Его новым домом становится здание противного жёлтого цвета. Позже, когда Серёжа вырастет, он будет сравнивать его со зданием для душевнобольных. Сейчас ему кажется, что цвет больше похож на засохшую на тарелке манку. Его ведут через множество комнат, рук и долгих разговоров, прежде чем выдать комплект постельного белья и запустить в общую комнату.

Десятки липких взглядов захватывают его. Серёжа знает, что в ближайшие двенадцать лет они его не отпустят.

Сначала ему не хотят говорить, почему он здесь, объяснять, что произойдет дальше и как теперь будет строиться его жизнь. Такие же маленькие шестилетние мальчики, с которыми он живёт в одной комнате, отводят взгляд и не отвечают на вопросы (некоторые даже стараются ударить побольнее. Серёжа никогда не понимал тех, кто решает вопросы силой).

Он собирает всю свою храбрость в кулак и идёт искать помощи у старших.

Взрослые и очень высокие ребята — настолько высокие, что Серёжа становился на стульчик, чтобы поговорить с ними на равных — смотрят на него с жалостью и раздражением, но обещают разузнать всё о его поступлении. Серёжа ожидает услышать «недобросовестные родители» и «лишены родительских прав» — эти слова он слышал в историях других детей. А услышал «неблагополучная семья» и «мне очень жаль, тебя они отдали сами».

— Не расстраивайся… Сейчас время тяжёлое, может, когда станет полегче, тебя заберут. Ну, не плачь, — какая-то девушка, лет на десять старше его, сильно обнимает и поглаживает Серёжу по спине, пока он беззвучно захлёбывается слезами.

Неужели он был настолько плохим ребенком, что его решили отдать? Серёжа больше не верит ни одному человеку. За первый месяц он говорит не больше десятка слов, ограничиваясь кивками, судорожными взмахами рук и выражениями лица. Неподъемным грузом на него давят чувство вины и непонимание.

Мир, обычно состоящий из соленого воздуха, любимых книжек и щекочущей таинственности, разбивается о такую простую, плоскую, тошнотворно очевидную правду.

Серёжа, оказывается, никому не нужен, кроме самого себя.

***

Он никогда не признается себе, что надеялся. Действительно надеялся на то, что «сложные времена» закончатся и за ним вернутся. Или хотя бы придут навестить его (иногда он вспоминал о дяде Косте и Игоре и тихо шептал в подушку, моля непонятно кого о встрече). Самым ужасным было на протяжении первого года видеть, как за кем-то возвращались. Хмурые, озлобленные, иногда жестокие дети уходили, смеясь и радуясь, крепко сжимая за руку своих настоящих или новых родителей.

Серёжа пошел в первый класс не с букетом, плохо выученным стихом для первой учительницы и коробкой конфет, а в компании таких же ребят, которые по распределению попали именно в эту школу. Люди вокруг думали, что в семь лет они ничего не поймут и не запомнят, но Серёже на всю жизнь въелись в память противные шепотки.

— Почему нас никто не предупредил… Я не хочу, чтобы мои дети учились с будущими бан… Василиса, поправь ленточку!

На них смотрят сначала презрительно, а потом и не смотрят вообще. Взгляд людей просто скользит мимо Серёжи, как будто его просто не существует. Но в школе ему всё равно нравится больше, чем в бетонной коробке детдома. Тут красивые разлинованные прописи, учебники с пожелтевшими страничками и много-много новых знаний, которые все удивительным образом помещаются в седой голове их классной руководительницы.

Серёжа никогда не нуждался в море чужого внимания, поэтому быстро адаптировался к новому чёрно-белому и безынициативному миру.

В будущем он будет безмерно благодарен людям, которые в первый год сережиной детдомовской жизни вложили в его голову мудрости. Всегда нужно помнить про дыру в заборе — главную связь детдома с внешним миром, никогда не опаздывать на завтрак и обед и ни при каких обстоятельствах не отдавать свою порцию просто так.

