Дышится с трудом - воздух застревает где-то глубоко в бронхах, теряясь в узких лабиринтах, чтобы по итогу встать густым клубом в трахее. Влад старается откашляться в кулак, ловя на себе косые взгляды сидящих перед ним старушек - того и гляди натянут платки с шарфами повыше, чтоб не подхватить заразу. Он стыдливо отводит взгляд в сторону, хотя самого так и подмывает брякнуть честное: “Не бойтесь. Это не заразно. Для вас так точно.”.
Нельзя так.
Света, стоящая по правую от мужа руку, слишком погружена в собственные мысли, чтобы заметить чужой подозрительный кашель. Да и привыкла уже - после сигарет Влад кашляет так, словно в их городке разнеслась эпидемия чахотки, не иначе. Он не чувствует ни обиды, ни облегчения из-за ее незаинтересованности. Не то чтобы Влад все это время был хорошим мужем - прямо сейчас на Свете лица нет, а он и не пытается хоть как-то ее приободрить. Оправдывается тем, что захрипит, как старый отживающий последние денечки двигатель, стоит только открыть рот, и тогда-то женщина сложит два и два. Хотя Влад признает, что это жалко - так оправдываться.
Но он всегда был слабаком.
А сейчас на фоне всех пережитых потрясений и разгорающейся болезни в собственных легких он не может найти сил даже на то, чтобы взять жену за руку. Влад невольно скашивает глаза в сторону чужих тонких покрасневших от весенней прохлады пальцев, силясь вспомнить, когда в последний раз вообще касался Светы намеренно. К собственному стыду вспомнить до того, как из-за домов вырисовывается до боли знакомый силуэт больницы, не выходит. А стоит ему заметить грязно-серые панели вентфасадов, как все мысли вышибает из головы одним громким хлопком.
По спине пробегает табун мурашек - Влад списывает все на резкий порыв ветра, поднявший не перегнившие с прошлой осени листья и клочки мусора. Но яростно клокочущее сердце говорит о том, что дело вовсе не в разбушевавшейся погоде. Он мог бы сколько угодно искать оправдания, но все же стоит признать - ему страшно. Силуэт больницы нависает над ним призраком из самых темных кошмаров. И это не фигура речи, ведь ему и вправду снится клиника. Практически каждую ночь. Бесконечный коридор со стенами в облупившейся краске, треснувшими подоконниками и белеными деревянными рамами, по которому он вынужден слоняться в бесконечных поисках. Кого именно он пытается отыскать, Влад не знает. То ли Егора, то ли самого себя. А может, и вовсе кого-то третьего.
Кого-то определенного…
- Идем? - тихий шелест Светы возвращает мужчину к реальности.
Ее голос подобно Александрийскому маяку посреди бездны бушующего моря выдергивает его из непроглядной тьмы. Влад искренне благодарен жене, что после всего она не бросила его и сейчас терпеливо ждет, даже не возмущаясь чужой медлительности. Он допускает мысль, что ей попросту страшно идти туда одной, но это довольно маловероятно, ведь Света всегда была более смелой.
Нежели он.
И, честно признаться, Влад чувствует себя из-за этого еще более погано. За все сразу - комплексно. За то, что не чувствует к ней уже ничего, хотя бы отдаленно похожего на нежность или приязнь. За то, что больше не разговаривает с ней как раньше за вечерним чаем, увлеченно обмениваясь тысячью и одним историческим фактом - раньше у них была игра, где проигрывал тот, у кого первым кончались детали из определенного временного периода. За то, что умирает, в конце концов.
Внезапно Влад со всей пугающей четкостью осознает - ему нужно ей признаться. Когда-нибудь. В ближайшем будущем. Чем раньше он это сделает, тем будет лучше для всех.
