Примечание
Все горы и все океаны,
и все звёзды и радуги,
В горе и в радости —
всегда быть вдвоём
Flёur — Эйфория
За окном давным-давно стемнело. Машины по дороге уже почти не ездили. Лёля мыла полы, Федя возился с кассой и отчётами.
— Нет, ну я всё понимаю, — продолжала бухтеть Лёля, толкая перед собой швабру. — Нам нужен работник. Вы хотите нормальные выходные, я хочу перейти наконец на чисто утренние смены. Я понимаю. Но зачем было такого красавчика сюда тащить, Фё-одор Николаевич? Вы его где вообще откопали? Из модельного агентства выкрали?
Новенький и правда оказался довольно симпатичным, но… Май, на Федин взгляд, был куда симпатичней.
— Это Аглая его нашла, — посмеиваясь, ответил он, — а я всего лишь позвонил ему и сказал, когда можно прийти на собеседование. И хорошим ведь флористом оказался. С опытом.
— Я же рядом с ним себя дурочкой буду чувствовать. Неужели пострашнее никого не нашлось? Мне некомфортно будет.
— Со мной тебе вполне комфортно, — заметил Федя. — Неужели я не красавчик?
— Красавчик, красавчик… — отмахнулась Лёля. Она подняла листок, упавший на пол рядом с высоким керамическим горшком. — Просто вы не в моём вкусе. Да и ясно ведь, что девушки вас не интересует. Ну, в смысле… занято ваше сердце.
— Да неужели? И как же ты это поняла?
Федя вышел из-за кассы, взял со стола оставленный Лёлей листочек и повертел в руках, осматривая. Зелёный, не пожелтел даже. Опять фикусу что-то не понравилось. Когда уже эту истеричку купят? Хуже розы из «Маленького принца». Растения Федя любил, но с фикусами у него отношения совсем не складывались. Он выкинул листок в мусорное ведро.
— Ну-у… До Нового года вы ходили весь такой понурый. У любовных ссор какой-то особый вайб, понимаете? А потом вы как-то расцвели. То ли наладилось всё, то ли новые отношения начались… Недавно у вас, кажется, что-то случилось, но явно не на личном фронте. Теперь опять ходите и во все тридцать два улыбаетесь. Видимо, теперь всё хорошо.
— Страшно с тобой работать. Все секреты мои разгадаешь.
— А вам есть что скрывать?
Она сложила руки на пластиковом древке швабры и опустила сверху подбородок. Сдула со лба выбившиеся из хвоста пряди. Глаза её заинтересованно заблестели.
— Всем есть, наверное… — уклончиво протянул Федя.
— Я уж надеялась на какую-нибудь историю, — расстроилась Лёля. Она выпрямилась. — Секреты я хранить умею. Делитесь, если что.
— Да? А по тебе и не скажешь.
Лёля задохнулась от возмущения. Федя рассмеялся, и ему тут же пришлось увернуться от швабры. Лёля с гневным рвением продолжила мыть полы, и, когда она закончила, Федя взялся за ручку ведра.
— Вызови нам пока такси.
Одевшись, они вышли, закрыли магазин и встали на крыльце. Снег не шёл, но холодный ветер так и норовил забраться под верхнюю одежду. Лёля сунула руки в глубокие карманы пуховика и вся нахохлилась. Как замёрзший воробышек.
— Если вдруг новенький чудить будет — звони, — сказал Федя. — С виду он нормальный, но кто ж его знает.
— Беспокоитесь обо мне, Фё-одор Николаевич? Думала, вы только шутить умеете. Чего хмуритесь, обидно вам? Ну вот побудьте на моём месте.
Федя придвинулся ближе и легонько толкнул её плечом. Лёля толкнула его в ответ. Потом спрыгнула с крыльца в снег, толстым покрывалом лежавший на земле.
— Ты обиделась, Лёль? Прости. Я просто пошутил. Знаю, что ты на самом деле…
Что-то ударило Федю по бедру. От удивления он замолк и посмотрел вниз. На клетчатой штанине остался след от снежка. Остатки его рассыпались по плитке. Лёля расхохоталась.
— Ах ты… Я к ней, значит, со всем сердцем, а она…
Он тоже спустился, присел на корточки и принялся загребать снег, чтобы слепить снежок. Лёля, всё время оглядываясь и продолжая смеяться, побежала за угол здания, в проулок, а потом закричала:
— Такси! Такси едет!
