Солнце, мне кажется,ты просто устало светить

Солнце, мне кажется,ты просто устало

Flёur — Колыбельная для солнца

Обледеневшие ветви блестели на солнце и слепили глаза. Федя поспешил опустить голову. Намного лучше от этого не стало: снег сиял так же ярко. Пришлось перевести взгляд на торговый центр. Тот, как назло, был сплошь из стекла. Вяземский тяжело вздохнул и вытер выступившие слёзы.

Рядом хрустнула замёрзшая слякоть. Федя рефлекторно обернулся.

— Привет, — будто бы через силу выдавил Стёпа.

Из-под шапки торчали рыжие кудри, щёки по-детски порозовели, на лице застыло явное недовольство — словно подросток, которого родители, отобрав облюбованный телефон, вытолкали «подышать свежим воздухом».

— Привет, — кивнул Федя. — Может, всё-таки зайдём куда-нибудь?

Стёпа категорично покачал головой и, не дожидаясь его, двинулся вперёд по дорожке.

— Давай по-быстрому, мне сегодня ещё заказ закончить надо. А я даже не начинал… Чего тебе так не терпелось со мной поговорить?

— Мне самому потом на работу, — пропыхтел поспевавший за ним Федя, едва не поскользнувшийся на льду, — так что надолго я тебя не задержу, не бойся.

— Ближе к делу.

Федя пожал плечами. Ближе так ближе. Набрав побольше воздуха в лёгкие, он выпалил:

— Мы расстались. Я и Костя.

— А мне-то что? — поджал тот губы.

— Ты знал, — не то подтвердил, не то спросил Федя. — Значит, знал и то, что мы встречались. Ты с ним сейчас общаешься?

— А тебе-то что? — огрызнулся Стёпа. Он резко затормозил и обернулся, чуть не столкнувшись нос к носу с Федей. — Слушай, я не горю желанием тратить своё драгоценное время на обсуждение вашей личной жизни. Поплачься в жилетку кому-нибудь другому.

Федя на мгновение усомнился, стоило ли вообще затевать этот разговор. Но он понимал, что не может оставить это просто так. Исправить Костины ошибки было не в его силах, но вот свои — вполне. И потому он терпеливо объяснил:

— Я и не собирался плакаться. Просто хотел с тобой поговорить. Ладно, раз уж тебе надо ближе к делу… Костя случайно проболтался про вас. Про ту новогоднюю ночь.

Стёпа усмехнулся, но меж бледно-рыжих бровей легла морщина. Он отвернулся. Щёки его, кажется, порозовели ещё сильнее.

— Это ты тоже знаешь, да?

— Господи, неужели ты вытащил меня сюда только ради этого? — Он вновь усмехнулся и резко шагнул к Феде. Тот, несмотря на то, что был и выше, и крупнее, от неожиданности отпрянул. — Тоже будешь меня обвинять? Ох, ну конечно, все беды ведь из-за одного злобного Стёпы-совратителя. Конечно, это я разрушил ваши отношения, кто ж ещё? И если бы не я, то…

— Ты ведь сам понимаешь, что я не собирался этого говорить, — спокойно прервал его Федя.

— Как же, — буркнул Стёпа. Он вновь зашагал по аллее. Вяземский последовал за ним, проклиная про себя подошву ботинок, которая только облегчала скольжение и угрожала безопасности его пятой точки, только недавно отошедшей от ледового катка. — Зачем тогда? Для тебя это всё теперь в прошлом. Для меня — тем более.

Будто бы не замечая — или намеренно игнорируя — Федины затруднения, Стёпа пошёл ещё быстрее.

— Постой, Стёпа… Да стой же!

Он наконец нагнал Стёпу и, схватив за плечо, развернул к себе. Стёпа тут же опустил голову, но Федя успел заметить, как дрожали его губы. Щёки блестели от влаги.

Федя никогда не видел его плачущим. Раньше Стёпа казался самым настоящим солнышком. На лице его всего сияла улыбка, и, какая бы фигня ни случалась у него самого, он был готов кого угодно согреть лучами поддержки. В последние же годы солнце скрылось за облака, и их общение постепенно сошло на нет. Федя всё скидывал на занятость — это же вроде как закон мироустройства, что чем ты старше, тем меньше видишься с друзьями. Ну да, Стёпа не сиял, как прежде. Ну подумаешь, устал, жизнь — штука непростая. Повзрослел — нельзя же всегда сохранять детскую непосредственность. Они ведь уже не были так близки, чтобы просто сказать «выкладывай, что случилось, и не думай даже пытаться отвертеться». И только сейчас Федя догадался, что дело, может, вовсе не в усталости, занятости или взрослой жизни.

