В магазине гудели холодильники, кряхтел радиоприемник. Ацуши не знал чем занять себя в это время. Посетители были редки, напоминали собой полуночных призраков. Девушка в толстовке возилась с ксероксом у входа, истерично комкая неудавшиеся копии страницы и бросая их в забитое мусорное ведро. Справившись с бумагами, она молча оплатила услугу, бросая на него измотанный и пустой взгляд. Посетительница так и не проронила ни слова до самого выхода. Тонко прозвенел фурин над дверью и вновь нависла надоедливая тишина.

С начала отношений с Дазаем прошло немного. Он так же, как и прежде, пропадал на какой-то «работе», тем не менее теперь возвращался как-то иначе: осторожно, благоухающим, в другой одежде. Ацуши редко видел его рядом в своём привычном чёрном костюме, галстуке и бинтами на голове. Было тревожно необычно, отчего Накаджима немного пугался. И, возможно, так правильно. Люди меняются: особенно подростки как Дазай. И была правда, что он рассуждал так, словно сам закостенел в одних ценностях и идеях.

Должен быть, в нём говорила сильная тяга к одним привычкам, к одним местам, к неизменности вещей. Важность положения существа в пространстве: всё должно быть так, как есть всегда. Однако Осаму неизбежно менялся, подстраивался, становился чуть свежее и светлее. Не всю человеческую грязь способен Ацуши вымыть, да и должен ли.

Он пошёл на столь рисковый шаг с опаской, с тревогой и дрожью в руках. Казалось, несуразным то несколько спешное признание и предложение. В отличие от Осаму, Ацуши не мог определится в своих чувствах. Заботился как умел, и вылилось это в юношескую первую влюблённость. Доселе незнакомое чувство, щемящее и щекочущее всё внутри, распускающееся бутонами красной розы. Чем-то Осаму ему напоминал себя, но в чём Ацуши точный ответ дать не мог.

Время шло нестерпимо долго, за окном рассветало небо, покрываясь розовыми и сиреневыми пятнами, смеркались редкие звезды. Одиноко блекла венера у луны, стойко дожидаясь первых лучей солнца. Тусклые россыпи веснушек растворялись на мокром акварельном холсту. Тень от дома через дорогу медленно ползла к витринам с разноцветными вывесками об акциях и часах работы.

Ацуши уже засыпал на рабочем месте, оперевшись подбородком о руку, безусловно склоняя голову в бок. Он дёргался от резкого возникшего чувства падения и подскакивал на стуле, оглядывая пустой магазин.

Дверь открылась резво и сильным толчком. Стеклянный колокольчик над ней чуть не слетел, разбившись о дверную раму. Дазай, несмотря на время, был бодр и суетлив. В бежевом пальто без бинтов на голове с заколкой с кошкой он отстукивал какой-то незамысловатый ритм по прилавку, пробуждая Накаджиму.

— Не стучи по столу. Просил же, — поежился от громких стуков и почесал глаза Ацуши.

— Извини, но ты уже засыпал, — едко улыбнулся Осаму, роясь в карманах. Он достал клочок бумаги и протянул его Ацуши.

— Что это? — с минуту вглядывался в кривые цифры на огрызке бумаги.

— Мой номер, чего сложного, — фыркнул Осаму, заваливаясь за прилавок к Ацуши.

— Ну, не знаю. Вдруг ты встретил человека, обращающего в курицу, и попросил у него номерок, — отшутился Накаджима.

— Обидно, вообще-то, — ткнул в бок ему Дазай, отчего он нервно дернулся от неприятного ощущения сумрачного касания.

— А, это просто твой почерк был, — усмехнулся Ацуши, глядя на наигранно надувшегося Осаму и утягивая недовольного возлюбленного в объятия. Он коротко поцеловал его в макушку. — Не дуйся.

— Я теперь смогу писать тебе в любое время, — тихо отметил Дазай, куда-то в плечо. Ацуши машинально улыбнулся то ли самому себе, то ли маленькому котёнку в пальто. — Ну, ты тоже то есть сможешь со мной связываться, когда я пропадаю.

— Мило, — потрепал он за лохматые волосы Осаму, что отошёл к прилавку со сладостями и спрятал лицо за чёлкой. — Откуда заколка?

— Анго подарил, — обыденно ответил Дазай, перебирая тонкими пальцами разнообразие вкусов жевательных резинок.

Ацуши несколько удивился: Осаму не складывал впечатление человека, что мог носить какие-то аксессуары. Однако, если учесть в каких носках он всегда ходил, симпатия к забавным мелочам у него явно была. Накаджима даже подумывал не подарить ли ему разной мелочевки вроде значков, заколок и носков. Учитывая, что своего у него будто и не было. Один костюм, и то казалось, подаренный его загадочный врачом.

