На дворе 1908 год. Март, если верить календарю. По вечерней Москве без устали носились чёрные костюмы, спеша то к жене, то к любовнице. Кто-то сломя голову бежал в магазин, чтобы успеть к ужину докупить бутылку водки, а кто-то торопился на вечерние мероприятия, дабы выпить уже там. Воланд относился, скорее, к последней касте, хотя не то чтобы он планировал сегодня пить.

Четвёртого марта в Москве Малый театр показывает премьеру комедии Александра Островского «Без вины виноватые» в постановке Александра Ленского. В роли Кручининой выступает Мария Ермолова, вернувшаяся в театр после годового отсутствия. Фурор, не иначе! Очень жаль красть такой вечер у человека, который его явно ждал, но Воланд не из жалостливых.

Этим вечером в Малом театре его ждёт не долгожданная встреча с любимой актрисой, как у большинства присутствующих на представлении, хотя и вечер Воланда назвать скучным отнюдь не выйдет. Возможно сейчас в Воланде даже проснулись отголоски предвкушения, давным давно погибшие под гнётом времени. Нельзя не признать, что чувство это приятное.

Он мерно шёл, неизменно постукивая тростью и каблуками, направляясь ко входу в театр, любезно подсвеченному фонарём, заморгавшим как только Воланд ступил в круг тёплого света на вымощенной дорожке. Он знал, что мальчишка сегодня будет здесь. Более того, он это чувствовал. Доклады о времяпрепровождение мальчика на рабочем столе появлялись столь же регулярно, как и остальная бумажные документация, давая Воланду полное представление о ребёнке. Мальчишка жил самой обычной жизнью, иногда не слушаясь родителей да играя с другими детьми. Имел с детства особую страсть к литературе, ярко проявившуюся всего через год после их встречи, но, Воланд уверен, окончательно та расцветёт лишь в грядущие годы. Сейчас же мальчик зачитывается в захлёб текстами Гоголя. Отец – известный профессор в духовной академии, мать – учительница. Мальчика хотят отдать во врачи, чтобы продолжить род интеллигенции, но тот не пойдёт, отчего дома частые ссоры. Рос любознательным ребёнком, выучил четыре языка. Всегда отмечает свой день рождения на день позже действительной даты. Любит розы.

Воланд за эти годы узнал так много об этом человеке, но даже этого было чертовски мало, чтобы ответить на столь интересовавшие его вопросы, а это раздражало. Ребёнок одарён, но совершенно человечен. Никаких особенностей, кроме чувствительности к нежите, у него замечено не было. Воланд должен был разобраться с этим. При чём именно самостоятельно разобраться. Воланд успел навести справки, никаких пророков в этом столетии на Земле в планах не было. Этого мальчишки нет ни в одной ведомости, но для Воланда лишь на руку, чтобы он в них и не появлялся. Если это новый глас Божий, случайно профуканный из-за сильной документальной текучки, то лучше бы этот ребёнок был на его стороне.

Под шум первого звонка он вошёл в залитое тёплым светом здание, обойдя очередь стороной. Кто-то в её хвосте уже набрал воздуха в лёгкие, чтобы возразить, но быстро обнаружил, что каким-то невероятным образом не может внятно вымолвить и слово, держа зубами собственный носовой платок. Билет у Воланда разумеется не спросили.

Стук трости прошёл мимо гардероба, не заходя в него, и сразу направился на второй этаж, вяло обводя взглядом интерьер.

Широкая лестница с красной ковровой дорожкой была устремлена вверх. Воланд ступил на неё, обводя взглядом колонны и арки первого этажа. Взгляд ничего толком не цепляло. Он бывал и в более живописных театрах.

Звенит второй звонок.

Воланд неспешно поднимается вверх. Зайдя на этаж он лениво осматривается. Может стоит подняться на этаж выше? Он не знал, какой билет был у мальчишки, так что было бы разумно подняться выше, чтобы иметь лучший обзор, но Воланд не хотел идти на сделку с собственными принципами. По сделкам он, конечно, мастер, но и последствия любых сделок знает лучше, чем кто-либо ещё. Сидеть высоко он банально не любит. Падать больно. Так в раздумьях время нещадно тянулось, приближая третий звонок.

– Извините, Господин, вы не подскажите, как тут пройти в шестнадцатый бельэтаж? – спросил запыхавшийся голос по левую руку. Воланд повернулся.

