальгии в сердце, когда в его руках оказались парочка фото, заставил улыбнуться. Больше всего здесь, конечно, было мелочи, его самого — поменьше, а Кима почти не было, потому что он стоял обычно по ту сторону камеры. На обратной стороне аккуратным почерком была написана короткая история фотографии, место и дата. Каждую из них он видел раньше по отдельности в момент съёмки, но вот так сразу — никогда, потому, наверное, и не замечал, как неправильно выглядит отсутствие Кима среди смеющихся лиц мелочи.

Марк вздохнул: этот факт неприятно заёрзал где-то внутри, не давая покоя. Уходя, он вытянул плед из шкафа и укрыл Кима, подоткнув края по бокам. Аккуратно прикрыв двери, он отправился обратно в гостиную предупредить, чтобы его не ждали на просмотр фильма, а затем вернулся в свою комнату, открывая ноутбук.

Он не мог заставить Кима спать или есть насильно — это ни к чему не привело бы, разве что только к ещё большему сокрытию проблем. Но хоть что-то попытаться сделать было просто необходимо.