Примечание
И смотреть не насмотреться,
И дышать не надышаться,
Не нарушим молчания,
Излучая сияние
Flёur — Сияние
Федя, казалось бы, всего-то переступил через порог. Сразу зашёл, как и сказал Май, объяснивший, что звонок никак не починят, а стука всё равно никто не услышит.
Но на деле же Федя будто попал в другой мир. На него тут же обрушился отдалённый галдёж телевизора — показывали вроде «Кавказскую пленницу», — чей-то хохот, звон посуды и шум воды. Едва успел он привыкнуть к яркому свету, как из-за двери что-то выскочило и спустя долю секунды с размаху в него врезалось. Федя опустил голову и столкнулся с внимательным взглядом карих глаз.
Снизу вверх на него смотрела маленькая копия Мая. Разве что волосы у мальчишки были ещё светлее, а лицо — круглее, с кучей веснушек. Звонкий детский голос, тоже отличавшийся от высокого, но всё же мягкого голоса Мая, вывел Вяземского из ступора.
— Ма-ам! — заорало чудо, всё так же цепко держась за Федино пальто. — Дядин друг пришёл!
— А маму-то зачем звать, мелкий? — поинтересовался Федя, мягко убрав детские руки с одежды и опустившись на корточки. — Сам ведь знаешь, что я к дяде твоему пришёл, а не к маме.
— Так ей интересней всех было! — пояснил мальчишка. — И я не мелкий, я Ваня.
— А по-моему, интересней всех было тебе, — заметил, кивнув Феде, подоспевший Май. Он потрепал племянника по волосам, и тот недовольно принялся приглаживать свою шевелюру. — Извини за этого хулигана.
— Да ничего, — усмехнулся Федя.
Стоило только ему подняться, как в коридор выглянула невысокая девушка с бигуди на голове. Вслед за ней — аккуратная женщина лет сорока пяти или чуть больше с чистой салатницей в руках. Сзади вдруг скрипнула дверь, и все взгляды с Феди переметнулись куда-то ему за спину. Он тоже поспешил обернуться.
— Ле-ен, «Рябы» не было, так что я взя…
Вошедший мужчина наконец поднял голову и, оборвавшись на полуслове, замер. Он поставил на пол большой пакет из «Пятёрочки», оправил куртку и, важно откашлявшись, протянул Феде широкую ладонь:
— Здравствуйте, молодой человек.
— Здравствуйте, — несколько оторопело ответил Федя, пожав руку и едва не охнув от стальной хватки.
— Пап, — вмешался Май, — он ко мне, а не к Насте.
Выражение лица мужчины тут же смягчилось, и он отпустил Федину руку.
— Что ж ты раньше не сказал! — радостно рассмеялся Залесский-старший. Май закатил глаза, а сестра его цокнула языком. — Я Георгий, рад знакомству. Фёдор, да? Приятно знать, что у Мая есть и такие друзья.
Федя хотел поинтересоваться, что подразумевалось под «такими», но не успел: в коридоре, и без того переполненном, появился кто-то ещё.
— Мама! — всплеснула руками Елена. — Зачем ты встала, у тебя же ноги больные!
— Что ж мне теперь, сидя гостей встречать? — насмешливо спросила худенькая пожилая женщина.
Скорее даже леди, так уж элегантно она была одета: в сидящую по фигуре кипенно-белую блузу и льняные брюки. Лишь глубокие морщины и седина выдавали в ней бабушку Мая, которую, честно говоря, Федя представлял несколько иначе. Ну, там, в халатике, со спицами, пряжей и кошкой у ног… Шарф и шапка, в которые она тогда вырядила Мая, явно принадлежали не ей. Может, мужу или сыну, если такой имелся.
— А со мной в догонялки играть ты не захотела! — выпалил Ваня, высунувший голову из пакета, содержимое которого он уже успел досконально изучить.
— А я с маленькими негодниками, ворующими из буфета конфеты, не играю, — парировала леди.
Вяземский, не сдержавшись, рассмеялся, чем заслужил сердитый Ванин взгляд. Федя впервые в жизни видел этих людей, но они ему отчего-то казались давними знакомыми. По крайней мере, ему хотелось, чтобы так это и было.
