— Куда прёшь, придурок?! Сдохнуть решил?! Вот же долбоящер!
Водитель «ГАЗели», едва успевший затормозить, ещё что-то кричал вслед странному парню, медленно пересекающему дорогу под углом. И которого он едва не сшиб. Потом водила сплюнул в окно и тронулся с места, шипя себе под нос: «Обдолбанный мудак! Развелось же! Чуть под статью не попал!»
Но Макс не был обдолбан, ему действительно не хотелось жить. И оказаться под колёсами — не самый плохой вариант, но… не повезло. Как не повезло вообще по жизни. Не повезло, что родился таким вот уродом. Таким вот педиком.
Мелкие дождинки блестели в свете фонарей и напоминали снег, хотя для снега было ещё рановато. Холодно, холодно... Холодно ото всей этой травли, этого смеха за спиной в коридорах института и шуточек. Мерзких, склизких шуточек сокурсников.
Какой же было ошибкой признаться в своих чувствах Косте! Ошибка! Ошибка! И сделал это во время гулянки на даче Ленки. Нашёл время, да? Но, видимо, алкашка ударила по мозгам и…
И зачем это было нужно? Костя тогда резко толкнул его и ударил кулаком по челюсти, отшвыривая от себя. Макс грохнулся на спину, сшибая какие-то безделушки с полок открытого стеллажа.
— Идите все сюда! — заорал Костя, рассмеявшись. — Этот чмошник! Ха-ха! Идите сюда! Он мне в любви призна-а-ха-ха-хался! Сцуко! Фу, мля-ять!
Набежал народ. Собрались со всех комнат особнячка. Поднялся смех, шум! В Макса стали швырять остатками еды, грязными пластиковыми стаканчикам, тапками… Им было весело. Им было очень весело!
Остатки выходных Макс провёл дома, лёжа на кровати носом к стене. Мать его не дёргала, понимая, что сын с кем-то разругался. Даже отчим не доставал своим бубнежом, как обычно.
А в понедельник мать получила от Ленки длинное сообщение в Вайбере. Перепуганная женщина принеслась к нему в комнату, тыча в нос смартфоном.
Строчки на экране расплывались у Макса перед глазами:
«...я не могла вам не рассказать... гомосексуалист... беспокоюсь за него... может быть, есть какие-нибудь врачи...»
Мама расплакалась и только повторяла:
— Максим, это правда? Сынок, это правда? Этот ужас — правда? Леночка не врёт? Сы-ы-ына!
Макс лишь устало откинулся на подушку:
— А если правда, то что?
И мама зарыдала в голос, хлеща сына по плечам, бокам и голове. Он же свернулся в позу эмбриона, закрыв руками голову, и только глотал слёзы. Рука у мамы всегда была тяжёлой.
Женщина плакала, крича:
— За что?! Ну вот за что мне это всё? Что я сделала не так, господи?! Отец алкашом был, и сынок его — извращенец!
Вмешался отчим, оттаскивая маму в сторону. Потом увёл её в ванную, успокаивая и умывая. Через несколько минут он заглянул в комнату пасынка:
— Уйди куда-нибудь! Уйди к чёрту! Довёл мать, придурок!
Макс вытер мокрое лицо ладонями, вскочил с кровати. Он не мог ни секунды больше оставаться в этом доме. Даже дома его все ненавидят! Стянул куртку со спинки стула и молча вылетел из квартиры, грохнув дверью.
И теперь он уже миллион лет шёл, не разбирая дороги, не видя, куда идёт. Макс едва не угодил под колёса микроавтобуса и даже не заметил этого.
Наконец, он дошёл до реки и уставился на высокий ажурный мост, что соединял два микрорайона города.
***
Данила вышел на свою привычную вечернюю прогулку. Теперь это был единственный вид физической нагрузки, на который он способен. Раньше, ещё не так давно, были и утренние пробежки в ближайшем парке, спортзал. Был секс, наконец. Смешно…
Сейчас же он мог только прогуливаться медленным шагом, делая остановки, чтобы успокоить сердцебиение. У него два привычных маршрута: по подземному переходу до парка — там относительно свежий воздух и скамейки, на которых можно отдохнуть. Второй маршрут — вдоль оживлённой улицы, мимо витрин, до моста и обратно.
Он шёл «в крайнем правом ряду», пропуская спешащих прохожих. Час пик уже миновал, и людей на улице стало значительно меньше. Начал моросить мелкий дождь, и Данила натянул капюшон, поднял воротник. Раньше так не мёрз, но сейчас кровь бежала медленнее, и слабо согревала старое тело.