Но, глядя на уставшее, опухшее лицо жены, он понимает, что сейчас не самый лучший момент. Да и не наберется у него ни смелости, ни сил на подобного рода признания. “Дорогая, я умираю от любви к мужчине, которого встретил в тот день, когда нашего сына попытались пристрелить,” - даже в мыслях это звучит до смешного убого. Подобное во второсортных комедиях-то не показывают, что уж говорить о жизни. Влад невольно кривит губы, ловя себя на том, что вновь думает о совершенно неуместных вещах. Но оно и к лучшему - все место занимает раздражение на самого себя, и пространства для рокочущего страха просто не остается.
Вот только это ненадолго.
Влад со вздохом следует за женой, стараясь справится с нарастающим ритмом сердцебиения, с каждой секундой все сильнее отдающим эхом в ушах. В больнице снова мелькают знакомые лица - представляющие из себя обычно измученных до состояния мегер женщины на ресепшене смотрят на их пару с неприкрытым сочувствием. Отчего-то Владу кажется, что одаривают этими взглядами именно его. Словно они видят насквозь его больные легкие, прямо как на рентгеновском снимке. От расплывшейся неожиданно ярко картинки Влад не может сдержаться и касается груди, стараясь незаметно растереть местечко над мечевидным отростком в попытке успокоиться. Получается паршиво.
Он кое-как наскребывает мелочь по карманам на две пары бахил, чувствуя при этом себя крайне неловко. Словно он опять забыл бумажник дома и стоит на кассе в супермаркете под тяжелым взглядом кассирши, понимающий, что придется просить пробить отмену. Ощущение собственной никчемности не покидает его, даже когда они со Светой поднимаются на нужный этаж. Мимо снует все тот же медперсонал, погруженный в активную работу, и Владу становится интересно - бывают ли у них вообще спокойные дни.
От размышлений его отвлекает поразительно бодро махнувшая девушка, удерживающая при этом одной рукой стопку из разноцветных папок. “Анна,” - вспоминает Влад, хотя в этом нет особой необходимости - над карманом белого халата болтается бейджик с указанием не только имени, но и должности девушки. Она выглядит неожиданно бодрой и энергичной для человека с подобной непростой работой.
- Добрый день, хорошо, что вы пришли… - голос у нее идеально совпадает с внешним видом, такой же энергичный и полный жизни.
Ответить столь же бодро им не удается. Но от них, судя по всему, ничего подобного и не ждут. Анна смотрит с таким участием, что кажется, будто она вот-вот решит все их проблемы. Под ее взглядом становится неловко, и Владу вновь чудится, что его видят насквозь. Он гонит от себя непрошенные мысли, пока его не успело бросить в пот, и отводит взгляд в сторону, уступая место в разговоре своей жене.
- Когда мы сможем увидеть Егора? - нетерпеливо и крайне нервно спрашивает Света, тревожно натягивая рукава свитера на пальцы.
Влад бы мог одернуть ее, попросит подождать, пока им все самим скажут. Но он устал не меньше ее, и его действительно волнует заданный вопрос. Как будто, если они увидят Егора, то незамедлительно чувство собственной оплошности пропадет. А оно не отпускает ни на секунду. Влад же был там. Он мог что-то делать. А не валяться в алкогольном бреду на холодном полу - поразительно, что с его-то удачей он после этого сам не слег в больницу с воспалением легких.
Воспалением. Как же…
Ему требуется приложить немало усилий, лишь бы сдержаться и не фыркнуть, скривив рот в подобии болезненной усмешки - так нелепо и несуразно складываются мысли в голове. Взгляд Анны меняется моментально, и ее теплые карие глаза наполняются тревогой. От этого в груди тяжелеет, и Влада камнем тянет вниз. Он торопливо отворачивается, прокашливаясь в удачно подставленный кулак, и надеется, что не будет видно ни лепестков, ни пятен крови. Последние он хотя бы может успеть смыть, а вот что делать с другими в случае чего он не знает. Но ему везет - остается лишь сухой кашель, все так же дерущий горло.