— И самое главное, — об этом всегда говорили в отдельной комнате и шепотом — ни под каким предлогом ничего не бери у них в долг. Даже если они будут уверять тебя, что это подарок и возвращать не придется, обязательно дай что-нибудь взамен.

Серёжа долгое время не понимал, почему слово «бандиты» нельзя произносить, но спросить не решался и никогда не говорил страшное слово сам (он не был Гарри Поттером, чтобы спокойно произносить имя Волан-де-Морта). Серёжа старался запомнить всё, что ему говорят, а потом донести это и до других ребят. Иногда ему удавалось, иногда на него смотрели исподлобья и молча уходили.

Свой восьмой день рождения Серёжа встречает в компании книжек, выгоревшей плюшевой вороны и собаки, которая ужасно похожа на Тайгу. Он впервые сбежал с территории детдома один, да ещё и в дневное время, чтобы поесть мороженого и покормить уток вафельным стаканчиком.

Свой девятый день рождения он собирается провести точно так же, но не всегда всё получается так, как хочется.

Его мать, за три года сильно постаревшая, сидит, чуть сгорбившись, во дворе детдома и выглядит как абсолютно незнакомый человек. Повстречай он её по дороге до школы — никогда не узнал бы. Серёжа не знает, как вести себя в этой ситуации, он просто присаживается рядом и молча перебирает крупную вязку шарфа.

— Я… Твой отец… Он умер. 

Серёжа уже практически не помнит, как он выглядит, точнее выглядел. Помнил только оглушающие хлопки по столу и запах одеколона, которым пахла каждая вещь в доме. Спустя три года Серёжа, наконец, понимает, что именно означал термин «неблагополучная».

— А я уезжаю из Питера… На юг… — она не смотрит на него, не поворачивает головы и сжимает дамскую сумку до побелевших костяшек. Серёжа не понимает, что ему нужно сказать. Он ничего к ней не испытывает: ни любви, ни злости, ни ненависти. Они сидят ещё полчаса в полном молчании, он следит за голубями, а его мать мнет сумку.

Когда она уходит, Серёжа обещает себе никогда её не искать. И учиться жить дальше без надежды.

***

Ему приходится приложить все свои силы, чтобы оттянуть Олега от ребят, пока он не ввязался в очередную драку. Олега нельзя было назвать любителем почесать кулаки, но иногда и его терпение заканчивалось. Дрался он всегда из-за Серёжи, который терпеть не мог насилие. Да и пятнадцатилетний Олег против троих старшеклассников… Бой явно назревал не очень честный.

— Ну, что, Олег?! Что, Олег?! Серёж, они в прошлый раз тебе волосы подожгли! Нельзя это просто так оставлять! А если они тебя убьют в следующий раз?! — Волков сверкает на него своими глазищами и выглядит так, будто в самом деле собирается кусать людей за бока. Серёжа любит шутить волчьи каламбуры, но сейчас было не очень подходящее время.

— Ну, не убили же. Волче, ну что мы можем сделать? В драке нам их не победить, а для того, чтобы вызвать на интеллектуальную дуэль — обе стороны должны иметь интеллект. Ходить и кому-то жаловаться… Серьезно? Нам не по пять лет.

— Разумовский, тебя жизнь… — Олег собирается начать длинный монолог о том, какой Серёжа безответственный и о том, что ему надо лучше о себе заботиться, а не то юное дарование в технической области загнётся от недоедания. Серёжа был внутренне не согласен и с половиной нотаций Олега, но никогда не спорил. Спорить с ним, в первую очередь, — совершенно бесполезно, во вторую — попросту не нужно.

— Серёжа! Олег! Подойдите сюда! — учительница машет им рукой с другого конца коридора. Они синхронно выдыхают.

— Этого ещё не хватало, — Серёжа нервно потирает шею и поправляет рубашку. Диалог с людьми тоже всегда походил на драку, только выиграть чуть легче, чем в настоящей.

