Это была деревня.
Глухая деревушка, где все друг друга знали.
Сёко не понаслышке известно, насколько тяжело живётся в таких уединенных общинах, где все подчиняются неписаным правилам. В таких местах всё чужое и новое — плохо, страшно. Незнакомые люди — все жулики, ведьмы и прочее.
Но искать здесь информацию намного легче.
Такие деревни — это гнилое, застоявшееся болото.
Иногда Сёко хотелось погрузиться в эту омерзительную трясину, уйти в неё с головой, просто утонуть. Просто быть такой же бесполезной, как миллионы других, обычных людей по всему миру.
Только она уже была на самом дне этой ямы, задыхаясь от тяжёлого на вес и ощупь общественного мнения, что забиралось в нос и уши. И от этой трясины она бежала в ещё более отвратный мир – мир шаманов.
Такие места ненавидели все они. Годжо, который рос в похожих условиях и теперь был полон обид, Гето, которому пришлось столкнуться с таким совсем недавно и Сёко, которая провела детство на самом дне. Только вот ненависть Годжо била через край, заставляя её неловко опускать плечи и ёжиться.
Гето старался успокоить любовника.
Годжо засунул руки в карманы брюк, мрачно осматривая небольшие домики в глубинке. И без того тяжёлый воздух, от которого щипало ноздри и слезились глаза, трещал от напряжения, словно наполняясь электрическим током.
Сёко почесала покрасневший от раздражения нос.
Перед глазами возникал тёмно-фиолетовый, обрывистый туман… Это чем-то напоминало облака, проплывающие мимо разными сгустками. Собственная проклятая энергия тонкой плёнкой окутала дыхательные пути, защищая их от попадания мерзости.
Годжо по-детски замахал рукой, отгоняя от себя одно из фиолетовых туманных облачков.
— Кошмар, — высказывает общее мнение Сёко.
В их головах проносится множество мыслей, спутываясь в один клубок, словно несколько разных ниток прочно завязались между собой в узлы. Но одна, безусловно, была общая:
«Сколько же ненависти…»
Сколько нужно было испытать ненависти, чтобы сам воздух заполнился отвратительными миазмами, которые лишь усиливали эффект? Как нужно ненавидеть, чтобы вся деревня превратилась… В это?
— Разнести здесь всё к хуям… — Неожиданно грубо высказывается Годжо, поправляя очки.
Его ненависть была сейчас самой здоровой.
По крайней мере сейчас он казался самым здоровым психом из всех возможных. Сёко даже на мгновение зауважала его, но долго это не продлилось, словно её эмоции накрыли каким-то колпаком, отрезая от внешнего мира.
— А что с последствиями делать будешь? — голос Сёко прописался насмешкой.
Разнеси они всю деревню, не пришлось бы напрягаться, но последствия бы отравили им жизнь. Хуже всего, что пострадают не только они трое, но и на шее сенсея Старейшины затянут поводок. Быть рабами не очень-то и хотелось.
Годжо промолчал.
Без каких-либо комментариев понятно, что выхода из подобной ситуации просто не будет. И Годжо, который только-только избавился от влияния родителей и клана, больше всех ценил полученную свободу.
— К тому же, — внезапно встревает Гето, прерывая поток её мыслей, — нельзя же убивать слабых просто так.
Гето единственный, кто придерживался у них хоть каких-то норм морали, убежденный, что они не могут просто взять и использовать силу «не по назначению». Как будто у этой самой силы действительно было назначение…
«А если бы и было, —думает Сёко, — то Сатору Годжо не был бы собой».
Ведь он делает только то, чего хочет сам, не считаясь с мнением других…
«Только к Гето прислушивается…»
Что-то в груди болезненно сжалось, как будто у неё мышцы защемило из-за резкого подъёма с дивана или стула. Сёко закусила губу, пытаясь сдержать стон, через край заполненный болью. Комок в горле мешал свободно дышать.
— Просто так? — хрипит Сёко, пытаясь изогнуть губы в усмешке. Лицо остаётся каменным.
— Ты знаешь, что я имел ввиду, — фыркнул Гето, не улыбаясь.
Настроение у всех было безнадежно испорчено.
Нужно будет возиться с каждым проклятьем, возникшим в этом гиблом месте, работать придётся едва ли не с каждой гнилой душонкой.
Сёко стискивает пальцами пачку сигарет в кармане юбки, наверняка ломая парочку из них, но всё же отпускает её. Она курила совсем недавно, когда они только сошли со станции, да и неизвестно, как изменится окружающая среда… Это лучше отложить на потом.
Ей было необходимо чем-то занять пальцы, потому что те то и дело тянулись к сигаретам. Ей не пришло в голову ничего лучше, кроме как дёргать за нитки в одежде, как будто она пыталась распустить одежду по швам.