Дазай вне «работы» носил старые вещи Ацуши. И, казалось бы, Накаджима не против, обноски катались бы с ним ещё пару лет по принципу «вдруг понадобятся», однако его удручало, что имея явные немалые доходы Осаму выглядел и жил как та ещё пройдоха. Даже пальто на нём Ацуши уговорил купить самому, оперируя тем, что ему нравился подобный элемент. Опять-таки, он всегда таскался в несоразмерно большом чёрном пальто. Дазай и сходил со своим другом, Одасаку, за ним. Нашли в каком-то неприглядном секонде.

— Тебе сегодня на пары нужно? — разгуливал по магазину Дазай, голос громко звучал из другого конца.

— Нет, — ответил, зевая Ацуши.

— Тогда ты обязан уделить мне сегодня целый день от рассвета до полночи, — выскочил из-за ряда Дазай. Он ярко улыбался и катался с пятки на носок. В Ацуши закрадывалось сомнения, что-то здесь все было нечисто.

— Я с радостью, но каков повод? — первая мысль Накаджимы было день рождения Дазая. Однако, глядя на него, не скажешь, что тот рад бы был его праздновать, учитывая обстоятельства его прошлого. Это было бы просто морально тяжело. И судит, опять, Ацуши по себе, ведь своё день рождение он успешно пропустил.

— Секрет, — лукаво улыбнулся Дазай, приложив палец к щеке и прищурившись.

— Надеюсь, ты не ждёшь, что я сам догадаюсь, — тяжело и устало вздохнул Ацуши.

— Нет, — бодро помотал головой Дазай.

Осаму бездельничал по углам магазина до прихода Рико, который, как и прежде, начал пояснения за своё опоздание. Однако Ацуши лишь махнул рукой, не желая слушать очередную сказку. Он направился к одному из холодильников с готовой едой и, покусывая ноготь на большом пальце, выбирал завтрак для них с Дазаем.

— Онигири и булочки бао, — подсказал Дазай, звеня бутылками рамунэ в руках.

Ацуши немного заторможено кивнул. Хотелось скорее вернуться в квартиру и уложиться спать на футон. Он расплатился за покупку и махнул на прощание Рико, Осаму хвостиком последовал за ним. Утренняя прохлада имела бодрящий эффект, неумолимо тянуло все также в сон, но было странное суетливое чувство бодрости. Глаза слипались от усталости, но Накаджима мог горы свернуть и ещё десяток смен отработать. Теперь он в какой-то степени понимал энергичность Дазая, что вприпрыжку шёл вдоль с белой оградой.

Начинаешь постепенно свыкаться со скользящим ощущением мнимой бодрости от коротких ночей. Правда, были и негативные стороны вопроса — живот стягивало от отсутствия насыщенности трапезой, тело тряслось и дёргалось, зрение обманывало широкими и высокими формами вокруг. Пусть норма Ацуши ниже общепринятой, но бывали дни, когда ему требовалось полдня на сон, особенно в полнолуние после обращения.

Тело требовало времени на обратное восстановление и регенерацию после перестройки человеческого организма в животное. Такая неприятная мелочь сильно досаждала в приютские годы. Юное несформированное тело горело в агонии после обращения в тигра, несколько дней к ряду лопались сосуды, тревожила жуткая мигрень до рвоты. Ацуши сам противился своему естеству. Хотел он того или нет, но тигр был частью его сознания, его тела. И принять его малое, что Накаджима мог сделать в череде бесконтрольных обращений.

Небо полосило бело-лиловыми облаками, окрашивалось в розу и сирень, размытую мокрой кистью. Распевались ранние птицы, в воздухе витала сладость цветущих во дворах крупными бутонами пионов. У летнего утра был свой уникальный дух и аромат: насыщенно-пыльный и волглый. На свежей зеленой траве у берегов болотных вод реки мелкой россыпью искрились круглые алмазы росы. Вдали стучали выезжающие из депо ранние поезда.

Ацуши подложил под себя свою почтальонку, Дазай сел как есть, поправив пальто. Невольно вспоминался их первый день знакомства несколько месяцев назад. В сравнении с тем нелюдимым, бледным и худым ребёнком, Осаму казался свежее и полнее. Накаджима испытывал маленькую гордость за щёки Дазая, которые самолично откормил.

— Я всё забываю спросить. Получается, ты отлично контролируешь свою способность? — разворачивал онигири с тунцом Дазай.

— И да, и нет, — ответил с набитым ртом Ацуши. — Тигр это другая личность, у нас с ним договорённость. Так получилось, что моя способность усиливается к полнолунию.

— Ты японский оборотень потому что, — выставил руки Дазай, словно у него лапы с когтями. Ацуши лишь неловко улыбнулся подобному сравнению, но в чём-то он был прав. — Есть вервольф, а ты вертигр.

