За последнюю неделю Игорь слышал столько взрывов, сколько ни один человек, даже служащий в правоохранительных органах слышать не должен.

Жужжание радиоуправляемой машинки и маленький взрыв. Очередь «хлопков» у основания Александровской колонны. Фонтан. Федор Иванович.

У Грома шумит в голове и звенит в ушах.

Волков ударил ему прямо по правому уху, в висок и, кажется, заново вывихнул запястье. У него адски болит колено, бинты на костяшках влажные от крови, правая бровь рассечена. Болит в груди: то ли от ушиба ребра, то ли от чувства потери. Оно душит его изнутри, цепляется и скребётскребётскребёт где-то там, где у людей находится сердце. Игорь хорошо знаком с этим чувством.

Люди никогда не задерживались надолго в его жизни. Он отучил себя привязываться, запретил доверять другим. Поэтому таким неожиданным и приятным образом в его жизни появились Юля и Дима. Он, наконец, смог жить. Вспомнил, что такое счастье, любовь, смех. Заново узнал, что такое страх. Игорь чаще стал просыпаться от кошмаров, в которых Юля падала в пустоту, а Дима лежал в крови. И счастье вдруг становилось наказанием, мечом, пронзающим его грудь. Фёдор Иванович наказывал беречь и хранить, держаться и бороться за него.

Но теперь ни Фёдора Ивановича, ни счастья не было. Перед глазами до сих пор стоял новый, гладко отполированный гроб, дрожащие огоньки свечей, протяжное пение заупокойной молитвы. Он с ноющим сердцем издали наблюдал за слезами Елены Михайловны. У него так и не хватило смелости подойти к ней, извиниться, долго молить о прощении. За то, что был таким глупцом. За то, что гордость затмила ему глаза, и он не разглядел всю серьезность ситуации. За то, что ничего не сказал, опять пошел разбираться со всем один и оплошал.

Он стольких хоронил: мать, отца, друзей, коллег. Но похороны Фёдора Ивановича что-то сломали в нем, переломили. Игорь чувствовал все и сразу. В особенности злость.

Ещё в детстве, на похоронах отца, Игорь был зол. На себя, на судьбу, на всех, кто попадался под руку. На того, кто оставил его одного. Сейчас же он был растерян. Гнев, кипевший в нем уже больше суток, сменился усталостью. Как бы он ни пытался ненавидеть эту злополучную парочку... Прямо сейчас это у него не выходило.

Особенно на Разумовского злиться было очень тяжело. За год, он потускнел так, как люди не тускнеют за десятки лет. Казалось, что даже смирительная рубашка была ему велика. Игорь со смешанными чувствами вспомнил, как меньше суток назад легко отбросил Разумовского к стене и судорожно сдавил шею.

Следы вчерашней драки были видны на его лице, а оковы синяков на горле, казалось, делали Разумовского ещё меньше. Сергей был сейчас слишком хрупким. Не осталось и следа жилистой мощи Чумного Доктора. Все время обнимал себя руками, по ощущениям мерз не переставая. От того человека, которому он пожимал руку после драки в казино, практически ничего не осталось.

Кроме глаз.

Они выдавали в нем умного человека, не собирающего сдаваться, который смотрел на мир с прежним любопытством. И о, как загорелись эти глаза, когда они встретились с Волковым. Даже Игорь, который откашливался на полу и вроде как собирался впервые в жизни убить человека, чувствовал себя вторгающимся в личную жизнь. Игорь на секунду подумал о том, что все они всего лишь люди, увлеченно играющие в свои игры. Но только на секунду.

События пролетают за одно мгновение. Игорь, черт возьми, не собирается их никуда отпускать; Игорь, черт возьми, не понимает, почему Волков практически швыряет Разумовского ему в руки; Игорь в шоке и растерянности, когда узнает о какой-то программе смерти…

Игорь, как идиот, отвлекается от смертельного боя на фоне и опять слышит взрывы. Он лишь подхватывает завалившегося на него Разумовского.

Пару секунд оглушающе тихо.

