Кто-то открывает секрет мироздания,

Кто-то борется с твёрдостью камня,

Я пряду свою тонкую нить

Flёur — Шелкопряд

К середине дня даже Лёля лишилась привычного энтузиазма. Это был её первый День святого Валентина в цветочном, вчера она работала только утром, не застав вечерний шквал заказов на доставку, и явно переоценила свои силы.

— У нас за эти пять часов было больше покупателей, чем за весь февраль, — пробурчала она, когда очередь наконец рассосалась. — Неужели у нас в городе столько парочек?

— Это ты ещё на Восьмое марта не работала, — усмехнулся Федя.

— Ну всё, я увольня-а-юсь.

— И как же мы без тебя будем? — подал голос Дима.

Новый работник переносил запару стойко. Во флористике он был подольше Феди — помогал родителям с цветочным, пока не переехал, — работал быстро и чётко. Хотя горестно вздыхать, пока клиенты не слышат, профессионализм ему не мешал. Впрочем, как и Феде.

— Как-нибудь, — пробурчала Лёля, перед тем как ускользнуть в подсобку.

Затишье длилось недолго. Уже через минуту зазвенели дверные колокольчики, и в магазин вошёл… мужик. Мужчиной его назвать было трудно — под два метра, широкоплечий, с коротко стриженными русыми, почти серыми волосами и явно разок-другой сломанным носом. Феде аж интересно стало, что за цветы он выберет. Розочку в целлофане? Коробку в виде сердца? Или, может, раскошелится на орхидеи?

— Здравствуйте! — поздоровался Федя, выходя из-за стола.

Покупатель кивнул ему и в какой-то неуверенной позе застыл у холодильника с цветами.

— Вам что-нибудь подсказать?

— Розы у вас свежие?

Голос был грубоватый, но на удивление приятный. Пахло от мужика каким-то лёгким, ненавязчивым одеколоном. К свиданию явно подготовился.

— Конечно, вчера только привезли. Если хотите, чтобы долго стояли, то советую взять, — Федя указал на вазы в углу, — эквадорские. Или вот эти, кенийские.

— А это что? Пионы?

Федя повернулся к готовым букетам.

— Это пионовидная роза. Не самый стойкий сорт, но я могу подсказать, как за ними ухаживать, чтобы стояли подольше.

Мужчина задумался, сложил руки на груди, потом спросил:

— Есть такая же, но… цветом нежнее? Не такая яркая.

— Есть светло-розовая, — Федя зашёл в холодильник и приподнял вазу, — и чуть темнее. И во-от такая. Серединка чуть ярче, как видите.

Он любовно огладил бледно-розовые лепестки, окаймлявшие набитую персиковую сердцевину. Смотрелась «Джульетта» в букете просто восхитительно, хоть из-за цены особой популярностью и не пользовалась. Если у Феди когда-нибудь появится сад, он точно всё ею засадит.

— Давайте последние.

Федя просиял. В цветочный вошёл кто-то ещё, но новым покупателем занялся Дима. Да и посвежевшая Лёля уже вернулась в зал.

— Вам такой же букет сделать, с зеленью? — Мужчина кивнул. — Этот цветок с таким объёмом выйдет дороже, можем взять меньше…

— Ничего. Деньги не проблема.

Букет Федя делал медленнее, чем следовало бы в День святого Валентина, но, пусть цветок хрупкостью и не отличался, с такой красотой хотелось быть предельно осторожным. Даже ласковым. Мужчина особо не возражал и осматривал стойку с открытками.

— В деревянной коробке на столе есть небольшие карточки, специально для букетов. Можете написать свои пожелания… или признание.

Федя поправил матовые веточки эвкалипта — чтобы не торчали и не перетягивали внимание на себя. Мужчина, кашлянув, согласился:

— Давайте.

— Тогда выбирайте, я дам вам ручку. Что касается роз, то их лучше поставить в прохладном помещении, подальше от прямых солнечных лучей…

Попутно упаковывая цветы, он принялся объяснять, где их лучше поставить, как часто менять воду и так далее. Мужчина написал что-то размашистым почерком в карточке, оплатил всё наличкой и ушёл — по выражению лица было не очень ясно, но Федя надеялся, что довольным.

Вскоре Дима отпустил и другого покупателя, продав ему аккуратный букет кремовых эустом, но закрыться дверь не успела. Сперва вошла высокая длинноволосая девушка в чёрном полушубке, вслед за ней — парень в короткой чёрной куртке и тонкой белой шапке. Они поздоровались и, покрутившись у холодильника, почти тут же направились на выход. Может, пионов хотели. Зимой их в «Персефоне» никогда не закупали. Слишком дорогие, а качество такое, что простоят в лучшем случае дня три.

— Вот это красотка, — выдохнула Лёля, когда девушка с парнем вышли.

— Как будто ты хуже, — сказал Дима.

— Ну-у… — Она повертела в обтянутых перчаткой пальцах белую хризантему на коротком стебле и воткнула во флористическую губку. — Есть девушки просто красивые, а есть шикарные. Вот она из шикарных.