- Вы же понимаете… - Анна аккуратно касается предплечья Светы в тщетной попытке успокоить, - Это же не кино, где люди раз - и просыпаются. Все несколько сложнее.
Влад давит тяжелый вздох и из-за этого заходится новым приступом кашля. Не стоило даже надеяться на то, что все будет просто. В его жизни никогда не бывает “просто”. Лучше бы сказали как есть, а то от этого аккуратного, пропитанного насквозь врачебной тактичностью “несколько сложнее” у Влада начинает ломить в висках.
- Сейчас ему нужен покой и минимум посетителей, - объясняет девушка, очевидно намекая на всех друзей Егора, обивающих пороги больницы, - Могу проводить пока кого-то одного из вас для начала. Не стоит создавать столпотворение.
Владу хочется, даже нет, ему ужасно необходимо увидеть сына, но он смотрит на Свету и уступает без каких-либо пререканий. Не потому что пытается геройствовать или еще из-за чего-то подобного. Нет. Он слишком боится не сдержаться и начать говорить о произошедшем, а сыну сейчас это не нужно. Ему вообще ничего, кроме поддержки, не нужно бы сейчас. Остается надеяться, что его друзья не проскочили внутрь палаты и не успели навести там беспорядочного шороху - Влад уже понял, что это они умеют делать в совершенстве.
- Но ему же станет лучше? - зачем-то уточняет Влад, вызывая этим самым тяжелый вздох со стороны медсестры.
Наверняка, она слышала такое не раз и не два за один лишь сегодняшний день. Но девушка тут же берет себя в руки, поудобнее перехватывая прижатые к груди папки.
- Вам лучше поговорить с Львов Игнатьевичем, правда, - Анна опускает взгляд вниз и принимается перебирать свободной рукой бумаги - карточки, понимает Влад, - пытаясь что-то найти.
- Хорошо, - подает он голос, ожидаемо хриплый, от которого с трудом удается самому не поморщится, - Это можно прямо сейчас сделать? В каком он кабинете?
- Двести пятом, это по коридору направо, - она вскидывает брови, выдавая внезапное “о”, и протягивает одну из карточек Владу, - Занесете тогда?
Он растерянно кивает, хватаясь за картонную обложку, и направляется в указанную сторону. Не без труда находит нужную дверь в опустевшем коридоре, вгрызаясь взглядом в табличку с номером и именем врача. “Гончаров Л. И. Заведующий отделением,” - Влад так вчитывается в эти слова, словно впервые слышит и о человеке, и о его должности. Хотя это далеко не так - они виделись с хирургом раза три за все прошедшее время. В один из них Влад слишком активно тряс их руками - от воспоминаний о собственной неуклюжести до сих пор щеки вспыхивают красными неравномерными пятнами. Он коротко встряхивает головой и стучится, ощущая, как этот звук отдается дребезжанием во всем теле. Услышав басистое “Входите”, Влад шумно сглатывает и поворачивает ручку вспотевшими пальцами.
И его тут же чуть ли не сшибает с ног сладкий, удушливый аромат. От неожиданности мужчина не сразу соображает, что нужно оторвать взгляд от пола. Кабинет выглядит… как владова смерть. Повсюду расставлены горшки с орхидеями, фиалками и прочими цветами, и выглядит это устрашающе. Упомянутый Анной врач - Лев Игнатьевич, человек, спасший Егору жизнь, - хмыкает и отходит от только что открытого окна, небрежно взмахивая рукой.
- Это коллега моя, - он выдыхает, и Владу думается, что говорит он именно об Анне, - Чувство юмора у нее такое, понимаете? Смеется над особенностью моей профессии.
Влад кивает, словно понял то, о чем говорит хирург. На деле же он только и может, что растерянно хлопать глазами, да перебирать пальцами по обложке карточки. Опомнившись, он протягивает мужчине папку и пытается незаметно обтереть ладони о собственные брюки.