Федя обернулся. К цветочному и правда подъезжала высокая белая машина. Пришлось избавиться от недолепленного снежка и отряхнуть покрасневшие руки.
— Мы не закончили, — предупредил Федя подошедшую Лёлю.
— Я обязательно намылю вам как-нибудь лицо, — кивнула она, направляясь к такси.
— Мне стоит опасаться неосвещённых подворотен?
— И освещённых тоже.
Федя драматично охнул и испуганно схватился за сердце. Повеселевшая Лёля вприпрыжку побежала к машине.
***
Кухню заполнил аромат приправленного мяса, сыра и нагретого молока. Федя нагнулся и заглянул в духовку. На вид лазанья тоже была ничего. Он вытащил форму и прикрыл дверцу. Уже минут через пять должен был подъехать Май. Федя достал из нижнего шкафчика бутылку вина — специально выбирал полегче и послаще — и поставил на застеленный однотонной скатертью стол. Вернулся к лазанье, нарезал и разложил по тарелкам.
Открылась входная дверь — как раз вовремя. Федя выглянул в коридор. Май повесил куртку, пригладил волосы и с нескрываемой радостью сообщил:
— Пятёрка!
— У Шевчука-то? — Федя раскрыл руки для объятий. Май тут же подлетел к нему и дал похлопать себя по спине. — Умница. Трудный экзамен был?
— Трудный. Но на парах у Шевчука иногда и хуже бывало. Он сегодня, видимо, в хорошем настроении. Аж четверым пятёрку поставил. И всего троих отправил на пересдачу.
— Всё равно молодец. Есть хочешь?
— Очень хочу. В общаге перекусил немного, но уже опять проголодался. — Май зашёл на кухню и оглядел стол. — Лазанья?..
— Твоя мама сказала, что ты её очень любишь. Вот и решил приготовить.
— Люблю, — смущённо подтвердил Май.
Спавшая у холодильника Тёма встала, потянулась и, подойдя к Маю, принялась тереться о его ноги. Он опустился на корточки и погладил кошку. Та, прищурив большие жёлтые глаза, замурчала.
— Просто не ожидал, — продолжил Май. — С ней же возни столько… Погоди, ты с мамой моей разговаривал?
— Ага. Мы ещё тогда, на Рождество, обменялись номерами. Она пишет иногда, спрашивает, как у меня дела и не слишком ли сильно ты меня достаёшь. Думаю, догадывается, что мы уже… не просто друзья.
— Вот блин…
Май вымыл руки в кухонной раковине и, отодвинув стул, сел за стол. Федя тоже сел.
— А ты против? — спросил он осторожно. — Ну, чтобы твои родители знали о нас. Они ведь уже знают о твоей ориентации.
— Не то чтобы против… Просто я даже не могу представить, как с ними это обсуждать. Мне раньше некого было представлять, так что… Опыта у меня нет.
Здесь Федя мог его понять. Он рассказал маме о Мае и однозначно хотел бы их познакомить, но пока не представлял, как это всё пройдёт. Не осознает ли она, увидев их вместе, что для неё это уже слишком? Не передумает? И поладит ли с Маем? Феде, конечно, трудно было представить человека, которому может не понравиться Май, но дело ведь не в характере. А что касалось родителей Мая… Не будет ли сам Федя чувствовать себя виноватым, как чувствовал всегда при встрече с родителями своего бывшего?
— Но было бы классно как-нибудь собраться вместе, — сказал Май. — И с твоей мамой я тоже… познакомился бы… Она ведь, как я понимаю, не против наших отношений?
— Не против, — улыбнулся Федя.
Май отправил в рот кусок лазаньи. Федя поднялся за штопором, открыл бутылку и разлил по бокалам вино.
— Ну как?
— Восхитительно. — Май облизнулся и поддел вилкой сырную корочку. — Это и есть моя награда?
— М-м… отчасти. Будем считать, что это бонус. Трудно ведь чем-то на голодный желудок заниматься.
— И то правда, — пробормотал Май.
Он отпил вина. Федя попробовал лазанью. Получилось и вправду восхитительно, даже неожиданно как-то. Готовить он умел, но за что-то сложнее борща или пирожков никогда не брался. Федя поднял взгляд на Мая. Тот увлечённо уплетал еду и понемногу потягивал вино. Когда Май в очередной раз потянулся к бокалу, Федя взялся за свой и предложил:
— Чокнемся?