Он мысленно выругался и крепко-крепко прижал Стёпу к себе.

— Прости, — шепнул он.

— Отпусти! — тут же запротестовал Стёпа. — Люди ведь смотрят!

— Прости, — повторил Федя, уткнувшись в щекочущую нос кудрявую чёлку. — Прости, что не сделал этого раньше. — Он погладил трясущуюся от сдерживаемых рыданий спину, и Стёпа наконец перестал вырываться, обмяк в чужих объятьях. — Прости, что я не хотел видеть ничего дальше своего носа. Что оставил тебя одного справляться со всем этим. Прости…

— А что ты сделал бы? — пробубнил Стёпа, неуверенно ухватившись пальцами за Федино пальто.

— Не знаю, — честно признался Федя. — Но это уже и неважно. Важно то, что я пытаюсь сделать сейчас. Пожалуйста, Стёп. Давай поговорим?

Тяжёлый вздох, шмыганье носом и наконец тихое «ладно». Федя обрадованно сжал его в объятьях.

— Только отпусти меня, ради бога. На нас уже косятся. Ещё за геев примут.

— Так мы и есть геи, — не сдержал смешка Федя.

Он всё же послушно расцепил руки. Какая-то женщина в каракулевой шубе, ведущая за руку сопротивляющееся дитя, действительно пялилась на них с не самым одухотворённым выражением лица.

— Говори за себя.

Федя удивлённо взглянул на Стёпу, который поправлял съехавшую на лоб шапку.

— Я… даже не знаю, кем себя считать, — пояснил, неловко усмехнувшись, тот. — Всё слишком сложно.

— Может, — Федя махнул в ту сторону, откуда они шли, — хотя бы в торговый центр зайдём, на фуд-корт? По пути расскажешь. — И смущённо добавил: — А то я, кажется, ног уже не чувствую.

Стёпа согласно кивнул, утёр рукой в перчатке нос и в этот раз пошёл по правую сторону от Феди, не пытаясь убежать вперёд.

— Я долго не понимал, что он мне нравится. Просто чувствовал себя как-то странно… Ревновал к тебе, хотя тогда ещё и не догадывался, что вы встречаетесь. Никогда не считал Костю лучшим другом, но почему-то меня к нему тянуло сильнее, чем к остальным пацанам. Он ведь на самом деле очень обаятельный. Пара слов — и ты начинаешь верить, что ему на тебя не всё равно. А потом другой парой слов он разбивает все надежды вдребезги… Я из-за него тогда с девушкой и расстался — потерял к ней интерес. Не то чтобы я её сильно любил, но раньше она хотя бы меня привлекала, а когда я понял, что… Господи. — Он, застонав, скрыл лицо в ладонях. — Мы с тобой словно любовница и бывшая жена. Типа как в «Другой женщине». Помнишь, мы ходили компашкой?..

— Лично я мстить никому не собираюсь, — рассмеялся Федя.

Стёпа лишь хмыкнул.

— Так вот… К Новому году я уже осознал, что что-то не так. Это было больше похоже на зависимость, чем на дружескую привязанность. Или любовь… Потому что если это любовь, то я больше влюбляться не хочу. Я старался поменьше с ним видеться, но раз за разом срывался. Думал, мне не хватит смелости что-то сделать. Но когда напился, произошло то, что произошло… Я тогда не знал, честно не знал, что между вами что-то было. Просто Костя начал догадываться о моих чувствах, и я подумал, вот мой шанс, а он не то чтобы был против…

Он, закусив губу, повернулся к Феде и некоторое время напряжённо молчал.

— Разве тебе самому не больно всё это слушать? Вы ведь только расстались.

— Больно, — грустно улыбнулся в ответ Федя.

— Зачем тогда мы тут мучаемся?

— Потому что, если не вытащить занозу, можно умереть от заражения крови.

— И давно ты стал таким красноречивым?

— Вот только что, — подмигнул ему Федя. Затем, посерьёзнев, вздохнул: — Просто я не могу иначе. Устал закрывать на всё глаза. Да, на душе гадко, но… так будет лучше. Я уверен.

Хотя на душе было не просто гадко. Федя невольно вспоминал каждое Костино редкое признание в любви и, будто бы расчёсывая комариный укус, мысленно спрашивал себя: неужели всё это было неправдой? Неужели не было никакого смысла в его попытках сохранить их отношения? Неужели уже три года назад Костя не любил его достаточно сильно, чтобы сохранить верность? А хранил ли он её когда-то?.. А любил ли?..