Его ещё порасспрашивали, обсмотрели со всех сторон и, в Ванином случае, даже общупали, но Май не дал родным истязать Федю слишком долго. Настя утащила сына убирать раскиданные ёлочные игрушки, Георгий повёл Валентину Геннадьевну в гостиную, а Елена принялась накладывать им еды, приготовленной на новогоднее застолье.
— Мам, ну куда нам столько! — воскликнул Май, принимая из её рук очередной контейнер. — Мы пиццу собирались заказать, вообще-то.
— Сынок, ну какой же Новый год без оливье? А без холодца?
— Елена Петровна, — обратился к ней Федя с мягкой улыбкой, — нам ваших фирменных отбивных и парочки салатов хватит, правда. Нас ведь всего двое.
— Для тебя я просто Лена, — подмигнула ему женщина. Затем, вздохнув, сдалась: — Ладно, мальчики, идите уже, а то мне скоро курицу вытаскивать из духовки. Я тогда вас вообще отпустить не смогу.
Когда они наконец распрощались со всеми Залесскими и вышли на лестничную площадку, Федя почувствовал себя Алисой, вернувшейся из Страны чудес в серую реальность, — настолько велик был контраст между шумной уютной квартирой и тихим голым подъездом.
— Кажется, я им понравился, — довольно заметил Федя, спускаясь вслед за Маем по лестнице.
Возможно, даже слишком довольно. Но ничего поделать он с собой не мог — новых знакомств, если не считать постоянных покупателей в цветочном, он давно не заводил и уже позабыл, как приятно это может быть.
— Очень, — подтвердил Май. — Дело в том, что родители Антона с Митей считают полными раздолбаями. Ну, отчасти они, может, и правы… В общем, они рады, что у меня есть друг, который может «подать хороший пример». Что бы это ни значило.
Федя на миг помрачнел. Подать хороший пример, ага. Знали бы они, что он с их соседом… Федя тряхнул головой. Они об этом никогда не узнают, так что не было и смысла забивать себе голову лишними тревогами. Он постарается в этот раз ничего не испортить. Уяснил уже, что взрослые иногда ничем не лучше детей — обижаются, упрямятся и терпеть не могут правду.
— У тебя же здесь знакомые живут, да?
— Ага, — кивнул Федя, — родители бывшего.
Май резко затормозил, едва не сбив его с ног.
— Серьёзно? И они знали, что вы?..
— Знали.
— Офигеть, — только и сказал Май. Потом спросил: — А ничего, что я тебя сюда притащил?
— Я ведь сам согласился, — пожал плечами Федя. — Слишком велик был соблазн посмотреть на того, кто напялил на тебя шапку-ушанку.
Федя и сам сомневался, стоит ли сюда идти. Боялся пересечься как с Костей, так и с его родителями, боялся, что его накроет той волной, от которой он отчаянно бежал. И всё же он не пожалел.
Потому что невозможно было полностью понять Мая, не зная Мая, который помогает маме и бабушке, Мая, который перебрасывается шутками с папой, Мая, который пререкается со старшей сестрой, и Мая, который возится с заливающимся смехом племянником. Не прошло и часа, а Федя узнал о Залесском больше, чем за весь их год знакомства в универе. И почему они тогда не пытались стать ближе? Да, было весело найти человека, с которым можно обсудить свои хобби, но сколько же, оказывается, Федя упускал…
— Тем более, — ехидно продолжил Федя, — меня так радушно встретили… Настя говорит, ты многое им обо мне рассказывал.
— Ну не то чтобы многое, — пробормотал Май, продолжив спускаться. — Так, когда к слову приходилось. Мы ведь в универе много времени вместе проводили…
— Мы ещё, кстати, не выбрали, какой фильм будем смотреть, — сменил тему Федя, заметив, как сильно Май смутился. Вяземский так-то любил его смущать — у него сразу розовели щёки, опускались ресницы, и взгляд становился растерянно-блуждающим. Но тогда Май казался слишком… милым. Слишком милым для друга. Опасно милым. — Что-нибудь новогоднее, наверное?
