Пусть со встречи с Фалалеем успело пройти несколько дней, всё же разговор с ним частично не давал покоя Альбедо. Вернее его слова, напомнившие о том, что Азалия слишком быстро утрачивает интерес ко всем своим занятиям. И одновременно с этим по какой-то причине осталась с ним на рекордное для себя количество времени и отказалась от новой интересной возможности.

      Альбедо может только порадоваться за неё, раз она наконец-то нашла то, что может действительно её увлечь, а себя… а себя совершенно не понимает. Как и свою пусть и слабую, но уже проявившуюся зацикленность на том факте, что они начали общение с общего нежелания заводить крепкие отношения друг с другом. Просто… приятная компания на неопределенный срок.

      Азалия наиграется в помощника алхимика и уедет исследовать жуков в Фонтейне, как брат. Или найдёт новое увлечение. Она точно не пропадёт. А сам Альбедо останется в Мондштадте и всё так же будет главным алхимиком Ордо Фавониус. И между ними не будет никакой связи — как они друг другу и обещали.

      Альбедо почти раздражённо вздыхает, заходя в кабинет. Стало привычным уходить по делам и доверять своё рабочее место Азалии, зная, что она непременно оставит всё в целостности и сохранности, а по возвращении предложит выпить чай и поболтать о пустяках.

      Но сейчас что-то в очередной раз поменялось. И тот факт, что этими хаотичными изменениями в чужом поведении он не может управлять, слегка удручает. Хочется держать всё под контролем, иметь власть над мыслями, но… не в этой жизни, видимо.

      Азалия привычно приветствует его по возвращении, но взгляд, обычно искрящийся неподдельным интересом, кажется тусклым и блуждающим по кабинету, пока сама она подпирает голову рукой, сидя впервые по-человечески за столом. Тревожный звоночек.

      — Что-то случилось? — аккуратно интересуется Альбедо, уже и без ответа понимая, что Азалии откровенно скучно. А для такого человека как она — это не меньше, чем трагедия.

      Азалия вздыхает, неопределенно пожимает плечами и бездумно пролистывает книгу перед собой, не задерживаясь ни на одной из страниц.

      — Почему в жизни, в которой полно удивительных и необъяснимых вещей, всё ещё нет бесконечных книг? Или библиотек, на крайний случай.

      Альбедо хватает нескольких мгновений для того, чтобы проанализировать всю ситуацию — Азалия, по приезде в Мондштадт развлекающая себя преимущественно чтением его книг, почти прямо говорит о том, что ей больше нечего читать. Ещё пары секунд хватает на осознание, что она, кажется, перечитала всё, что у него имелось. В нескромном количестве.

      Если Азалия и книжный червь, то размером с песчаного червя, что родом из пустынь в Натлане. И с соизмеримым аппетитом, который Альбедо явно недооценил поначалу.

      Решение этой… маленькой проблемы, на удивление, находится почти сразу, несмотря на то, что она никак не касается его напрямую.

      — Раз с теорией ты закончила, то как насчёт практики? — спрашивает Альбедо, и стоит Азалии поднять на него заинтересованный взгляд, он хитро улыбается уголками губ.

      — Практики?

      — Я не предлагаю тебе заняться моей работой, — заранее предупреждает Альбедо, совершенно не зная, как объяснить все начатые эксперименты для постороннего человека, если он и сам не до конца уверен в некоторых, — но я могу показать тебе своё… более привычное место обитания. И рассказать чуть больше о мироустройстве.

      — Ты предлагаешь подняться на Драконий Хребет, да? — сразу догадывается Азалия. — Боюсь, что у меня нет достаточно тёплой одежды для подобной вылазки.

      — Всё, что тебе нужно, это согласиться, — Альбедо пожимает плечами, не видя проблемы, — я одолжу тебе своё пальто.

      Азалия ещё мгновение колеблется, словно прикидывая, чего ей хочется меньше — умереть со скуки или замёрзнуть. И ответ был слишком очевидным, судя по тому, как резво она поднялась из-за стола. Альбедо рассмеялся, бросив ей обещанное пальто, которое ловят без труда.

      Есть в этом что-то совершенно интимное — предлагать Азалии вместе подняться на Хребет. Это не первый раз, когда кто-то пойдёт с ним, далеко нет, но обычно это была… просто работа. Обязанность. Важная экспедиция. А сейчас — что-то совершенно другое. Он добровольно и по своей инициативе решился на это, не имея при этом необходимости ни приглашать следом за собой, ни как-то развлечь Азалию.