Только вот во рту всё ещё оставалось пусто…
Она закусила щёку изнутри, отрывая какую-то часть – изнутри опалило лёгким огоньком боли.
Рот заполнился металлическим привкусом, а снятую кожицу она прожевала и сглотнула.
Она кусала свои губы и щёки, чтобы сдержать себя от желания закурить.
Жизнь шамана автоматически подразумевала под собой огромное количество стресса, которого ей хватало даже в детстве, когда она жила спокойной, размеренной жизнью приютской девчонки.
Сигареты — это уже неотъемлемая часть её жизни. Антистресс, который позволял ей заглушить негативные эмоции, успокоить раздраженную быстрым темпом новой жизни, нервную систему.
Она не задумывалась о последствиях для организма. Это было не так важно.
— Отдых помахал нам ручкой, — Сёко вздохнула. — Зачем вы меня с собой взяли, ур… Кхм.
Она сложила ладонь в кулачок, тактично прокашлявшись. Градус общего напряжения её неосторожное «уроды» только прибавило бы, а могло и обидеть Годжо. Тогда, в случае чего, можно было рассчитывать только на Гето.
Она решила промолчать. Только по дернувшейся брови брюнета было понятно, что все всё поняли.
Сёко подняла голову, разглядывая небо сквозь неприятные миазмы. Ранее ясные небеса затянули пока ещё белые тучи, от чего глаза начали слезиться. Она зажмурилась, из-за чего по щекам всё же скатились слёзы.
— Ты плачешь? — насмешливый голос заставил Сёко опустить голову.
— Ну только если из-за твоего идиотизма, — не удержалась она.
Годжо обиженно надул щеки, фыркнув.
Только весь флёр дурашливости и попытки вернуть настроение исчезли, когда они заметили первого человека. До этого безлюдная, переполненная ненавистью деревенька, не вызывала дикого отторжения только по причине отсутствия… причины. Только благодаря тому, что они ещё не встретились с источником проклятой энергии, отравляющей воздух и землю.
Лицо Годжо застыло каменной маской.
Это выглядело так ненатурально, как будто ему на голову натянули те штуки из Европы, именуемые «железными масками». От такого сравнения почти стало жутко.
— О, пришло время работать… — Сёко хмыкнула.
— Эй, подождите!
***
Им никто не открыл.
Они встретили всего одного человека, который презрительно окатил их взглядом на просьбу подождать. Лицо этого старика сморщилось лишь сильнее, когда он обратил на них внимание, словно он выпил уксуса, а после заперся в своём доме.
— Пиздец, — ёмко высказалась Сёко.
— Что будем делать? — Гето старался быть рассудительным.
— Убивать, — оскалился Годжо.
— Мы тебя потом убьём, не беспокойся, — она обвела взглядом ближайшие здания.
Годжо по-детски дёрнул её за прядь волос, как обычно делали влюбленные мальчишки. Только Иери не придала этому никакого значения, пробормотав под нос что-то вроде «идиот».
Сколько бы они не стучались в дома и не орали под окнами, никто так и не открыл.
Деревня была похожа на безмолвное кладбище, на которые пришли мародёры и теперь тревожат покой мёртвых, что были зарыты под толстым слоем стылой земли. Раньше им компанией были лишь черви и трупные личинки, что пожирали плоть, а теперь кладбище решило «пополниться».
Атмосферу нагнетали также кривые изломы сухих деревьев, с ветками, напоминающими чьи-то жуткие, острые когти. Не хватало лишь чьих-то глаз в сухих стволах деревьев и вороньих криков.
Это напоминало один из хоррор-фильмов, которые крутили в кинотеатре или по видеомагнитофону дома, когда была такая возможность.
В какой-то момент и так небольшое терпение Годжо лопается, подобно воздушному шарику, который проткнули иголкой. Он не задумываясь выбивает дверь первого попавшегося дома, проходя внутрь.
Гето качает головой, не забывая напомнить, что «так делать нельзя».
Если в их компании и есть хоть капля понятий морали, то это точно Сугуру. Потому что и у Годжо, и у Сёко не было даже зачатков чего-то подобного.
Когда они вошли в дом, желудок Сёко резко скрутило от отвращения, стремясь выпустить через ротовую полость всё, что содержалось внутри него. Сёко зажала нос рукавом своей куртки.
В доме не было ни единого источника света, кроме проёма, образовавшегося из-за выбитой Годжо двери, теперь валявшейся на полу. Лишь тьма и затхлый, сладкий запах разлагающейся плоти, застоявшийся без проветривания.
От него тошнило и мутило так, как никогда прежде.