— «Один дома»? — предложил Май.
— А если что-нибудь поновей?
— «Ёлки»?
— Есть только два стула, да? — рассмеялся Федя. — Ладно, разберёмся на месте.
На месте они оказались не скоро, уже вечером. Спасибо пробкам — и тем, в которых они стояли, добираясь на такси до Мишиной квартиры, чтобы забрать Тёму и заранее купленные фрукты да алкоголь, и тем, в которых стояли уже по пути к квартире Мая.
— Уютно, — заметил Федя, оглядывая симпатичную однушку с внушительных размеров кухней-гостиной. Тёма тоже осмотрелась, но вскоре отвлеклась на предусмотрительно приготовленную миску с кормом. — Классный ремонт. И украшено со вкусом.
— Это Настя постаралась, — пояснил Май. — Она думала с подружками собраться, специально квартиру свободной на Новый год оставила. Квартиру дед нам обоим завещал, но всякими организационными вопросами обычно Настя занимается… В общем, что-то там у неё в последний момент поменялось, и она решила с предками отметить. А те вообще решили у бабушки собраться, чтобы лишний раз её не дёргать.
— А ты?
— Что я? — поднял голову Май, оторвавшись от включающегося ноута, который он поставил на журнальный столик перед широким низеньким диваном.
— Почему не захотел с семьёй отмечать? Вы ведь очень хорошо ладите.
— А… — озадаченно нахмурился он, поглаживая колёсико мышки. — Ну просто, это… Как-то неприкольно в моём возрасте с семьёй Новый год проводить. С друзьями бы, но… сам знаешь, разъехались все.
Федя примостился на обитый тканью подлокотник. Отсюда ему открылся прекрасный вид на макушку Мая, и он едва подавил внезапный порыв проверить, такие ли у Залесского мягкие волосы, какими они кажутся.
— Самостоятельности хочется?
— Типа того. Да и…
Его прервал завибрировавший Федин телефон — привезли пиццу. Федя тут же ринулся встречать курьера. Вернувшись, поставил белую картонную коробку с большим логотипом на всё тот же журнальный столик, где уже появилась миска с мандаринами, сок, шампанское и пара бокалов. Май, как оказалось, плохо переносил алкоголь, а в одиночку заливаться чем покрепче Феде не хотелось.
— Мама твоя не оценила бы, — хмыкнул Федя, сев на диван и открыв коробку. Потянуло аппетитным запахом пепперони. — Столько нам всего дала…
— Пицца уляжется — поедим селёдки под шубой, — невозмутимо пожал плечами Май. — Или оливье.
— Будь у меня такая мама под боком, я б не стал в общежитие заселяться… Ой. Прости. Что-то я сегодня всё не в своё дело лезу, да?
— Да нет, почему, — мотнул головой Май. Он разлил шампанское по бокалам. — Я маму люблю, конечно, но иногда её слишком много. Как и всех остальных. Особенно Вани. — Он рассмеялся и открыл поисковик. — К тому же, не заселись я в общежитие, мы с тобой вообще могли не встретиться. Хорошо, что комнату дали… Итак, что смотрим?
— «Один дома» уже приелся как-то, так что, может, «Ёлки»? — предложил Федя. — Я, правда, только первую часть смотрел. Давно ещё, когда в кино показывали.
— Давай тогда что-нибудь другое поищем. Или телевизор включим — каналов там немного, но что-нибудь новогоднее да будет…
— Ладно уже, ладно, — не вытерпел Федя. Раз уж Май себя хозяином не чувствовал, то Федя побудет за него. — Мы тут ещё сто лет выбирать будем. Выпьем немного, и вообще всё равно станет, кто и что там на экране…
Федя легонько пихнул Мая, заставив отодвинуться от ноутбука. Нашёл вторую часть «Ёлок» и включил.