- О, спасибо, - густые брови взлетают вверх, а взгляд загорается, - Это как раз она вам и всучила ее? Ну, Аня…
Он молча шагает за свое рабочее место, непрерывно разглядывая документы, пока Влад мнется на месте. Он вообще не понимает, что здесь делает, - слова застревают, даже не дойдя до горла, а мысли путаются и вязнут в липкой субстанции. От одного только вида множественных цветов его начинает подташнивать, и, кажется, собственная зараза распространяется быстрее. Влад прочищает горло и касается воротника водолазки - несмотря на приоткрытое окно, дышать становится нечем.
- Вы присядьте пока, - ровным тоном советует Лев Игнатьевич, указывая папкой в сторону одного из кресел.
Влад про себя отмечает, что кабинет хирурга выглядит чересчур хорошо для обычной, хоть и неплохой, городской клиники. Он бы поверил, что такое может быть в частной больнице в Черноморске, но не в их захолустье. Влад задумывается и не замечает, как горлу подступает очередной за этот невероятно длинный день приступ кашля, который ему не удается скрыть от врача. Тот кидает на него короткий взгляд, невнятно шевелит губами и словно все понимает.
- Это хорошо, хорошо, что пришли, - бормочет тот себе под нос, просматривая переданную папку с бумагами.
Влад с трудом набирает полную грудь воздуха, решаясь таки задать все те вопросы, что барахтаются в голове.
- Я про Егора хотел…
- С вашим Егором все хорошо будет. Прогнозы хорошие, да и парень он у вас боевой - видимо по вам так сильно скучает. В общем, будет бегать быстрее прежнего, - мужчина поднимается из-за стола, останавливаясь в паре шагов перед Владом, - А вот ваше состояние… меня беспокоит.
Он с громким хлопком опускает папку на деревянную поверхность, и Влад невольно вскидывается, как от выстрела. Его прошибает холодный пот от смеси воспоминаний и чужих слов, попавших в самую точку. “Что он только что сказал?” - недоумевает Влад, чувствуя, как под одеждой стекает первая капелька пота.
Господи, как стыдно.
Руки у него начинают неконтролируемо дрожать - он замечает это, когда тянется стереть выступившую на лбу влагу. При том, довольно безуспешно. Влад растерянно смотрит на мужчину перед собой, который выглядит поразительно спокойным. На секунду в голове возникает мысль, что он все себе надумал и не было никаких слов о его состоянии. Но ровный тон Льва Игнатьевича разбивает вдребезги остатки владовых надежд:
- Странно, что вы так поздно пришли, - он делает паузу, разворачиваясь к календарю, висящему на стене, - Хотя какое у нас сейчас число… Нет, вполне в сроки укладываетесь.
В голове тут же закруживается рой из незаданных вопросов: “Куда укладывается? Во что? Какие сроки?”. Влад чувствует себя идиотом. Он внутренне холодеет, ерзая на месте, и невольно цепляется за подлокотники кресла. В голове срабатывает знакомое плебейское “Надо бежать”. Эта фраза горит ярко-красным неоновым светом, игриво помигивая и подбивая прислушаться к себе.
- А то знаете, это ж по весне начинается, прям какой-то бум, не поверите, - посмеивается Лев Игнатьевич, но Влад совершенно не может понять, что в этом смешного, - Всенародное обострение, только сиди, как в цветнике, ей богу.
Мужчина делает шаг вперед и склоняется над Владом, и тому хочется вжаться спиной в кресле - одним только чудом он остается сидеть неподвижно. От такого внезапного непрошенного вторжения в личное пространство его сковывает. Влад старается не смотреть в теплые глаза, окруженные лучиками морщинок, на округлые щеки с подернутой серебром короткой бородой, да и в целом изображает скорее мертвого, нежели живого. Правда это не мешает врачу проводить молчаливый осмотр. Лев Игнатьевич разглядывает его всего пару секунд, хотя Владу они кажутся вечностью, прежде чем уточнить:
- Позволите?