Перед ним стоял тяжело дышащий юноша лет семнадцати на вид с пронзительными голубыми глазами, вонзёнными в дешёвенькую брошюрку, на который была схематично изображена карта зала, но как назло там не было карты этажей театра. Скорее всего тот прибежал по другой лестнице, а теперь впопыхах искал нужную дверь, когда все толпы уже заняли свои места. Юноша был в дорогом, но уже поношенном костюме коричневого цвета  с красным галстуком, который к костюму совершенно не подходил. Волосы юноши были чуть отросшие, из-за чего начали проглядываться лёгкие волны кудрей, которые не пригладит ни одна расчёска. Воланд не видел его столько лет, но узнал сразу.

– Михаил Афанасьевич, вы на месте, – растягивая улыбку проговорил вкрадчивый голос.

Голубые глаза на момент взлетели вверх, мазанув по лицу Воланда, затем вернулись к брошюрке, но моментально поднялись обратно уже с вопрошанием в радужках. Глаза как и тогда уставились выше глаз Воланда.

Дьявол аккуратным жестом открыл деревянную дверь, рядом с которой они стояли, и жестом предложил юноше войти, но тот это даже не заметил.

– Вы… у вас, – он чуть подрагивающей рукой указал себе на лоб, – вы назвали моё имя… – бубнил юноша, округляя глаза.

– Михаил Афанасьевич, пройдёмте, – уже с нажимом проговорил Воланд.

– Что? Я… я никуда с вами не пойду, – юноша начал аккуратно пятиться назад, не сводя с Воланда глаз.

Вся эта ситуация начинала раздражать. Воланд хотел, чтобы прямо сейчас мальчишка заволокся в комнату, но ни самого этого желания, ни приложенных к этому эзотерических усилий не хватило, чтобы тот хоть на миллиметр придвинулся к открытой двери. Более того, тот продолжал пятиться. Того и гляди убежит, сломя голову! Нет, так не пойдёт. Он здесь не для игр в догонялки.

Одного ловкого движения хватило, чтобы со всей имеемой у него силой схватиться за отвратительный красный галстук и уже самому зайти в комнату, таща туда же неудачно сопротивляющегося мальчишку. Сразу за ними замок на двери магическим образом закрылся. В этот же момент Воланд отпустил чужой галстук. У мальчишки устойчивость к тёмной магии. Только ли к тёмной? Воланд перебирал в голове вариант за вариантом, пытаясь осознать принадлежность мальчишки к кому-то, кроме людей. Сам же Михаил, будучи насильно заведённым в комнату, начал как бешеный дёргать ручку, но чёртова дверь всё не поддавалась, вселяя в него всё больше и больше паники. Он даже пару раз стукнул по двери и что-то крикнул, но быстро сдался, оборачиваясь на Воланда. Юноша сейчас так панически вжимался спиной в деревянную дверь, что грех был не поддаться соблазну и не сократить дистанцию, наблюдая, за чужой реакцией. Мальчишка от страха остолбенел, стараясь не то что вжаться в дверь, а просочиться через неё наружу, нарушая законы физики. Между ними всего один шаг.

– Что… что вам нужно? – полушёпотом отрывисто произнёс он.

Раздался третий звонок, вызывая волну дрожи по всему телу юноши.

Воланд давно не занимается работой с людскими душами напрямую, но в этот момент вдруг осознал, насколько скучал по этому.

– Простите, что отнимаю ваш вечер, но у меня слишком плотный рабочий график, чтобы перенести свой визит. Вы меня прощаете? – чуть наигранно спросил Воланд. Юноша кивнул. – Я ведь обещал вам, что мы ещё увидимся, Михаил Афанасьевич. Вы меня не помните?

Воланд снова заглянул в глубины синих радужек и то, что он увидел, его совсем не обрадовало. В глубине чужих глаз он видел свет, но не Божественный. Душа юноши была пусть и не кристально белой, но разительно белее среднестатистической души. Неужели перед ним святоша? Глупости, Воланд лично читал отчёты Геллы о мальчике. Мальчишка крещённый, но не набожный. В храмах появляется постольку-поскольку. Кто он, чёрт возьми, такой? Неужели всё же глас Божий? Пророк?

– Вы меня не помните? – повторил он вопрос.

Воланд увидел, как лицо перед ним стало на толику спокойнее. В глазах мелькнула ясность.