— Ну, я и договорился со своим тигром, что он отрывается в полнолуние каждый месяц, но людей не трогает, — продолжил Ацуши.

— Ого, а вещи с тигром покупаешь, чтобы тешить его эго?

— Я просто принял факт того, что я тигр и каннибал, в прошлом, — как бы горько то не было, но прошлого не вернуть и не исправить, остаётся лишь принять это как данность, или мучать и изнывать себя пустыми сожалениями о содеянном.

— Удивительный ты человек, Ацуши-семпай. Съел своих родителей, рос в неадекватных условиях приюта, но вот ты здесь, без толики сожаления и обиды на жизнь, — заключил Осаму, потускнев.

— Самосожаление — это порочный круг. Жить по спирали грузно, — ответил Накаджима. — Если ты не видишь светлого, это не значит, что его нет, Осаму-чан.

— Кто о чём, а ты всегда о морали. Плохо уже, — приложил наигранно ко лбу руку, немного откинувшись назад, Дазай. Однако излишняя театральщина сыграла с ним злую шутку, и тот неосторожно повалился на спину, разлив рамунэ на футболку. — Ну, вот.

Ацуши достал из сумки влажные салфетки, принялся вытирать пятно на светло-серой футболке:

— Доболтался.

— Зато Ацуши-семпай так мило заботиться обо мне, — тихо засмеялся Осаму, садясь.

— Раз уж о способностях. Твоя: обнуляет чужие. Верно?

— Да, причём она неконтролируемая. Любой эспер, что коснётся моей кожи, лишиться своей силы, — отпил немного лимонада Осаму.

— О, так вот почему моя способность заблокировалась в день, когда ты айву украл, — скорее мыслил вслух Ацуши, чем отвечал Осаму.

Дазай немного осел и помрачнел, видимо, воспоминание того дня было не самым приятным для него. Ацуши подсел ближе и приобнял его за плечо, уложив голову на него.

— Вообще, это было унизительно, — тихо отметил Осаму.

— Зато отрезвляюще, но да, что-то я погорячился тогда. Извини.

— Нет, ты был прав. Поэтому спасибо, — наклонил голову Осаму в его сторону.

— Знаешь, вот все парочки в кафе или там в парках знакомятся, а я тебя из речки вылавливал вон там, — Ацуши показал ниже по течению. — Ты был весь мокрый и от тебя тиной воняло ещё.

— Знаешь, я забываю, что ты острый на язык, — нахмурился Дазая, оглядывая сдерживающего смех Накаджиму.

— Ну, вот не забывай, — чмокнул его в щёку, вставая. — Идём, иначе простынешь, если будешь долго сидеть на холодной земле.

— А тебя это будто не касается? — Осаму подал руку, ожидающему Ацуши.

Накаджима помог встать тому и резко притянул его к себе, приобняв за талию. Осаму покрылся лёгким румянцем, всматриваясь буро-киноварным взглядом в Ацуши. Живой блеск прокатился по его радужке. Будто держал в своих руках он совершенно другого человека, не того что выловил в реке.

— Регенерация порешит. А у тебя её явно нет, — улыбнулся он и кротко поцеловал Осаму в тонкие губы.

— Тогда я всегда буду держаться тебя, — Осаму взял Ацуши за руку и, раскачиваясь, направился вверх по склону.

— Кто тогда тебя лечить будет? Заботиться, если я буду лежать с тобой и болеть, — усмехнулся Накаджима.

— Ну, вот, — громко и разочарованно охнул Дазай.

Через тихие и пустые жилые районы под шелест поднимающегося теплого ветра Ацуши следовал за мельтешащим перед глазами Дазаем. Он то и дело отвлекался на бездомных и домашних котов на низких оградах. Они то ли принимали его за своего, то ли понимали его язык, но всегда нежно подставлялись под осторожные ласки.

— Приветик, как дела? — спрашивал он, и было что-то в этом чудаковатое и милое. Когда же чёрный кот, приметив его, своевольно перебежал им улицу, они с минуту стояли на переулке, оглядываясь друг на друга.

Казалось бы, никто из них не верил в такого рода приметы. Однако ж, всё равно встали, как вкопанные, ожидая кто ступит первым на проклятую чёрным котором тропу. Ацуши нервно оглянулся, всё выглядело до абсурдного глупо.

— Пойдём по той улице, — Ацуши указал на соседнюю улицу, что выходила выше по дороге. Так было дольше, но благоприятнее.

— Да-да, — последовал за ним Дазай. И стоило бы посмеяться, что два человека испугались чёрного кота, но отчего-то они оба перепугались этакого знамения. Играться и шутить с судьбой нелепо и бессмысленно.