— За что пьём? — спросил Май, поднимая бокал.
Федя, подумав, сказал:
— За тебя. За твои успехи. Надеюсь, окончив универ, ты сможешь найти работу себе по душе.
Они чокнулись и сделали по глотку вина. Май, отставив бокал, пообещал:
— Я обязательно найду работу. Сразу после выпуска… Или даже раньше. Надо было сразу соглашаться, когда на практике предлагали. Я начну много зарабатывать… и буду тебя обеспечивать.
— Ты — меня? — удивился Федя. — Если уж кто и должен кого обеспечивать, то это я тебя.
— Почему это?
— Ну я ведь старше.
— А я люблю тебя сильнее.
— В смысле? — возмутился Федя. — С чего ты взял?
— Я ведь дольше люблю. Мой цветок любви, — он очертил в воздухе нечто, отдалённо напоминающее растение с двумя большими листками по бокам и пышным цветком на верхушке, — уже окреп, а твой только-только вылез из земли. Очаровательный росточек…
Федя не смог сдержать смешка.
— По-моему, ты уже пьянеешь.
— Есть такое, — согласился Май. — Я, наверное, схожу освежиться.
Он поднялся из-за стола и направился в ванную. Федя убрал остатки лазаньи в холодильник и заткнул пробкой вино. Много пить он в любом случае не планировал. Просто хотел немного… настроиться.
Вернулся Май минут через семь. Подсел к Феде на диван и положил голову на плечо.
— Как себя чувствуешь?
— Нормально. Уже трезв как стёклышко.
— Запотевшее? — усмехнулся Федя.
Он положил руку Маю на бедро. Джинсы были чуть влажными от капель воды.
— Не-ет. Как только что начищенное. Прям с моющим средством, до скрипа. Мне дыхнуть?
— Ну… дыхни.
Май поднял голову. Солнце уже садилось, и в вечернем свете он был по-особенному красив. Федя всегда считал Мая красивым, даже в студенческие годы, когда не видел в нём возможного партнёра, но сейчас он словно заново осознал эту красоту. Простую, нежную и при этом лишённую какой-либо приторности. Май обдал его тёплым воздухом, слабо отдающим вином, и поцеловал. Федя скользнул к внутренней стороне бедра и слегка сжал.
— Пойдём в спальню.
Отстранившийся было Май сдвинул ноги и поцеловал Федю в скулу.
— Мы же не хотим запачкать диван? М?
— Не хотим, — нехотя согласился Май. — Просто вспомнилось, как мы здесь сидели на Новый год… Когда ты ответил на мой поцелуй, я думал, что умру от счастья прямо на этом диване.
— Что ж мне с тобой делать, если ты готов умереть от одного только поцелуя?
— Можно попробовать развить переносимость, — предложил Май.
В спальне Федя включил свет и усадил Мая на кровать. Потом, подумав, потянул его за руку, чтобы он обратно встал. Расстегнул на нём джинсы и сдёрнул вниз.
— Если будет тяжело, обопрёшься на меня.
Май снял свою кофту и неловко застыл у кровати. Федя достал из тумбочки купленные ещё дней десять назад смазку и презервативы и положил на кровать.
— Трусы тоже можешь снимать.
— Ты тогда тоже сними что-нибудь, — пробурчал Май. — Чего я тут один раздетый стою…
Стянув джемпер, Федя откинул его в сторону и подождал, пока Май избавится от своих боксеров. Опустился перед ним на колени, поцеловал в живот и огладил бёдра. Май покрылся мурашками и положил руку Феде на плечо.
— Тогда у тебя, значит, от непрямого поцелуя встал, а сейчас… Алкоголь мешает?
— Ничего он не мешает, — возразил Май. — Просто я сегодня… уже…
Он не закончил. Федя полностью взял его полувставший член в рот. Шумно выдохнув, Май положил и вторую руку на Федино плечо.
— Я же так быстро…
— Ничего страшного, — успокоил его Федя. — Тебе нужно расслабиться.
Федя нашарил на кровати смазку, открыл, выдавил немного и размазал по кончикам пальцев. Подняв голову, он наткнулся на внимательный взгляд Мая, который тут же отвернулся и сделал вид, что рассматривает большую картину с зимним пейзажем на стене. Федя прошёлся по промежности, не пытаясь пока войти.