– Это вас я встретил в детстве? – спросил он. – Вы пришли забрать мою душу из-за того, что я пристал к вам в детстве?

Воланд не сдержал лёгкий смешок.

– Нет, я пришёл вовсе не за этим. Знаете, мальчик мой, я привык держать своё слово. Я обещал вам ещё встречу, и вот я здесь! В детстве вы этому обрадовались.

Юноша замер, не веря тому, что только что услышал.

– Господин… – как-то неуверенно начал юноша, но его перебили.

– Воланд. Можете звать меня просто Воланд. Я вас не обижу, Михаил Афанасьевич, – и он протянул вперёд руку в чёрной перчатке, инициируя рукопожатие.

– Рад знакомству, – так же неуверенно произнёс Михаил, всё же пожимая протянутую руку.

– На самом деле я лукавлю, – признался Воланд, – постараюсь быть честен: вы стали мне очень интересны. Я хотел бы поговорить с вами. Простите за столь грубое начало, но кого бы не напугал рогатый незнакомец.

– Шестилетнего меня? – предположил он.

– В этом вы правы, – согласился Воланд, улыбаясь.

– Так… эти рога действительно настоящие? – всё ещё настороженно, но уже спокойнее спросил тот.

– Разумеется!

– А я могу… – не закончил он.

– Кто, если не вы, мальчик мой!

Юноша аккуратно сделал полшага в сторону Воланда, смотря тому в глаза как запуганный зверь, ожидающий, что на него в любой момент накинуться. Воланд даже невольно вспомнил, как тихо поражался детской храбрости этого юноши. А ведь трусость это самый страшный грех... Михаил аккуратно провёл подушечками пальцев по длинному загнутому назад рогу. Так невесомо и нежно, как не трогают даже тончайшие хрустальные фужеры. Так, словно боялся сделать больно. Рог наощупь был шершавый и не полностью ровный. Под пальцами ощущались лёгкие, мельчайших бугорки и впадины по всей длине рога, давая понять о естественности своего происхождения. Михаил аккуратно прошёлся пальцами вверх, пробуя наощупь достаточно острый кончик, несколько затупившийся в потоке времени. Юноша невольно опустил взгляд ниже, на глаза своего нового знакомого, замечая, что тот неотрывно смотрит в глаза ему. Пара глаз, смотрящих на него, была разная. Чёрный был каким-то безжизненным и пугающим, когда зелёный же блестел заинтересованностью. Пары недолгих мгновений под прямым взглядом Дьявола хватило, чтоб кровь прилила к юному лицу. Михаил перевёл взгляд обратно на рога. Пальцы вернулись к самому основанию, опасливо проходясь по холодной коже чужого лба, которую эти рога распороли.

– Это… было больно?

– Терпимо, – честно ответил он.

– Так выходит, вы правда реальны?

Михаил спросил это с какой-то невинной, даже детской надеждой в голосе. Воланд растянул кривоватую улыбку. Он аккуратно сделал шаг назад и осмотрелся. Комната, в которой они оказались, была ничем иным, как комнатой ожидания при царской ложе. В центре комнаты стоял овальный стол на восемь персон, по краям диванчик и тумбочки. У дальней стены прикрытая вуалью арка на балкон. Воланд сделал пару быстрых шагов к арке, предварительно взяв из центра стола пепельницу. Мгновение и пепельница улетела куда-то на головы зрителей. Послышался звон стекла и женский визг.

– Предельно, – ответил Воланд. – Теперь верите, что я не ваша галлюцинация?

Тем временем пепельница разбитая лежала где-то в одном из проходов, магическим образом не задев никого, а лишь напугав близ сидящую даму. Лишняя паника им сейчас не на руку.

Михаил продолжил смотреть на Воланда с глазами размером с пятикопеечную монету.

– Меня после того дня столько раз заставили перечитывать библию… даже няню мою уволили, решив, что это её влияние… мне никто не верил.

Разумеется Воланд это знал.

Тут глаза юноши опустились и он заметил… хвост. Тот чёрной плетью висел в воздухе, выглядывая из под длинного тёмного пальто. Хвост был длинный, с чёрной кисточкой на кончике, напоминая львиный.

– Простите, а… можно вопрос?

– Задавайте! – ответил Воланд, ставя в центр стола новую пепельницу, на сей раз металлическую.