      И всё же… это кажется правильным решением.

⭐⭐⭐

      Азалия растирает между собой замёрзшие ладони, а щёки, неприкрытые высоким воротом пальто и шарфом, забавно краснеют. И всё же она более чем заинтересована в рассказах Альбедо, несмотря на явную нелюбовь к морозу — он рассказывает ей о своих наблюдениях за хиличурлами. Поначалу она смеётся, явно находя слишком забавным то, что такой серьёзный и талантливый алхимик одно время был зациклен на чём-то таком обыденном, а после её глаза вновь загораются интересом. И Альбедо лестно, что, вопреки словам о мимолётности её интереса в чем-либо, ей действительно интересно узнавать мир вместе с ним.

      Ещё никогда заснеженные дороги Драконьего Хребта не казались настолько протоптанными — Альбедо водит Азалию по своим любимым местам. В закоулке между скалами — показывает скопление крио бабочек, мерцающих в темноте. Они успевают прогуляться вдоль границы — Альбедо показывает ей издалека двух хиличурлов, одного с хребта, а другого с территории Ли Юэ, общающихся о чём-то, едва не дерущихся, но всё равно постоянно ищущих встречи.

      — Какая трепетная и крепкая дружба, — смеётся Азалия, чуть щурясь, — даже не думала, что хиличурлы способны на… подобную своеобразную коммуникацию.

      — Они удивительные создания, — кивает Альбедо, складывая руки на груди, — и, присмотрись, из-за их разных регионов обитания заметно, насколько они различаются. У того, что с Драконьего Хребта, намного толще шерстяное покрытие, чтобы приспособиться к холодам.

      — Я знала об этом, но наблюдать лично за таким наглядным примером — восхитительно! — восхищенно восклицает Азалия.

      Альбедо льстит её интерес. Он показывает ей свои рисунки хиличурлов — Азалия всё ещё посмеивается, но действительно кажется очарованной. Расспрашивает больше, наслаждаясь размышлениями о том, насколько уникальными могут эволюционировать изначально одинаковые создания, помещённые в разные условия.

      — Здесь неподалёку живёт небольшая семейка снежных лис, — делится Альбедо, ведя Азалию по очередной выученной тропинке, — я их иногда подкармливаю, если они приходят, так что они привыкли к людям.

      Снег предательски хрустит под сапогами, но притаившиеся лисята не убегают — заинтересованно выглядывают из-за сугробов, и, узнав своего своеобразного кормильца, без страха подходят ближе, а чуть погодя и вовсе позволяют Азалии взять одного из них на руки.

      — Если честно, мне всегда казалось, что Драконий Хребет безжизненный и пустынный, — со смехом начинает Азалия, гладя довольного лисёнка за ухом, пока Альбедо, фыркнув, кладёт остальным принесённые специально ягоды, — но он такой оживлённый. Даже удивительно. Словно совершенно новый мир увидела.

      Альбедо хочет оспорить её слова, сказать, что так лишь кажется — а после и сам же ловит себя на мысли, что в обычно безмятежной колыбели снега действительно было… оживлённо. Почти весело — ведь Альбедо просто прогуливался по знакомым дорогам, с которыми раньше был связан лишь работой, но о которой совершенно не вспоминал.

      И от этого становится неуютно, потому что Драконий Хребет, служивший ему напоминанием об его истинной природе, кажется… изменившимся. Словно и он сам может измениться. И снова из-за одного человека.

      Но даже этот один человек не может изменить саму суть чужой природы, как бы не старался.

      Из-за навязчивых мыслей и образов, от которых не выходит отмахнуться, Альбедо поздно замечает подкравшихся хиличурлов, явно слишком раздражённых тем, что они весь день маячат перед глазами.

      — Аза…

      Окликнуть её вышло машинально — как и осечься на полуслове. Азалия едва ли нуждается в его защите или предостережениях — щёлкнув пальцами, в одно мгновение она призвала катализатор, а в следующее — материализовала элементальные частицы в прочные лозы, сковавшие незваных гостей, не позволяя пошевелиться.

      И эта обычная самозащита с первым использованием Глаза Бога окончательно выбивает шаткую почву из-под ног. Это так… непривычно, неожиданно, совершенно ново — видеть на фоне заснеженного и мёртвого Драконьего Хребта что-то наполненное жизнью. Альбедо смотрит на лозы, идущие из промерзшей земли, что впервые на его памяти пропустила сквозь себя что-то живое, заставляя расступиться снег.