— Ты сам когда-нибудь пробовал растягивать?
— Чуть-чуть совсем… — Май вновь посмотрел на Федю. Тот слегка надавил пальцем и обхватил свободной рукой стояк. — Я бы лёг. Боюсь на тебя упасть.
Федя кивнул и поднялся. Когда Май улёгся на спину, забавно подобрав к груди руки, предложил:
— Может, ты на бок ляжешь?
Май перевернулся. Потом спросил:
— Так удобнее?
— Ага. Потому что я могу, — Федя снял брюки, устроился рядом и коротко поцеловал Мая, — вот так. Приподними-ка эту ногу… Если будет больно или неприятно, говори.
Он добавил смазки и толкнулся одним пальцем. Май обвил рукой его шею и уставился на него широко распахнутыми глазами. Потом, привыкнув, видимо, к ощущениям, улыбнулся:
— Ты так серьёзно выглядишь. Как будто оперировать кого-то собрался. И сейчас попросишь у медсестры скальпель.
— Спасибо и на том, что я хирургом, а не проктологом, оказался… — пробормотал Федя. — Конечно, я хочу, чтобы тебе понравился твой первый раз. Со вторым я затягивать не планирую. Так что передо мной стоит довольно… ответственная задача.
— С большой силой приходит большая ответственность, — согласился Май.
— Я так понимаю, мне нужно тебя поцеловать, чтобы ты перестал меня смешить?
— Возможно.
Прикрыв глаз, он вытянул шею. И Феде не оставалось ничего, кроме как поцеловать его — с неспешной нежностью, покусывая нижнюю губу, аккуратно толкаясь языком и не забывая при этом работать рукой. Наконец, он начал растягивать Мая уже двумя пальцами, и тот тихо застонал.
— Я не знаю, можно ли как-то измерить любовь, — сказал Федя, и Май открыл глаза. — Может, ты и правда любишь меня сильнее. Но я люблю тебя настолько сильно, насколько могу. Мне кажется, я всегда любил тебя… просто немного иначе. Не так, как сейчас.
— Типа платонически?
— Наверное. А теперь, как видишь, вполне себе эротически.
Май посмотрел вниз, задержал взгляд на натянувшейся ткани Фединых боксеров и пробормотал:
— Вижу…
Он положил руку Феде на грудь, не то огладил, не то ощупал и спустился к животу. Пока ещё плоскому, но уже давно не подтянутому.
— Пресс ищешь? — рассмеялся Федя. — Его там всё равно нет. По осени я хотя бы бегал, а теперь разве что вазы в цветочном таскаю.
— Ты бегал?
— Ага. Если хочешь, можем начать весной вместе на пробежки выходить.
— Было бы классно. — Рука Мая скользнула к рёбрам и легла на спину. — Но тогда не помешало бы… съехаться.
— Съехаться? — переспросил Федя.
Он растерянно моргнул. Эта идея всегда сидела где-то в подсознании, но он никогда не пытался всерьёз её обдумать. Федя даже перестал двигать пальцами — уже тремя. Май спрятал лицо у него на груди и защекотал волосами рёбра.
— Просыпаться в одной кровати, вместе завтракать, ужинать… — задумчиво перечислил Федя. — Смотреть какой-нибудь сериал и потом засыпать в обнимку… Мне нравится. Только у меня есть одно условие.
— Какое? — затаив дыхание, спросил Май.
— Ты должен спать без футболки. Согревать тебя буду я.
— Ладно, — озадаченно согласился Май. — Я не то чтобы мёрзну, просто привык.
— Тем более.
Федя удовлетворённо поцеловал Мая в нос и вновь толкнулся пальцами, войдя до самых костяшек. Горячие тесные стенки стали куда податливей. Он нашарил позади себя презерватив, разорвал упаковку и вопросительно взглянул на Мая. Тот кивнул. Но когда Федя подтолкнул его, чтобы он лёг на спину, и раскатал латекс по своему члену, Май всё равно боязливо зажмурился. Чуть погодя, осознав, что входить Федя не спешит, открыл глаза.
— Расслабься, солнце. Если тебе что-то не понравится, я тут же вытащу, не бойся.
— Я не боюсь. Скорее волнуюсь. Просто… вставь уже.
Федя подложил ему под поясницу подушку, приподнял ноги, устроив на своих бёдрах, и, наконец, медленно вошёл. Май зажмуриваться не стал, только набрал побольше воздуха и выпустил через рот.