Дойдя до перекрёстка, Данила свернул к мосту. Ему захотелось посмотреть на бегущую воду, и он побрёл в ту сторону. Не пройдя и до середины реки, заметил фигуру человека, стоящего с внешней стороны ограждения, ухватившись за перила.
Данила прибавил шагу и… успел. Схватил за куртку мужика, рванул на себя, из последних сил перевалил через перила.
Оба они упали на тротуар. Старик лишь успел подумать, что вот какие-то силы, оказывается, ещё остались, как у него потемнело в глазах и сердце зашлось в пулемётном стуке.
— Нахера вы это сделали? — закричал ему в лицо как-то тощий пацан со слипшимися чёрными волосиками на мокром лбу. — Ну кто вас просил?
И паренёк разревелся, уткнувшись лбом в брусчатку моста.
— Корвалол, — прошептал Данила, глядя на серёжку в мокром ухе мальчишки. — Корвало… В кармане…
— Чё? — поднял голову парень и неверяще уставился на лежащего рядом старика. — Дед, ты чё?
— В кармане, — выдохнул Данила, закрывая глаза.
— Ну отлично! Дед, дед, ну ты хоть не помирай, дед! — заорал парень. Потом всё же залез в карман пальто и секунду там поковырялся. Вытащил блистер и залепетал, всхлипывая и роняя слёзы: — Это оно? Оно?! Корвалол, да? Ешь, дед! Ешь! Ну охренеть, сцуко!
***
—Точно не надо скорую? — в очередной раз спросил за спиной спасённый парень. И его очень хотелось стукнуть по башке. Достал!
Данила помотал головой, заходя в подъезд. Уже в лифте он с горькой иронией подумал, что уже очень давно не водил к себе парней.
Старик сам не очень понимал, зачем потащил за собой этого самоубийцу-неудачника. Но желание защитить, согреть и успокоить парня заполнило его душу по самое горлышко, и он ничего не мог с этим поделать. Весь его цинизм, злость на окружающий мир и обида мгновенно испарились, отошли в сторону. Данила может по крайней мере дать этому непутёвому ребёнку крышу и тёплые стены. Пусть даже на одну ночь.
Паренёк на самом деле страшненький. Тощий, скуластый. Бесцветные глаза смотрят с испугом. По подбородку россыпь прыщиков. На голове жиденькие волосёнки, сейчас мокрые. Задрипанная курточка на острых плечах. Драные джинсы. Хотя, может, модные джинсы? Да нет — просто драные. Но юный возраст скрашивал все эти недостатки. Молодой, нежный мальчик. Мокрый щеночек. Обнять и плакать!
***
Запал прошёл, и Макс понял, что на вторую попытку спрыгнуть с моста сил уже нет. По крайней мере сегодня. В голове пусто до звона. Ему уже всё равно, что делать и куда идти. И когда старик предложил пойти к нему, парень равнодушно кивнул.
В гости, так в гости, какая разница? Может, его помощь понадобится — дед вон, похоже, действительно в хреновом состоянии. А скорую вызывать отказывается.
В квартире тепло и уютно, несмотря на довольно спартанскую обстановку. Макс невольно подумал, что квартира совсем не похожа на жилища стариков. Здесь не было затхлого запаха пыли и старости, мебель новая и функциональная.
«Может, тут сын или дочь живут, но сейчас в отъезде», — предположил парень.
На кухне, пока закипал чайник, они познакомились, наконец. Дед представился Данилой. Вот так, без отчества.
— Просто Данила. Я не такой старый, каким выгляжу, — усмехнулся дед.
Пока пили чай с печеньем и бутербродами, парень разглядел своего спасителя. Высокий, болезненно худой, на вид за шестьдесят. Хотя Макс не умел определять точно. Но вон весь седой до белизны, хотя и не лысый. Морщины. На руках кое-где видны старческие пятна.
«Сколько ему может быть? Да в общем, какое это имеет значение?»
Макс подумал о том, что в молодости дед, вероятно, был хорош собой, но потом время сделало своё дело.
Гость сам не понял, как умял два бутерброда, хотя ещё пару часов назад ему казалось, что он уже никогда не захочет есть. Наконец-то отпустила мерзкая дрожь, и Макс выдохнул с облегчением.
Дед Данила сидел напротив него, изредка прихлёбывая чай. Потом отставил чашку и заговорил:
— Макс, может, я лезу не в своё дело. Но из-за чего ты... Там, на мосту? Из-за девушки?