— Я вроде как начал остывать, но… Ты уж извини, Федь, но раньше я на тебя просто смотреть не мог. Ну, после того, когда Костя объяснил мне, что случившееся ночью ничего не значило и что он, вообще-то, не одинок. У меня и сейчас такое чувство, будто я тебя предал.

— Но я тебя ни в чём не виню, — заверил его Вяземский.

— Зато я себя виню, — покачал Стёпа головой. — Иногда мне кажется, что я просто не хотел признавать очевидное. Хотел обмануться. Как иначе я мог не замечать, какими глазами ты на него смотрел? Да вы же, блин, постоянно вместе были!..

Стёпа, остановившись, крепко зажмурился, шмыгнул носом и поднял голову к ослепляюще-синему небу.

— Ты всё ещё его любишь?

— Не знаю. — Он взглянул на Федю, и у того невольно перехватило дыхание от выражения безысходности на лице, которое когда-то не покидала улыбка. — Это как пытаться бросить курить: выкидываешь пачку сигарет, а на следующий день покупаешь новую. Я обещаю себе, что прекращу общение, но он вновь пишет мне, и я не могу игнорировать… Хотя в реале мы редко видимся. Максимум иногда созваниваемся… И между нами больше ничего не было, правда!

— Верю.

Они приблизились к пешеходному переходу. И, пока светофор горел красным, Федя, отвернувшись от проносящихся мимо машин, предложил:

— Давай отпустим прошлое. Пошлём на хер этого ушлёпка и будем жить нормально. Он не заслуживает ни тебя, ни меня. А, Стёп?

Ответом ему послужили короткий неуверенный кивок и призрачная тень улыбки.

***

Заприметив светлую макушку Мая, Федя невольно хмыкнул: за этим же самым столиком он совсем недавно разговаривал с Костей. Что ж, так даже лучше. Ему не хотелось, чтобы об этом месте у него остались только лишь плохие воспоминания.

Залесский наконец оторвался от созерцания чего-то в окне и обрадованно помахал Феде:

— Привет!

— Привет. Не слишком долго ждал?

С плохо скрываемым любопытством наблюдая за Вяземским, который, чтобы снять пальто, поставил на стул пухлый бумажный пакет, Май заторможенно покачал головой.

— Ну… — Помявшись, Федя протянул-таки Маю подарок. — Это тебе. Чтобы цацки не примерзали.

Май с некой осторожностью принял его и вынул из пакета светло-коричневый — у продавщицы, наверное, глаз начал дёргаться, пока Федя выбирал цвет — вязаный шарф, следом за ним похожую шапку и замшевые перчатки. Он ощупал мягкую ткань шарфа, зачем-то ткнулся носом, а затем поднял полный восхищения взгляд.

— Ого. — Посерьёзнев, он нерешительно протянул: — Стоит же это всё дофига, наверное.

— Не то чтобы дофига, — пожал плечами Федя. — Девушки у меня больше нет, так что на кого мне ещё деньги тратить? Разве что на Тёму, но она, знаешь ли, предпочитает свою собственную шубу.

— Вы расстались?! — ошарашенно воскликнул Май, тут же позабыв про подарок. — Почему ты раньше не сказал?

— Да как-то вот… Лично хотелось сказать.

— И что? Как он отреагировал? — с живым интересом спросил Залесский.

— Трудно сказать… — Вдруг Федя, затаив дыхание, замер. На него словно вылили ушат холодной воды. Сперва по телу побежали леденящие мурашки, затем на щеках огнём расцвёл румянец. — В смысле «он»?..

Май, спохватившись, прикрыл рукой рот и тоже покраснел.

— Откуда ты узнал?

— Догадался, — смущённо пробормотал Залесский, не решаясь поднять взгляд. Федя аж удивился — по идее, это он должен был тут от стыда сгорать. Но стыдно ему не было. Только страшно. — У вас просто… на холодильнике фотка висит… Небольшая такая.

Федя глубоко вдохнул и выдохнул. Он-то думал, что давным-давно снял эту полароидную глупость времён студенчества, которую где-то откопал Костя и шутки ради прицепил под магнитик с питерскими разводными мостами! И как он умудрился забыть о ней?

— Потом я вспомнил: девчонки в универе как-то болтали о том, что тебя часто парень какой-то забирает, — продолжил Май чуть уверенней. Щёки его наконец перестали напоминать по цвету помидоры, которые Федина мама раньше скрупулёзно выращивала на подоконнике. — Да и я сам пару раз видел. А ещё эта вся история с удалёнными сообщениями…

Он, прервавшись, поблагодарил подошедшего официанта за горячий шоколад и кусочек медовика. Федя же рассеянно кивнул, а затем, опомнившись, заказал латте. Когда официант отошёл, пожалел, что не выбрал чего покрепче.