Хольт младший дымится на полу. Его костюм потух, не слышно треска электричества или гудения силового поля. Игорь равнодушно прикидывает, жив он или нет. Разумовский издает какой-то неясный хрип, и только в этот момент Игорь понимает, что произошло. На фоне белой смирительной рубашки красные пятна смотрятся особенно жутко, а пять больших осколков стекла бликуют в лучах солнца.

Игорь трясет Разумовского за плечо, с ужасом смотрит в бессознательное лицо, проверяет пульс. Сердце стучит слабо, практически незаметно, но стучит. Гром благодарит всех богов, которых только может вспомнить, за это. Он вряд ли выдержит ещё один труп на своих руках.

Эту конкретную смерть он может даже не пережить. Буквально.

Волков выглядит ужасающе. Игорь волнами ощущает ауру смерти, исходящую от него с другого конца студии. Ему невыносимо это признавать, но сейчас, держа полумертвого Разумовского на своих руках, Игорь боится так, как никогда в жизни. Ему страшно представить, что Волков может вытворить. Учитывая, кого только что пронзили стеклом.

Олег подходит к ним вплотную и забирает Разумовского из рук Игоря. Волков не совершает ни одного лишнего движения. Сергей в его руках выглядит как ничего не весящая драгоценность. Лежит и медленно умирает. Игорь запрещает себе даже моргать. Если он снова отвлечётся, кто знает, может, уже из его груди будут торчать острые стекляшки. Волков смотрит ему прямо в глаза и делает шаг назад.

— Я не могу вас отпустить, — Игорь возражает чисто из упрямства, прекрасно понимая, что даже с бессознательным Разумовским на руках Волков опасный противник.

— Ты ему должен, — Олег стал куда спокойнее. С его лица исчезло озорство, чувство превосходства, пропало лёгкое безумие. Сейчас он действительно выглядит как солдат, способный на убийство, но предпочитающий защищать. Игорь не знает, увеличились или уменьшились его шансы на победу.

— Он убил шесть человек. Ты убил как минимум одного и обещал убить тысячи. Даже если я и должен за спасение жизни… Не думаешь, что мы сейчас квиты? — Игорь медленно поднимается от стены, удобнее перехватывает осколок стекла. Он готов получить удар и ударить в ответ.

— Мы оба знаем, что убивал не он. Ты же вроде умным себя считаешь, Игорь. Действительно веришь, что добрый доктор Рубинштейн дает ему лекарство? Должен понимать, никакой помощи в том месте можно не ждать, а справедливости и подавно. Он там умрёт если не физически, то как личность — точно. Хочешь ещё один грех на душу взять?

— А ты у нас, значит, за справедливость?! Минировать метро и угрожать тысячам жизней тоже вписывается в твои нормы морали? — они медленно кружат вокруг друг друга, продвигаясь к середине комнаты. Путь Волкова можно легко проследить по каплям крови, на которые Игорь старается не смотреть. Не получается.

— Ты идиот? Метро не было заминировано. Никто не может за один день взять и заминировать все станции. Думай-думай, Игорь. План был гораздо безумнее и сложнее. У Птицы только такие и выходят, — Волков слегка морщится, выглядя явно не в восторге.

— Почему просто не вытащил его из психушки и не сбежал? Зачем все это надо было? — Игорь действительно не понимает. Такому профессионалу, как Волков, ничего не стоило просто вытащить Разумовского и увести в свадебное путешествие по Европе. Или куда там отправляются наемники со своими сумасшедшими.

— Сначала был в бешенстве. Повелся на разговоры о мести. Когда захотел соскочить, он пригрозил, что просто придушит Серого его собственными руками. Так что ничего личного, Игорь, — Волков перехватывает Разумовского удобнее. Игорь замечает, как он незаметно меряет пульс. Он на мгновение забыл, что счёт здесь идёт на минуты. Минуты прибытия ОМОНа и жизни Разумовского.

— И это должно убедить меня отпустить вас? — они оба кружат и кружат в середине зала, оставляя кровавые следы.