— Сегодня шахматный турнир в дворце творчества. Нам нужно отправить хотя бы пару-тройку участников. Вы не хотите сходить?

— Я-то тут причем? Я даже играть не умею, — голос у Олега скачет от верхнего диапазона к нижнему. До сих пор ломается.

— Кричи-кричи об этом погромче. Без тебя Серёжа просто никуда не пойдет, я же знаю. Ну, так что? Мне вас отпрашивать?

Волшебное «отпрашивать» действует на них в ту же секунду. Они согласны идти куда угодно, если это предусматривает отсутствие в классе на скучных уроках. Олегу бесполезные знания просто были не нужны, а Серёжа уже выучил всю программу по основным предметам до конца года. В книгах и задачах всегда проще всего найти успокоение.

Дворец творчества большой и просторный. В младших классах Серёжа любил сюда ходить и помогать: поливать цветы, протирать пыль, перекладывать бумажки и украдкой наблюдать за детьми в компьютерном клубе. Все лучше, чем сидеть в каменной коробке детдома и ждать, пока на его рыжую макушку найдутся неприятности. До знакомства с Олегом Серёжа часто в них попадал (вместе с Волче меньше приключений не стало, но веселее — точно).

Олег остаётся ждать его на улице, а Серёжа входит в просторный зал. Удивительно, но в зале достаточно много народу и все соответствуют возрастному ограничению: от пятнадцати до семнадцати лет. С тянущим напряжением Серёжа замечает тех самых ребят, которых только недавно спасал от гнева Олега.

Ему невероятно везёт. Он мало того, что с лёгкостью обыгрывает всех своих соперников, так ещё и ни разу не садится за доску с недоброжелателями. За два часа и десять сыгранных партий Серёжа доходит до финала. Пятиминутный перерыв по ощущениям тянется вечность, он не может дождаться встречи с достойным противником.

— Сергей Разумовский со счётом двадцать баллов и Игорь Гром… Так же со счётом двадцать баллов… Приглашаются для финальной партии, — голос из динамика трескучий, давящий на барабанные перепонки, но даже это не способно унять сережиного нервного возбуждения.

***

Серёжа с интересом рассматривает своего противника. Игорь по комплекции похож на Олега, может быть даже выше Волче на пару сантиметров. Весь какой-то пошарпанный, поцарапанный и пыльный. Есть в его образе и лице что-то смутно знакомое, неуловимое. Игорь — как будто собирательный образ всех уличных пацанов Питера, при этом умудряющийся совмещать в себе только хорошее.

Серёжа редко когда мог понять людей, но ему кажется, что Игорь Гром — один из тех, кто сначала ударит кулаком в лицо, а потом поднимет и нехотя извинится за доставленные неудобства.

Вопреки устоявшемуся мнению, люди в кожаных куртках тоже умеют хорошо играть в шахматы.

Серёжа наслаждается каждым ходом человека напротив. Это быстро перестает быть просто партией в шахматы, интеллектуальной битвой и противостоянием. Всё превращается в разговор, понятный только им обоим, становится практически таинством. Серёжа хороших противников обожает, в школе и детдоме их найти очень сложно, в первую очередь из-за того, что нужно ходить и искать.

В середине второго часа их невероятно долгой и интересной игры (они оба уже несколько раз в последние секунды передавали ход другому) Серёжа может даже посмотреть на Игоря дольше минуты. Игорь от него тоже не отстаёт. Благодаря вот таким долгим взглядам, Серёжа понимает, что не он один погрузился в эту игру так глубоко.

Победа в этот раз — далеко не главное. Важен сам процесс: каждый ход, каждая мысль, каждое оправдавшееся или не оправдавшееся предположение, каждый вздох. Серёже намного больше нравилось разговаривать вот так, действиями и поступками, чем словами.

Он даже не удивляется, когда на шахматной доске остаются лишь два короля. По правилам это автоматически означает ничью.

Серёжа поднимает на Игоря глаза и честно, сам себе, признается, что не расстроился бы и проигрышу.