Эксперимент №8: раскрытие второй стадии Великого делания

      Острая боль, прострелившая плечо, заставляет Альбедо болезненно нахмуриться и обхватить ноющее место, надеясь уменьшить дискомфорт. Кажется, скоро сбудутся все предостережения Алисы о том, что если он будет засиживаться подолгу в одной позе, то после надо будет менять классификацию на фармацевта. Но как отвлечься на такую мелочь, когда у него внезапное озарение?..


      Как отвлечься на такую мелочь, если в мыслях полнейший бардак после возвращения в город, и работа — единственное, что приносит ему успокоение?


      — Тебе стоит больше расслабляться, — с улыбкой упрекает Азалия, подходя к нему со спины и похлопав по плечам, — прямо сейчас, например. Или, в идеале, прогуляться и размяться. Для твоего же блага. Знаешь, как подобный образ жизни негативно сказывается на здоровье?


      — Не могу поверить, что меня в подобном упрекает человек, часами читающий в позе скорчившегося моллюска, — Альбедо мягко посмеивается, стараясь не зацикливаться на чужом тепле, окутывающем его, — и спасибо.


      Азалия не может не засмеяться в ответ, аккуратно разминая затекшие плечи, позволяя действительно расслабиться. Для её беззаботно-игривого образа, подобные нежные прикосновения ощущаются совершенно личными, почти до интимного.


      — Массажу ты тоже успела научиться, пока искала развлечение?


      — Нет, — Азалия хихикает, — не люблю тесный контакт с людьми, так что подобные варианты даже не рассматривала. Можешь считать себя особенным.


      Альбедо лишь хмыкает. Из-за манеры общения Азалии трудно не почувствовать себя особенным. И в этом, пожалуй, проблема — людям неприятно, когда их иллюзия важности кому-то спадает. Хочется ведь быть тем самым, единственным и действительно особенным — а не просто одним из множества.


      Всё это — суть людей. Они злятся на мелочи, обижаются по пустякам, хотя быть одними единственными для важных людей — и именно это делает их людьми. Неспособность контролировать свои мысли и эмоции в подобные моменты.


      Тогда почему Альбедо тоже чувствует ревность? У него ведь идеальный, безупречный самоконтроль — потому что человеком он не является. Почему всё получилось именно так?


      Азалия заканчивает с ним, и Альбедо уже ждёт момента, когда она отстранится, займётся своими делами, и он сможет в уютной между ними тишиной порефлексировать и привести в порядок мысли, пусть уже успел убедиться в безнадёжности каждой попытки. Но вместо этого Азалия, всё так же мягко и с неуместной нежностью для людей, что не планировали становиться даже друзьями, обнимает его, скрестив руки на груди, и, положив голову ему на плечо, произносит:


      — Давай прогуляемся?


      — Ты ведь видела время, верно? — спокойно уточняет Альбедо, прикрывая глаза и машинально накрывая её руки своей ладонью.


      Азалия тёплая, и объятья с ней ощущаются потрясающе — Альбедо был уверен, что подобная близость будет для него некомфортной и неприятной, но прямо сейчас, именно с этой невероятной девушкой, что точно станет его погибелью, всё ощущается правильным. До того восхитительно-хорошо, что нет желания напоминать себе, что подобным образом она общается абсолютно со всеми, как и нет желания напоминать, что нужно продолжать держаться от неё на расстоянии.


      Она сказала, что он может считать себя особенным. И на это короткое мгновение Альбедо действительно хочет, чтобы так оно и было, и чтобы ему было это позволено.


      — Ночные прогулки — самые лучшие, — тихо смеётся Азалия, и её смех отзывается мурашками по коже, — пойдём? Заодно разомнёшься нормально.


      Альбедо не торопится с ответом, словно тщательно взвешивает все за и против, хотя с самого начала был готов дать лишь один единственный ответ. Эгоистично не хочется расставаться с теплом от близости с Азалией, но, вздохнув на свои иррациональные мысли, в итоге лишь кивает:


      — Пошли.