— Подумай сам. Рубинштейн его не лечит, а лишь ставит опыты и усугубляет ситуацию. Если так продолжится дальше, Серый будет все опаснее и опаснее. Птица сделает его таким. Потенциально это гораздо большее количество жертв, чем уже погибло. Я же знаю, как этого не допустить.

Игорь разрешает себе задуматься всего на одну секунду. Взвесить все за и против. Посмотреть на умирающего Разумовского, на спокойного и оберегающего Волкова. Вспомнить опасно-веселые глаза Рубинштейна.

Игорь думает. И удобнее перехватывает осколок.

— Нет.

— Ну что же, на нет и суда нет.

Волков выхватывает из-за спины пистолет и стреляет. Игорь не чувствует боли, не понимает, куда Волков попал. Сверху что-то подозрительно хрустит. Гигантская конструкции со светом и камерами оглушительно скрипит и несётся прямо на Игоря. Он успевает увернуться в последнюю секунду.

Когда Игорь наконец прокашливается от пыли и стеклянной крошки, ни Волкова, ни Разумовского в помещении телестудии нет. Дорожка из капелек крови ведёт прямо к выходу. Где-то в стороне слабо шевелится Хольт.

Игорь разваливается на спине, раскидывает руки, смотрит на голубое безоблачное небо, видимое благодаря стеклянному потолку. Где-то вдалеке звучат приближающиеся полицейский сирены. Игорь решает не двигаться с места. Когда в помещение залетает ОМОН, он даже не пытается встать. Просто лежит и считает клетки стеклянного потолка.

Получается ровно шестьдесят четыре штуки.

Рядом с ним скрипит стекло. Игорь переводит взгляд и видит обеспокоенное лицо Димы. Он забавно хмурит брови и поджимает губы, когда волнуется. Бронежилет виднеется сквозь его форменную рубашку. Глупость какая! Спит в нем, небось, ещё.

— Без усов тебе всё-таки лучше, — Дима расслабляется и почти закатывает глаза.

— Вас с Фёдором Ивановичем на одном заводе делали? — Дима грустно улыбается так, нежно практически.

— Конечно, на Санкт-Петербургском громолитейном. Адресок подсказать? — они оба смеются. У Игоря такое чувство, что они не делали этого уже несколько лет. Ему безмерно нравится.

Над головой появляется Юля.

Она обеспокоено смотрит на них обоих. Кажется, спрашивает у Димы что-то про сотрясение мозга и заразность шизофрении. Игорь практически не обращает внимания. В груди щемит так, что перестает хватать воздуха. Игорь встаёт с пола, попутно отряхиваясь от осколков стекла. Наконец, выпускает из рук тот, который сжимал как оружие уже минут десять. Он обнимает их обоих, прижимая к себе так сильно, как может. Утыкается в закатные волосы Юли, которые пахнут его шампунем.

Впервые за неделю он чувствует себя как дома.

— Игорь, у тебя все в порядке? Где Волков? Где Разумовский? Почему тут на полу валяется железный человек? Игорь?! Ты меня слушаешь вообще?! — Игорь не слушает. Прямо сейчас его интересуют только ее прекрасные обеспокоенные глаза и, может быть, душ и двадцати четырёх часовой сон.

Дима и Юля помогают ему дойти до скорой. По пути он замечает, что лодка, на которой он привез Разумовского, исчезла. По крайней мере, Волков додумался не тащить своего благоверного вплавь. Хотя этот бы не утонул.

После долгой процедуры дачи показаний, обработки ран, выслушивания долгих методичных выговоров от Архиповой он наконец может растянуться на диване. Впереди вереница судов, долгих слушаний и разбирательств. Городу больше ничего не угрожает, кроме разочарования в герое, которого они сами себе создали. Игорь считает, что они переживут. И он переживет.

Гром думает об умных голубых глазах, сумасшедших террористах и защищающих солдатах. О долгах, справедливости, эгоцентризме. Мысли текут вяло. Левая рука болит, правая бровь рассечена, трещина в ребрах ноет. Юля и Дима тихо переговариваются на кухне, готовя чай и жаря яичницу. За окном занимается рассвет.

Игорь закрывает глаза и объявляет тайм-аут.