— А с виду не такой большой… — пробормотал Май, когда Федя, войдя наполовину, подался назад.
— Ну спасибо, — рассмеялся Федя.
— Ой… Ну, я не о размере, а об ощущениях. Уже как будто весь вошёл, а смотришь — только половина… У тебя… довольно большой. Мне нравится. Не обиж…
Он ойкнул и схватился за Федино запястье. Федя толкнулся ещё раз.
— Больно?
Май мотнул головой. Он скрестил ноги за Фединой спиной и обхватил пальцами свой подрагивающий на весу член. Федя толкнулся ещё раз. Затем ещё раз и ещё раз, с каждым толчком проникая всё глубже. Непривычные, отчасти позабытые, отчасти новые ощущения. Обычно от Феди требовалось минимум движений. Но постанывающего Мая хотелось довести до оргазма именно так — медленно, едва заметно наращивая темп, чтобы потом рывком войти на всю длину, почти вытащить и снова на всю длину…
Кончил Май быстро. Федя огладил тяжело вздымающуюся грудь. Вышел, ответил на поцелуй потянувшегося к нему Мая и лёг рядом. Май повернулся к нему лицом и коснулся члена сквозь латекс. Потом обхватил уверенней и задвигал рукой. Федя, тяжело сглотнув, закусил губу.
— Ты так сексуально хмуришься, когда кончаешь, — с каким-то восторгом в голосе заметил Май, уже завязывая презерватив. — Мне кажется, у меня сейчас опять встанет.
Федя притянул его к себе и обнял. Вспотевшее тело уже начинало мёрзнуть, но липкость никуда не делась.
— На сегодня хватит. Чуть полежим и в душ пойдём.
— Вместе? — уточнил Май.
— Если хочешь.
— Хочу.
Май выбрался из объятий, свесил с кровати ноги и, пошатываясь, встал. Федя тоже поднялся и, придерживая за плечи, довёл его до ванны. Май присел на широкий белый бортик и уставился в ожидании на Федю. Тот закрыл дверь и сказал:
— Залезай внутрь.
Они забрались в ванну. Федя снял со стойки душ, включил тёплую воду и вымыл руки.
— Волосы уберёшь? Или, может, помыть тебе голову?
Май обернулся через плечо и задумался.
— Помой, — попросил наконец он.
Федя сперва тщательно вымыл всё его тело — когда очередь дошла до нижней части, Май опять начал жаловаться, что у него вот-вот встанет, но этого так и не случилось — и только потом перешёл к волосам. Он заткнул пробкой слив, набрал немного воды и усадил Мая. Сам опустился сзади и направил струи на его макушку, следя, чтобы не попадало на лицо.
— А когда ты новые проколы сделал? — спросил Федя, аккуратно убирая пряди за уши. — Насколько я помню, на первом курсе у тебя по одному на каждом ухе было.
— Эти два — летом перед вторым курсом, — Май коснулся колечек на правом ухе, — а штанга недавно появилась, в сентябре. Надеюсь, на работе не придётся снять.
Федя выдавил шампуня и принялся намыливать потемневшие от воды корни. Май запрокинул голову и блаженно прикрыл глаза.
— А первые два прокола я на первом курсе сделал, да… В ноябре, кажется. Что-то вроде вызова себе — выбирал между синими волосами и пирсингом. Проколол, а потом боялся, что тебе не понравится. А ты даже не сразу заметил. Когда наконец заметил, сказал, что мне очень идёт. Типа придаёт слегка бунтарский вид… как-то так. И я решил потом сделать ещё. — Он замолк и посмотрел на Федю. Тот вытер с его лба пену. — Я и к психологу пошёл из-за тебя. Не помню уже, что мы обсуждали, но ты сказал, что уважаешь людей, которые умеют заботиться о своём психическом здоровье. Я года два ходил. Помогло. Хотя ты… помог мне куда больше.
Ещё задумчиво помассировав ему голову, Федя включил воду, чтобы смыть шампунь. Он ведь даже не знал о проблемах Мая, не говоря уже о какой-то поддержке или помощи… И кто ещё из них сильный человек?
— У меня тоже есть условие для нашего сожительства, — сказал вдруг Май.
— И какое же?
— Ты раз в неделю будешь мыть мне голову.
— Ладно, — рассмеялся Федя.