⭐⭐⭐


      Пусть Азалия и слабо знакома с изменившимся Мондштадтом, но память о детстве всё ещё с ней. Она ведёт Альбедо за город, на холм, где открывается прекрасный вид на звёздное небо, и, беззаботно сев на прохладную землю, начинает говорить:


      — Мы в детстве с Фалалеем часто сбегали из дома по ночам, чтобы посмотреть на звёзды, — делится Азалия, и это, на памяти Альбедо, первый случай, когда она сама начинает говорить о своём детстве, — он был поначалу не в восторге, поскольку был слишком боязливым ребёнком, но, подозреваю, что не мог противиться моей харизме.


      — Или боялся, что ты снова подложишь ему парочку пауков, — не может удержаться от шутки Альбедо, садясь рядом.


      Азалия наигранно-оскорблённо цыкает и закатывает глаза, а после откидывается на траву, утянув за собой и Альбедо.


      — Смотри, — Азалия пододвигается к нему ближе и указывает в небо, Альбедо не уверен, куда именно ему смотреть, но внимательно следит за её движениями, — это созвездие быка. У него и причудливая форма, так ещё и мало напоминающее в действительности быка, но звёздное небо красивое, верно?


      — Красивое, — кивает Альбедо.


      Трава кажется сырой и прохладной — и в другой ситуации Альбедо чувствовал бы себя некомфортно. Хотелось бы поскорее вернуться домой, чтобы отоспаться после нескольких бессонных ночей, которые он потратил на эксперимент. Но сейчас, рядом с Азалией, он чувствует себя… хорошо. Словно всё так и должно быть — с ночными прогулками и рассматриванием звёзд, которые Альбедо никогда раньше особо не интересовали.


      И, возможно, это проблема — тот факт, что Альбедо находит их особо интересными именно рядом с Азалией.


      Как и сама Азалия не кажется просто привлекательной. И этой мысли хватает, чтобы Альбедо резко сел, и с нервным вздохом мотнул головой. С этим нужно завязывать. Как можно скорее. Он не согласен ни минуты дольше жить с хаосом в мыслях.


      — Всё в порядке? — аккуратно интересуется Азалия, садясь рядом. — Я утомила тебя? В таком случае приношу свои извинения, мне не стоило настаивать на прогулке, зная, что ты и без того уставший. Давай…


      — Подожди, — мягко перебивает её Альбедо, нервно массируя переносицу, — дай мне собраться с мыслями, пожалуйста. Именно мне стоит извиниться перед тобой.


      — За что?


      — Ты говорила, что тебя утомляют люди, воспринимающие твоё общение как флирт, — Альбедо снова вздыхает, покачав головой, так и не посмотрев в сторону Азалии, — и я чувствую себя виноватым из-за того, что я тоже начал придавать твоим действиям тот смысл, который мне хотелось бы. И я, если честно, не представляю, что мне с этим теперь делать.


      Азалия аккуратно обхватывает одной рукой его щёку, заставляя повернуться к ней, и Альбедо не знает, от чего именно сердце предательски пропустило удар — от тепла её мягких рук, или непривычно-нежной улыбки, сменившую лукавую и хитрую.


      — И всё же извиняться нужно лишь мне, — Азалия чуть наклоняет голову, словно смущаясь своих же мыслей, — мне жаль, что я снова доставила тебе неудобства своей неопределенностью. Стоит прояснить то, что подобным образом я начала общаться лишь с тобой. Мне приятно твоё общество, внимание и, самое главное, общение. Мне захотелось проверить, насколько близко я смогу подпустить тебя к себе, но забыла о том, что чувства есть не только у меня, и заигралась. Не вини себя за свои мысли.


      От того факта, что его мучительно-томительные чувства взаимны, проще не становится. Альбедо лишь больше чувствует себя виноватым, ведь слукавил и не до конца объяснил причину своих тревог. Становится беспокойно — потому что он не тот, к кому нужно испытывать трепет.


      — Ты выглядишь так, словно тебя что-то беспокоит, — аккуратно произносит Азалия, заинтересованно наклоняя голову, не позволяя забыть о том, что она прекрасно читает людей. И не только людей, судя по всему. — Настолько не желаешь придавать своим чувствам серьёзный окрас? Я пойму и не стану больше проявлять явного интереса, если ты этого хочешь.