Он не уверен, что именно должен “позволить”, но почему-то послушно, как заведенная кукла, кивает. Твердая рука касается лба, внимательный взгляд изучает кожу и так и не стертую испарину. Когда мужчина снимает с шеи стетоскоп, Влад надеется сжаться до микроскопических размеров. К сожалению, этого все-таки не происходит, и ему приходится послушно подняться, стянув с плеч пиджак и задрав водолазку. Чувствует он себя при этом унизительно. А от каждого нового прикосновения холодного металла к распаленной взмокшей коже порывает чуть ли не вскрикивать.
- Н-да, хорошо, что пришли, конечно, - врач отступает в сторону, вешая стетоскоп на место, - А то еще немного и… ну, знаете.
Вот именно. Влад “ну, знает” и едва ли может с этим что-то сделать.
Он с трудом сглатывает - ему мерещится, как вязкая слюна спускается вниз по гортани и капает прямо на распустившиеся цветы. От этой картинки его начинает мутить. Под звон в ушах Влад тяжело опускается в кресло и надеется лишь на то, что ему не станет хуже. Видимо, он так бледнеет, что Лев Игнатьевич тут же добавляет:
- Не пугайтесь вы так, голубчик, это не страшно, - подходит и бережно, но твердо, придерживает за плечо, - Со всеми бывает.
- Да уж… - голос мерзко скрипит и Влад торопится захлопнуть рот побыстрее, - Со всеми…
Внутреннее напряжение все нарастает, норовя разорвать его изнутри, и приходится уцепиться за подлокотники кресла, лишь бы хоть как-то унять вспыхнувшие внутри эмоции.
- И что… - Влад прокашливается, прежде чем закончить речь, - что вы предлагаете?
- Владислав, - мужчина тяжело вздыхает, - Вы же понимаете, что есть только два варианта: либо вы решите это сами, либо идет речь об операции?
Лев Игнатьевич довольно благородно умалчивает о том, что в случае Влада есть только один путь. Они оба это понимают, и, если честно, от мысли, что придется ложиться под нож, вырезая из себя все человеческое, а после проходить длительный период восстановления, внутри у Влада все холодеет.
Нет, он не готов.
О чем он незамедлительно сообщает врачу, на что тот только и может пожать плечами, да развести руками в стороны.
- Ваше право, но не говорите, что я вас не предупреждал. Вы всегда знаете, где меня можно найти.
Влад неуверенно кивает, переступая с ноги на ногу, и с каждой следующей секундой чувствует, что его все сильнее накрывает неловкостью. Он нервно перебирает пальцами и все же решает, что на этом разговор окончен. Внутри разверзается самая настоящая бездна отчаяния, а на глаза наворачиваются необъяснимые слезы, стоит ему только коснуться ручки.
- Владислав… - окликает его врач, заставляя врасти ногами в пол, - Не затягивайте с решением.
Чужие слова бьются в ушах до тех пор, пока Влад не находит в себе силы, чтобы выйти за дверь. Стоит ему покинуть благоухающий цветочными ароматами кабинет, как мужчину сшибает с ног до тошноты приевшийся запах фенола. Вот только за этим едва-едва пробиваются странные нотки - Влад никогда не разбирался в запахах, да и вообще плохо их различал, но этот невозможно не заметить. Сердце ускоряет свой ритм, стоит ему вдохнуть поглубже.
В конце коридора он видит до боли знакомую фигуру, ту что уже отпечаталась яркими пятнами на сетчатке. И никак ее уже не забыть, не стереть, не выбросить - это иссиня-черное пальто, шарф в клетку, прямая спина и уложенные кудри. Влад шумно выдыхает, ощущая подступающий приступ кашля.
Бурьян внутри сходит с ума.