«Ну всё, сейчас в душу полезет небритыми ногами», — тоскливо подумал Макс, и буркнул:
— Да какая вам разница?
И тут же смутился. Человек спас его, хотя Макс и не просил, чтобы его спасали. Привёл к себе, чаем вот напоил.
— Нет, не из-за девушки. Хотя она тоже тут есть, но вот вообще не при чём. Просто… Как-то… Всё сразу, — пробормотал Макс в кружку и замолчал, потому что перехватило горло. Он мог сейчас просто разреветься.
Но почему-то захотелось всё рассказать этому чужому человеку. Тем более, «своих» у Макса теперь не было никого. Но студент молчал, глядя мокрыми глазами в столешницу.
Старик понятливо улыбнулся, легонько дотронулся до его руки и сказал, кивая:
— Не надо сейчас ничего рассказывать. Потом, если захочешь. А пока давай-ка я тебе постелю в зале, и ты ляжешь, хорошо? Тебе надо отдохнуть. А завтра уже решим, что делать дальше. Как тебе план?
Он отвёл Макса в комнату, усадил в большое кожаное кресло и занялся постелью. Данила принёс из соседней комнаты подушку, достал белье из шкафа, постелил Максу на диване и, пожелав спокойной ночи, закрыл за собой плотно дверь.
Макс выключил свет и улёгся на огромный диван, но сон не шёл. Он ворочался с боку на бок, но мысли накатывали снова и снова, заставляя переживать заново прошедшие дни.
Промаявшись пару часов, Макс понял, что не уснёт нифига. Лицо горело, лежать спокойно было невозможно. Он встал и, шлёпая босыми ногами по полу, побрёл в ванную, чтобы умыться. Потянул на себя дверь и замер в проёме.
В прихожей горел свет, а старик в одних трусах стоял перед входной дверью, глядя на неё, словно она была его личным врагом. На Макса он не обратил внимания.
От этого зрелища парню стало не по себе. И буквально через секунду раздался звонок. Старик вздрогнул, но всё так же продолжал стоять, глядя на дверь.
***
Останавливаться нельзя! О том, чтобы дать бой, нет и речи — запас линнгамы практически на нуле. Шансов победить не было. Тем более грохнуть хотя бы одного из этих козлорогих! Не рассчитал силы!
(прим. авт. — Линнгама — сексуальная энергия, используемая инкубами в магических целях, источник их жизненных сил, открывающий путь к вечной молодости.
Инкубы — демонические существа, непревзойдённые мастера соблазна. В этом мире питаются сексуальной энергией мужчин — линнгамой. Подробнее см. в приложении).
Трансформироваться из-за этого тоже не мог. Приходилось надеяться только на силы человеческого тела. А оно, хоть и было здоровым и тренированным, всё же имело предел выносливости.
Инкуб понимал, что рано или поздно силы кончатся, и тогда его настигнут. Слабого, беспомощного, и прежде, чем отправить его в пустоту, вдоволь поглумятся.
Выхода не было. Нужно искать убежище, укрыться среди массы людей, спящих сейчас в своих многоэтажных человейниках. Возможно, у него будет шанс затеряться, ведь ослабленный инкуб менее заметен для врагов, чем инкуб, хорошо «откормленный», полный линнгамы.
Здесь, в этом городке, у него есть только одно место, где можно спрятаться и пересидеть. Место, и один глупый смертный, который не сможет отказать в убежище.
Инкуб не хотел туда идти, всё его существо протестовало против этого. Он боялся вернуться к человеку, который так хорошо его знает. Знает лучше, чем любой другой смертный Земли. И у которого есть все причины ненавидеть молодого инкуба.
Но он впустит, не сможет противиться — в этом инкуб уверен.
Переходя с бега на быстрый шаг, чтобы восстановить дыхание, демон двинулся туда, куда вело его ощущение и тонкая нить, связывающая со смертным. Точного адреса он не знал, но это ему и не было нужно. Этого человека он мог легко найти в любой точке мира.
Проникнув в подъезд многоэтажки, он едва не споткнулся о лохматую кошку, сидящую у ступенек. Та с воплем прыснула прочь. Выругавшись, он зашагал в сторону лифта.
Через несколько минут инкуб нажал кнопку дверного звонка. Он мог бы войти без спроса, но решил позвонить. Секунд десять ожидания, и, наконец, Данила открыл дверь.
— Привет. Впустишь?
Старик секунду сомневался, молча сжав губы и хмуро разглядывая проклятого гостя из-под седых бровей. Но всё же посторонился, пропуская инкуба в квартиру.