– А… стало быть копыта у вас тоже есть?

Воланд прыснул. Он одним резким движением снял своё пальто, оставаясь в тёмно-пурпурном дорогом костюме. До вешалки в углу комнаты пальто долетело самостоятельно под удивлённый взгляд Михаила.

– Церковная пропаганда, не верьте. Михаил Афанасьевич, может, сигаретку? Какие хотите?

– А… какие у вас есть?

Воланд подумал мгновение и достал из внутреннего кармана пиджака портсигар. Открыв металлическую крышку, в нём оказалось две сигареты французской марки «Gauloises». Мальчишка охотно согласился.

Комната начала наполняться табачным дымом. Воланд довольно улыбался, наблюдая за Михаилом. Тот курил нервно, словно опасаясь, что об этом могут узнать родители. Выглядело это по-своему завораживающе.

– Михаил Афанасьевич, – начал Воланд между затяжками, – вы располагайтесь! Вы, может, голодны? – в мгновение ока круглый стол оказался заставлен всевозможными тарелками с едой и закусками. – Может выпить хотите? – в центре стола появилась бутылка с французской этикеткой. – Прошу вас, расслабьтесь!

Воланду чужая нервозность не к чему, хоть она и напоминала ему былые времена работы с человеческими душами. Хотелось повлиять на настроение юноши, но никакие магические вмешательства Воланду не помогали. Мальчишка всё ещё нервно курил.

– Спасибо вам большое, но… а о чём вы хотели поговорить со мной?

Юноша сделал пару шагов и присел на один из стульев при ломящемся столе. Воланд последовал его же примеру и сел за другой конец стола. На Воланда стол сервирован не был, но у его места резко появился второй бокал.

В зале заиграла музыка, а в комнате начал витать запах роз.

– Мальчик мой, скажите, вы веруете в Бога? – начал Воланд, наблюдая, как сама по себе открылась французская бутылка вина и разбилась на два бокала.

– Сложно не веровать.. – ответил Михаил, сразу после делая глоток вина и из-под лобья поглядывая на Воланда.

– Нет, нет, нет! Не из-за сегодняшней нашей встречи! Вообще вы набожный человек? Часто молитесь? Просите Бога о чём-то?

– Думаю, не больше, чем остальные. Бывало просил что-то. Здоровья родным, например, или исправление оценки в школе.

– И он отвечал?

– Что, простите?

– Отвечал ли вам Бог?

– Думаю, Бог слишком занят, чтобы отвечать на людские молитвы.

– А исполнял ли он ваши желания?

Мальчишка с мгновение непонимание на него смотрел.

– Извините, если вы пытаетесь предложить ваши услуги, то моя душа мне ещё пригодиться.

Воланд рассмеялся. Громко, протяжно, стукнув кулаком по столу так, что задребезжала посуда. А потом резко прекратил. Так же резко, как и начал.

– Знаете, а я ведь многое могу предложить за душу вроде вашей. Жаль, что вы не рассматриваете сделки. Так Господь исполнял ваши желания?

– Не всегда, конечно, но, пожалуй, да.

Воланд взял со стола бокал вина и отпил немного. Не похоже, что Отец как-то особенно заинтересован в этом юноше. Воланд совсем ничего не понимал. Может он упустил что-то в документах? Нужно будет перерыть архив, когда он вернётся.

Музыка мелодично переливалось прямо как вино в бокалы. Они говорили о литературе. Животрепещущая тема для обоих. Воланд весело рассказывал истории о различных деятелях искусства, когда Михаил несколько робко вторил этому, делясь опытом прочтения этих авторов. Мальчик даже несколько успокоился, поддавшись атмосфере вечера. Михаил докурил сигарету, оставив окурок в железной пепельнице. Сигарета Воланда же подозрительно долго не кончалась. Смесь табачного дыма и запаха роз стояло в лёгких.

– Знаете, Михаил Афанасьевич,  – начал Воланд, – а ведь я читал ваши произведения.

Юноша резко уставился на своего собеседника. Михаил покраснел. Даже через стол Воланд услышал, что чужое сердце застучало сильнее.

– И… как вам? – с плохо скрываемой надеждой в голосе спросил юноша, хлебая вино.

– Вы можете лучше, я уверен.

– Почему вы так уверены? Вы меня совсем не знаете.

– О, мой мальчик, я знаю о вас даже больше, чем вы знаете о себе, уж поверьте.