Ровный голос Константина Хабенского начал что-то там рассказывать про новогоднее чудо. Его перебил Май, отметив, что шампанское ничего такое и они правильно сделали, что взяли две бутылки. Некоторое время он сидел тихо, но потом остановил видео, чтобы рассмотреть адрес отправителя на появившемся в кадре письме, и, так и не сумев, включил обратно. Когда Май уж больно бурно восхитился цветастой шапкой дворника — «А на Красной площади вообще дворник или это скорее площадник?», — Федя заподозрил, что он почему-то нервничает, а когда Май и вовсе начал хихикать с каждого полунамёка на шутку — что его либо развезло с полбокала шампанского, либо он успел пригубить чего-то в квартире у бабушки.
Федя тоже как-то занервничал. Они не в первый раз что-то вместе смотрели, не в первый раз оставались одни и даже не в первый раз вместе пили, если считать дешёвенькое пиво в четыре градуса. Но то был Май-забавный-первокурсник, Май-сосед, Май-такой-же-задрот. А это… просто Май.
На экране кто-то грохнулся со стула. Май расхохотался, толкнул Федю плечом, и тот как-то подуспокоился. Всё нормально. Это всё тот же знакомый ему Май. Ну и что, что он узнал про Федину ориентацию? Ничего не изменилось. Май сам ведь сказал не париться.
— Может, выключим свет и включим гирлянды? Атмосферней будет.
— О, давай, — согласился Май.
Федя вытер руки салфеткой, поднялся, погладил по пути Тёму, развалившуюся у батареи, и воткнул в розетку гирлянду. Настроил режим, чтобы не слишком било по глазам, выключил основной свет и вернулся на диван. Сел как-то слишком близко к Маю, но отодвинуться было бы странновато, поэтому Федя просто откинулся на спинку, захватив с собой бокал, заботливо наполненный Маем.
— Как думаешь, сорок лет ждать свою любовь — это как-то слишком? — вдруг спросил Май, когда вновь показали Снегирёву, дожидавшуюся на Красной площади своего возлюбленного, который уже потерял всякую надежду с ней встретиться.
— Наверное, как-то слишком, — ответил Федя, чуть подумав.
Ему снова стало стыдно, что он сам от расставания отошёл довольно быстро и хандрил только по ночам, когда не мог уснуть. С другой стороны… он ведь тоже ждал. Долго ждал. И совершенно напрасно. Красивая бессмысленная жертва.
— Зато романтично, — подумав ещё, добавил Федя. — Мало кто так смог бы.
Май кивнул. Он почистил мандарин, предложил половину Вяземскому и, когда тот мотнул головой, съел сам. Слизнул с пальцев сок, вытерся салфеткой и хлебнул ещё шампанского.
— Как-то спать уже хочется, — сказал он, подавляя зевок. — А ещё и девяти нет. Не уснуть бы до курантов. Да и подарки ведь…
— Не стоило свет выключать? — рассмеялся Федя.
— Да не, уютно просто так… И сыто. И чуть пьяненько.
Федя почувствовал, как потяжелело плечо и шею защекотали волосы.
— Можем пойти прогуляться, чтобы взбодриться, — тихо сказал он.
Идти, правда, никуда не хотелось.
Маю, видимо, тоже не хотелось, потому что он ничего не ответил. Только убрал медленно голову с плеча, придвинулся, скрипнув диваном, и повернулся к Феде. На волосы его лёг тёплый свет гирлянд, губы покраснели — слишком часто, наверное, облизывал… Федя попробовал сперва сосредоточиться на фильме, но, не сдержавшись, убавил на ноутбуке звук. И тоже повернулся к Маю.
Подался вперёд Май так же медленно, как бы давая времени отодвинуться, отвернуться, но Федя даже не попытался. Просто дал себя поцеловать — неуверенно, боязливо-осторожно. Губы у Мая были горячие, бархатистые, кисло-сладкие от мандаринов.
А волосы… мягкие. Федя их пригладил, когда Май, отстранившись, тихо выдохнул с облегчением. А потом запустил в них пальцы и сам потянулся за поцелуем. Отвечал Май охотно, и в сон его, кажется, больше не клонило.
Гулять они сегодня точно не пойдут.
Хм.... Настин выходит Ваня, а мужчин в доме только Май и отец, который решил продемонстрировать силу и влость в рукопожатии, тем самым говоря, что дочь в обиду ни-ни... Дружная семья, по душе пришлась она мне.)