— В общем, как-то так, — подытожил Май, сделав небольшой глоток и довольно сощурившись. — Я решил, что не стоит поднимать эту тему, раз ты сам не захотел рассказывать.

— Не то чтобы не захотел… Просто не знал, как ты отреагируешь.

Федя, впрочем, и сейчас не понимал. Май вроде как был спокоен, но это и удивляло. То есть всё вот так просто? Он, догадавшись, не потребовал объяснений, опровержений, подробностей? Просто… принял?

— А как я, по-твоему, отреагировал бы? — возмутился Май. Даже губы поджал недовольно, словно оскорбившись.

— А как бы мог отреагировать среднестатистический парень в России на каминг-аут своего друга? — насмешливо поинтересовался Федя, неслышно выдохнув от облегчения.

— Ну я же не какой-нибудь среднестатистический, — пробубнил Май. Отправив в рот кусочек торта, он немного подобрел: — Ладно, ладно, я тебя понимаю… А за подарок-то спасибо, кстати. Классный.

— Не за что, — улыбнулся Федя. — Рад, что смог угодить.

— Так вы… — осторожно начал Май после недолгой паузы, — из-за этой твоей поездки расстались?

Федя покачал головой.

— Нет, конечно. Просто я устал тащить наши отношения на своём горбу. Но давай об этом потом, ладно? Не хочу никому портить настроение.

Тут к ним вновь подошёл официант, и Федя с благодарностью принял кружку — после такого стрессняка ему необходима была доза кофеина.

— Окей, — согласно кивнул Май. Он принялся уплетать медовик, но потом вдруг встрепенулся: — Кстати! У тебя есть планы на Новый год?

Федя на минутку завис — он и думать забыл о праздниках. А оставалось-то всего ничего!

— Получается, что нет… С пацанами мы в прошлом году не собирались и в этом не планировали. Да и у меня особого желания нет — вопросов тогда не избежать, а что уж там Костя собирается делать, я и вовсе знать не хочу. Не дай бог пересечёмся… — Федя задумчиво собрал ложечкой усыпанную корицей белую пенку. — К родителям ехать тоже не вариант, только настроение портить. А Миша — я у него пока кантуюсь — говорил, что к девушке поедет, она в Москве живёт.

— Значит, свободен, — не то уточнил, не то подтвердил Май. — У меня тоже все разъезжаются: Антон к предкам, а сосед мой, Болванчик, ну, Митя который, в горы рванёт. Прикинь, девушке собирается предложение делать!

— Митя? — удивился Федя. — Это тот, который вечно ходил ныл, что с ним никто встречаться не хочет?

— Ага! Он в этом году сошёлся с девушкой, с которой у него на третьем курсе не сложилось, и прям расцвёл. Ходит весь такой мечтательный, рассказывает всем, как он после лыжной прогулки по лесу встанет на одно колено у камина в уютном домике… Так, я о чём говорил-то… В общем, может, вместе тогда отпразднуем, раз ни у кого компании нет?

— Вместе? — оторопев, переспросил Федя. Май непонятливо нахмурился. — Я не против, но как бы… Вдвоём? Только мы? Одни?

— Ну да, — всё так же недоумевая, ответил Залесский. — А что?

— А тебя не смущает, что я… Ну… — Федя попытался помочь себе донести мысль жестами, но Май лишь начинал ещё сильнее хмурить светлые брови. — Что я, ну, кхм, — он понизил голос, — гей.

— А должно?.. — пробормотал Май, вновь начиная пунцоветь. Пальцы его забегали по прозрачной стенке кружки. — Или ты… У тебя есть на меня… виды?..

— Что? Нет, конечно, нет! — замахал руками Федя.

— Ну вот и всё, — неловко улыбнулся Май, нервным движением заправив за ухо прядь. Та зацепилась за штангу, но поправлять он не стал. — Мы и сейчас ведь вдвоём. Одни.

— И то правда, — согласился Федя с долей сомнения в голосе.

Всё-таки встречаться разок в неделю в кафешке — это одно, а отмечать вместе Новый год — это… отдаёт некой интимностью, что ли. Не зря ведь говорят: как встретишь, так и проведёшь.

— Меня это не парит, короче. И ты не парься, — простодушно посоветовал Май.

Наверное, именно это Феде и нужно было — перестать париться. Но как, если всю свою жизнь он именно этим и занимался? Он шумно выдохнул и, взяв в руки кружку, расслабленно откинулся на спинку стула. Не париться… Стоило попробовать. Хотя бы в этот вечер.