      Достаточно согласиться, что он хочет этого, но Альбедо не хочет лгать. Ни себе, ни Азалии, что заслуживает лишь правды.


      — Проблема скорее в том, что я… обязан кое-что рассказать, прежде чем позволить себе принять свои чувства, — начинает Альбедо, оттягивая ворот, чтобы больше оголить шею, — и этот факт может отвратить тебя от меня.


      — Не думаю, что у тебя могут быть такие страшные секреты, что их раскрытие изменит моё отношение к тебе, — Азалия улыбается, проведя подушечками пальцев по его щеке, внушая своим теплом уверенность в правильности своего решения, — я впервые кем-то настолько… очарована. И я с радостью выслушаю тебя, если тебе будет комфортнее от этого.


      Альбедо кивает, аккуратно опустив руки на талию Азалии, почти заключая в объятья. Она такая тёплая, живая, настоящая — и он взаимно очарован ею. Как он, в конце концов, мог устоять, когда она — настолько интригующий человек, которого интересно узнавать, и ради которого не жалко прерваться от работы?


      Хочется забыть о собственной неполноценности и продолжить наслаждаться выпавшей возможностью познать человеческую жизнь с другой стороны, но и оставлять Азалию в неведении о том, что она единственный человек из них двоих — неправильно.


      Он должен быть честным с ней — хотя бы ради её безопасности.


      — Ты ведь знаешь, что у меня была наставница, которая и научила меня алхимии? — начинает Альбедо, на что Азалия терпеливо кивает, положив ему ладони на плечи. — У нас с ней были… более тесные отношения, чем просто у ученика с учителем. Ведь при помощи своего мастерства она меня и создала.


      Правда, столько лет хранившаяся глубоко в душе, впервые произносится настолько легко — Альбедо бездумно оглаживает её талию, не поднимая взгляда. Но даже так он чувствует, как дрогнули её руки. Если посмотрит на неё — точно увидит уже не настолько широкую и ласковую улыбку.


      — Это… неудачная шутка, Альбедо.


      — Я не шучу, — Альбедо мягко улыбается и, аккуратно взяв Азалию за ладонь, тянет её коснуться метки на шее, — это — доказательство моего происхождения.


      Азалия не отдёргивает руку — значит, не чувствует отвращения. Альбедо поднимает взгляд, но уже Азалия не смотрит на него — отводит взгляд, впервые на его памяти. И это непривычно — не чувствовать на себе её лиловый взгляд. Непривычно-неправильно.


      Закрадывается мерзкая, вызывающая абсолютное отторжение мысль, что он провалился. Во всём — начиная от своих чувств, которые не должен был начинать испытывать, и заканчивая тем, что доверился и рассказал о себе больше, чем следовало — чуть ли не душу вывернул с этим признанием.


      Но Альбедо чувствует себя рядом с Азалией свободно — так, как не удавалось почувствовать себя уже очень долго. Возможно, потому он и делится сокровенным с ней. Потому и заботится — его судьба слишком непредсказуема из-за того, что он настолько связан с алхимией.


      Вот только он забылся — забыл, что Азалия не алхимик, не ищет секрета жизни, а просто человек. Особенный, конечно же, человек — но человек. С быстротечной жизнью, с малым интересом к загадками мироздания.


      Потому, когда удаётся поймать её взгляд, Альбедо понимает, что она смотрит скорее ошарашенно, чем заинтересованно — ей вряд ли по нраву то, что первый человек, к которому она начала испытывать чувства… не настоящий.


      Искусственный. Как и его ответные чувства, очевидно.


      — Мне стоит подумать над этим, — произносит Азалия, и прочитать её тон не удаётся, он кажется равнодушно-отстранённым, а не привычно-игривым, — наедине с собой.


      — Конечно, — Альбедо кивает, привычно улыбнувшись уголками губ, но скорее натянуто, чем искренне.


      Если она больше не придёт к нему, он её поймёт.


      Было наивно надеяться, что человеку, настолько живому, интересному и настоящему в самом деле нужен кто-то вроде него.