Из глаз снова потекли слёзы.
Гето подсветил им телефоном…
Заходить глубже в дом решительно не хотелось. Поблизости ругался Годжо, искренне ненавидящий копаться в дерьме. Не приучали наследника клана к чему-то подобному, а теперь, оказавшись на свободе, ему приходится познавать все аспекты жизни.
…не то чтобы Гето или Сёко привыкли погружаться в такое дерьмо с головой, но...
Первый пошёл Гето, за ним Годжо и только после них Сёко, постояв какое-то время на месте.
— Ты вовремя, — голубоглазый шаман оскалился.
В глубине комнаты сидело проклятье… Оно было чем-то похоже на женщину. До омерзения худое существо, кости которого были обтянуты серой, потрескавшейся кожей. У него не было губ, кожа вокруг рта от носа до подбородка была порвана, обнажая алые мышцы вокруг ротовой полости. Было видно острые, жёлтые зубы, между которыми застряли куски окровавленной сырой плоти.
— Сама сможешь от этого избавиться? — голос Годжо доносился до неё словно из-под толщи воды.
Сёко вгляделась в глаза этого существа. Абсолютно белые глазные яблоки, обрамленные чернотой, словно кожа вокруг них была обуглена.
Сёко поджала губы.
— Нет.
— Слабачка, — Годжо насмешливо морщится.
— Я тебе скальпель в задницу воткну.
Проклятье опасно зарычало, пригибаясь к земле, подобно какой-то напуганной кошке. Оно забыло про свою истерзанную добычу, даже скрюченные когти вынула из разорванной плоти, открывая вид на закругленные рёбра. Грудь мёртвого человека походила на раскрывшийся цветок, пестиком которому служили ещё невырванные внутренности.
Оно не напало только благодаря тому, что здесь были Гето и Годжо. Проклятье на уровне инстинктов ощущает их превосходство, не осмеливаясь нападать.
Страх перед сильным — это инстинкт, идущий от самого начала всех живых существ. И проклятым духам он не чужд.
Сёко не было смысла гадать. Она точно знала, что с чем-то подобным справиться не сможет. Она не была готова сражаться с кем-то на его собственной, пусть и незавершенной территории, на которую что вся эта деревня и походила.
— Я говорила, что буду здесь бесполезна, — шаманка почесала затылок, а затем стала накручивать короткую прядь на палец.
Курить хотелось дико.
Страх существа длился недолго. Ярость оказалась сильнее древнего инстинкта самосохранения, вынуждая рвануть вперёд… Сёко даже не вздрогнула. Но дёрнулась, когда Гето отлетел, не сумев поглотить проклятье…
— Не проклятье, — констатировала факт она.
Сёко ушла за Гето, чтобы проверить состояние его тела после удара и, быть может, подлатать.
С этим существом расправился Годжо, вскоре выходя из дома. Как ни посмотри, воздух на улице был гораздо лучше, даже будучи заполненный проклятой энергией. Не было этого омерзительного затхлого запаха.
Зато их окружали медленно выходящие одержимые люди…
Раны Гето уже почти не напоминали о своём существовании, только красными линиями расчерчивая бледную кожу. Как будто ему кто-то длинными ногтями пару раз по коже провёл, вызывая покраснение.
— Не разнесите здесь всё, — напоминает Сёко. — Иначе мы шатались по округе просто так.
— Ты же не думаешь отлынивать? — Годжо фыркнул. — Здесь есть неудачники, с которыми даже ты справишься.
Она закатила глаза.
— Я буду врачом.
— Тебе нельзя быть врачом, — вмешивается Гето. — Врачи не пытаются убить людей скальпелем.
— …у всех свои грехи.
Избавиться от одержимых людей, что были изменены под влиянием собственной ненависти и образовавшегося проклятья. Омерзительный пример человеческой тупости.
Сёко без работы не осталась. Первое время она хотела «чисто по-дружески съебаться», оставив всю работу на них.
Встретиться с одержимыми всё равно пришлось.
Она разобралась с ними только благодаря большой разнице в интеллекте. Одержимость не позволяла им мыслить здраво и действовать только на животных инстинктах. Словно марионетки, которых дёргало за ниточки проклятье.
Всё, что могла сделать Сёко — укрепить тело проклятой энергией и нападать. Полученные раны она залечила, извращая и изламывая сам источник своей силы.
Со своей задачей она справилась, остальную, неожиданно большую толпу, уничтожили парни.
Сёко тяжело вздохнула.
— Теперь нужно найти проклятье…
В качестве улик у них было несколько трупов одержимых и дома, в которых наверняка остались трупы несчастных жертв.
Сёко обоих подтолкнула ладонями в спины.
— Вперёд.