Это была правда. Воланд навёл справки. Конечно всего жизненного пути человека никто не знает, но какие-то точки на этом маршруте заведомо известны. Вроде рождения и смерти. Юноше вот суждено наложить на себя руки в тридцать восемь лет. Сейчас его бы это ужасно расстроило.

– Думаете, мне не стоит становиться писателем? – с потухающей на глазах надеждой спросил Михаил. Он взял несчастный бокал с вином двумя руками.

– Так вы мечтаете стать писателем? Не бросайте это дело, думаю, у вас ещё всё впереди, но высшее образование вам совсем не повредит. Так ли плох медицинский институт?

– Он ужасен! – бодро отозвался юноша. – Да и какой из меня врач…

– Как минимум семья не выгонит вас из дома, если вы окончите то, что они говорят. Глядишь, и не окажитесь с рогами как я, – отшутился Воланд.

– Нет, нет, это выше меня! Я хочу быть писателем, но родители не позволят мне это сделать. В самых родных людях поддержки нет!  Ну и пусть! Ну и пусть они меня из дома выгонят! Не помешает! Хотел бы я… так хотел бы связать свою жизнь именно с литературой…

– Михаил Афанасьевич, – вдруг на тон ниже начал Воланд, – раз так, то пусть ваши слова будут как мощнейший океан, несущий с собой бескрайние возможности и тайны. Пусть каждая буква под вашим пером будет как волшебное заклинание, призывающее к жизни мир из ваших самых сокровенных мыслей и фантазий. Может быть, сердце ваше дрожит от отсутствия поддержки близких, но помните, что в каждом слове, в каждом абзаце живет ваша сила и уникальность. Пусть ваша страсть к письму станет вашей опорой, вашим проводником через темные времена. Пусть ваши истории будут вашим великим достоянием, оставленным миру на века. Ничто не вечно кроме искусства. Не бросайте это дело. Я верю, что из вас может получиться великий автор.

Взгляд юноши упал куда-то на бокал. Он крутил его за ножку двумя руками, будто всё сказанное Воландом его мало касалось, но это всё напускное.

– Вы… вы искренне так считаете? – смущённо проговорил он.

Воланд раскатисто низко рассмеялся.

– Вы никогда не сможете быть уверены, но верить мне или нет это полностью ваш выбор. Примите верное решение.

В зале послышались последние аккорды какой-то незатейливой мелодии, которая до этого играла. Зал взорвался бурными аплодисментами.

– А я, – снова начал Воланд, – пожалуй, вынужден отклониться. Сами понимаете, работа не ждёт.

Сигарета Воланда так удачно догорела и оказалась в одной пепельнице с окурком Михаила. Воланд встал из-за стола в мгновение ока снова отказываясь в своём тёмном пальто. Он уже собирался проговорить формальные слова прощания, но его перебили ещё раньше, чем он успел издать и звук.

– А вы ещё придёте? – спросил мальчишка. Воланд бросил на него взгляд и увидел, как тот смотрит на него. Так просяще, так… робко. – Пожалуйста, придите ещё. Я… я к следующему разу подготовлю новые рукописи и, если вы не против, вы могли бы их прочесть. Пожалуйста, придите!

Воланд не смог сдержать зубастой улыбки. Мальчик принял верное решение.

– Несомненно приду, – ответил он, наблюдая за мальчишкой. Тот сейчас на что-то решался. Чужие глаза метались, но на Воланда не смотрели. Так хотелось прямо сейчас залезть к нему в голову и прочитать все его мысли, но Воланд физически не мог, и это… казалось увлекательным. Пары мгновений хватило, чтобы мальчик принял какое-то решение. Он резко встал из-за стола и подошёл к Воланду.

– И, пожалуйста, вы… вы не могли бы звать меня «Мастер»?

Воланд сдержал резкий смешок. Довольно нагло с его стороны просить о таком, когда час назад ты вжимался в дверь, чтоб сбежать от разговора. Но Воланд ценит смелость.

– Что ж, рад познакомиться, Мастер, – ответил он, отчеканивая последнее слово.

И Воланд исчез. Вместе с ним исчезли все яства, к которым так никто и не приторонулся; посуда, алкоголь. Открылась дверь из комнаты ожидания. Но в железной пепельнице остались лежать две тлеющие сигареты французской марки «Gauloises».