      Альбедо всегда считал, что Драконий Хребет — зеркало его души, такой же застывшей во времени, окутанной снегами. В нём нет ничего от человека, кроме искусной оболочки — как и на горе нет ничего, что напоминало бы жизнь.

      Азалия хитро щурится, оборачиваясь на него и аккуратно спускает потревоженного лисёнка с рук. И думается — совершенно неуместно, — что цвет её глаз не тусклый, а скорее глубокий, скрывающий в себе ещё не одну тайну.

      — Всё в порядке? — спрашивает Азалия, наклоняя голову.

      Нет. Не в порядке точно, раз мысли, обычно кристально-чистые, забиты подобным.

      Наставница поручила раскрыть истину мира, смысл существования, тайну жизни — и всё это казалось таким далёким и невозможным, но не сейчас. Не сейчас, потому что что-то внутри переворачивается, меняя устоявшиеся принципы, как бы он не отрицал свою неожиданную слабость перед кем. Не сейчас, потому что Азалия показала ему свою истину — во всё можно вдохнуть жизнь. Азалия показала ему свой смысл существования — занять свою душу, скованную тоской.

      Азалия так постепенно, совершенно незаметно, стала его собственной тайной.

      Способна ли ты даже мне подарить чувство, словно я действительно живу?

      Нет, нет-нет-нет, совершенно неверная формулировка. Ведь она не способна — она уже это сделала.

      Все размышления, которым он обещал посвятить время и разобраться в чувствах, кажутся неважными, ведь они и без его вмешательства аккуратно упорядочились в голове. И теперь вопрос скорее в том, что делать с этими чувствами, которые он обещал ей не навязывать.

      — Стоит вернуться в лабораторию, — сухо произносит Альбедо, отворачиваясь, — уже поздно.

      Азалия лишь молча пожимает плечами и следует за ним в горное убежище. Время действительно клонит к вечеру, возвращаться в Мондштадт и не хочется, и не кажется безопасным. К тому же Азалию, не горевшую желанием подниматься в горы, слишком увлекают новые материалы для изучения — её глаза заинтересованно горят, стоит заметить здешние книги, и Альбедо может лишь слабо посмеяться над её неутихающим интересом и продолжить разводить костёр, следя за комфортной температурой.

      И всё равно на душе неспокойно.

      Альбедо занимает себя разогревом воды для чая, успев изучить чужие предпочтения в подобных мелочах. Пытается отвлечься, цепляясь взглядом за полупрозрачный пар, поднимающийся над костром, и мельком всё равно улавливает, как заинтересованно Азалия опирается на его стол, не изменяя своим привычкам, и просматривает заметки о последней работе.

      Азалия явно довольна и счастлива такой возможности — Альбедо чувствует себя так, словно допустил ошибку в важном эксперименте, и теперь всё катится по наклонной, но подавляет эти мысли и предлагает увлекшейся девушке отвлечься на чай.

      Там, в Мондштадте, где у него была иллюзия обычной человеческой жизни, было легко не обращать внимание на причину, по которой Альбедо хотел сохранить между ними расстояние и не сближаться. Но здесь, на Драконьем Хребте, самом воплощении его души, это невозможно.

      Азалия — что-то безграничное. Безгранично-интересное, безгранично-интригующее, безгранично-прекрасное. Азалия — воплощение всех мировых загадок. Её короткие пряди треплет ветер свободы, кожа обласкана солнцем из Сумеру, и на ощупь такая же горячая, как пески Натлана. Глаза, в которых виден отблеск молний Инадзумы, успели осмотреть весь Тейват, не меньше, учитывая её бесконечную жажду исследования.

      На её фоне Альбедо чувствует собственную ограниченность и неполноценность. Рядом с Азалией как никогда отчётливо понимает, насколько далёк он от настоящего человека. Альбедо чувствует себя морально запертым на Драконьем Хребте — снег ему колыбель, местные ветра, пробирающие до костей, единственные собеседники, а останки Дурина — последнее подобие семьи.

      Альбедо размышляет — пора окончательно вернуться на Хребет, чтобы не думать о подобном больше. Он слишком долго пробыл в Мондштадте, да настолько, что успел поверить в свою отсутствующую человечность.

      Альбедо размышляет — каково будет целовать солн-це?

      Азалия улыбается одними уголками губ, отпивая чай, задумавшись о чем-то своём, возвышенно-приземлённом, но всё равно произносит искреннее.

      — Спасибо тебе за этот день.

      Альбедо прикрывает глаза.

      Наверняка болезненно-обжигающе и непозволительно для такого как он.