Они теперь шли спокойно и размеренно, тревожно молчаливо. На дорогах проезжали редкие машины, на прогулке блуждали усталые хозяева с собаками. Тот чёрный кот всё стоял на дороге, озирая их презренным самодовольным взглядом. Ацуши подумалось, что это эспер, а может он чувствовал в нём натуру своего кошачьего дальнего родственника. Не ясно, от него лишь мелкая дрожь катилась по телу и бросало в холодный пот. Навязчивая тревога о надвигающейся грозе не отпускала его до высоких многоквартирных домов, что выстроились в единый ровный ряд.

— Ацуши-кун, — позвал его Дазай, снимавший свой плащ. — А ты торты умеешь печь?

— Не пробовал во всяком случае, — ответил Накаджима. От тепла и духоты в комнате вновь пробивалась усталость, наливающейся тяжестью по телу. — Хочешь торт?

— Да, от тебя, — обнял Дазай его со спины.

— И всё-таки, какой повод?

— Просто так, разве люди обычно не едят торты, когда захотят. А ты так вкусно готовишь, — уткнулся Осаму.

— Хорошо, но пожалуй, сперва сон, — кивнул Ацуши.

***

На закате солнце стучалось в открытые окна, ложась игривыми рыжими пятнами на смятый футон. Слышались ребячьи возгласы с улицы, шелестела листва. В ванной шумела вода, Дазай что-то напевал себе под нос. Ацуши сосредоточенно, нахмурив брови, изучал рецепты тортов. Должно быть достаточно было небольшого, на два прикуса торта: модный и популярный. Он мысленно пробегался по полкам шкафа и холодильника, соотнося их с необходимыми продуктами в рецепте.

Нега дневного сна не отпускала, отдаваясь неприятной мигренью. Было жарковато и душно, тело ныло после ночной смены и долгого сна. Ацуши отправил в душ Дазая первым, так как тот вспотел во сне. И, каким бы принимающим не был Ацуши, острота нюха тяжело давала ему переносить многие чёткие и резкие запахи. Да и казалось, маленько и у Осаму вошло в привычку мыться. Или нашлось на то моральные силы.

Он не был психологом, к ним и сам не ходил. Однако благодаря друзьям набрался знаний по какой-то житейской психологии. Не нужно быть одарённым умом, чтобы понимать, что от безделья и скуки люди не кидаются в реки, не рвутся в петлю. Ацуши говорил с Осаму о многом, но так старательно и нервно обходил ту скрытую под бинтами тему: о бесчисленных шрамах и следах. Дазай должно быть достаточно доверял ему, если не раз появлялся без искусственного первого слоя кожи.

— Итак, нашёл? — смахнул мокрые волосы Дазай, брызнув на лицо Ацуши. Он вытер капли прохладной воды, показывая какие-то страницы в браузере. Осаму ткнул на второй же результат, даже не вчитываясь. — Этот.

— Хорошо, — кивнул Ацуши, принимаясь разбирать посуду на нижних полках.

Совместное занятие оказалось увлекательным делом, особенно когда толку от Осаму мало. Он то ли старался помочь Накаджиме, то ли умышленно мешался под ногами. Первый корж они успешно сожгли, забыв снизить температуру выпекания. Со временем и раздраженный Ацуши лип к Дазаю: то крем размажет по щеке и слижет, смущая раскрасневшегося Осаму, то щекочет его, пока тот смазывает кремом коржи.

— Я сейчас всё брошу, — отскочил от него Осаму.

— Ты сам сказал, что лично будешь собирать торт. Доводи дело до конца, — улыбнулся Ацуши, обмакнув палец в сливочный крем и высунув язык. И, признаться, не ясно о чём думал в тот момент покрасневший Дазай, но то даже забавляло, распыляло.

— Я не могу работать в таких условиях, — шмыгнул носом Дазай.

— Я же поработал, твоя очередь. Давай.

Приготовление торта заняло без малого несколько часов, предстояло выждать, когда он пропитается, посему они валялись на смятом футоне в полумраке. Тёплый свет уличного фонаря обрывками ложился на серый потолок.

Так тихо и умиротворенно, тепло от касаний Осаму разливалось по всему телу. До чего приятная атмосфера. Дазай водил круги на мирно вздымающейся груди Ацуши, горячо выдыхая на открытую шею.

— Мы торт будем есть? — опомнился Накаджима.

— Ты слаще торта, — тихо ответил Осаму.

— Это, конечно, хорошо. Но торт мы для чего пекли?

— На день рождения принято вроде, — буднично сказал Дазай, несколько ошарашив Ацуши.

— Чьё?

— Моё.

— Почему не сказал?! Я бы подарок подготовил, — вскочил Накаджима.

— Ты мой лучший подарок, — поцеловал он осторожно Ацуши.