— Да ладно тебе, — подключился к разговору Федя. — Это ж как с цветами. Все цветы красивые, но вкусы-то разные. Хотя парни почему-то по умолчанию думают, что девушки любят исключительно красные розы… В общем, для кого-то и ты шикарная. Да, Дим?

Дима, неловко потерев шею, угукнул.

— И сколько же сердец вы уже разбили, Фёдор Николаевич? — покачала головой Лёля.

— Явно меньше, чем ты, — подмигнул он ей.

Потом снова нахлынул народ, и им стало не до разговоров. Когда толпа поредела, Федя увидел знакомое лицо.

— О.

— И тебе привет, — усмехнулся Стёпа. Вместо привычной куртки на нём было пальто, свои рыжие волосы он уложил. Выглядеть стал чуточку старше. И как будто бы счастливее. — Я утром букет заказывал, — он осмотрел стоявшие перед холодильником цветы, — этот вот, кажется.

На рабочем телефоне тогда, видимо, была Лёля, потому что Федя и не знал, что делал букет для Стёпиного бугая. Среди немногих композиций из каталога в соцсетях — Федя куда больше любил импровизировать — Стёпа выбрал «Полночный поцелуй»: крупные алые герберы и скиммия с остроконечными листочками и бордовыми соцветиями, похожими на мелкую-мелкую сирень, в окаймлении тёмно-серой, почти чёрной бумаги. Несмотря на экстравагантное (придуманное Аглаей) название, букет и правда частенько покупали мужчинам.

— Чего не розовый?

— В прошлый раз я выбирал на свой вкус, — пожал Стёпа плечами.

— Где-то рядом встречаетесь?

— Ага. Живёт неподалёку.

Федя подрезал стебли и, отдав Стёпе букет, сказал:

— Я тогда тебе чуть позже напишу, как ухаживать за герберами.

«И розами», — усмехнулся он про себя. Федя и не думал, что у Стёпы получится что-то с тем вышибалой, но мужчина, кажется, был настроен вполне серьёзно.

После обеда время словно бы пошло ещё быстрее, и только к концу затянувшегося рабочего дня Федя осознал, как сильно у него болят ноги и спина. Загрузившись в такси — за руль своей машины Дима садиться побоялся, — они могли только устало молчать. Но Лёля то ли не умела молчать дольше пяти минут, то ли сильно вдохновилась своей идеей и вскоре опять затараторила:

— Пора бы нам раскрутиться. Зря я, что ли, на рекламщика учусь? Надо всерьёз взяться за соцсети.

— Ты вроде увольняться собралась, — напомнил ей Федя.

— Тш-ш! Вечно вы всё портите, Фёдор Николаевич. Правда, Дима? Только и делает, что шутки шутит.

Сидевший спереди Дима издал нечто среднее между «угу», «хм» и смешком.

— В общем, нам нужно заняться соцсетями. Чтобы в непраздничные дни тоже продажи хорошие были. И вывеску на входе поменять надо, эта выцвела уже. Я читала недавно одно исследование…

Федя сперва согласно кивал на её предложения, а потом посоветовал:

— Ты лучше на диктофон запиши. А то я это до завтрашнего утра в мозгу не удержу.

— Ну а мне до старческого склероза ещё далеко. Вам двоим нужно просто слушать и восхищаться моими идеями.

К её несчастью, как раз в этот момент таксист подъехал ко двору вытянутого пятиэтажного дома, и ей пришлось остановить поток своих мыслей. Она попрощалась, пообещала скинуть Диме свою часть за такси, как только доберётся до квартиры, и вылезла наружу, захрустев подмёрзшей февральской слякотью.

— И откуда у Лёли столько энергии? — сказал Дима, когда машина снова тронулась.

— Ну, этим она и нравится… некоторым.

— И то правда.

Следующим вышел Федя. Добравшись до подъезда, он остановился перед домом и попытался отыскать окно их с Маем квартиры. Свет вроде бы не горел. И хорошо.

Он поднялся на третий этаж и открыл дверь своим ключом. Прислушался. Наконец, открыл. В коридоре оказалось неожиданно светло.

— Я ведь сказал тебе ложиться спать.

— А я не послушался.

Май стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу. За спиной он пытался спрятать букет, но получалось не очень.

— Я подумал, будет странно, если флорист, весь день продававший цветы, сам их не получит. Но, как оказалось, я даже не знаю, какие твои любимые, так что, — он протянул Феде светлый букет из мелких кустовых роз, разбавленных веточками белой статицы, — взял по классике. Надеюсь, цветы тебе не надоели за день.

— Спасибо, — выдохнул Федя, забрав букет. — Я в целом все цветы люблю. А если бы они могли надоесть мне за день, я бы с ними не работал. Хотя… наверное, гортензия — моя слабость. И пионовидные розы… Но и обычные я люблю. Если так подумать, то мне цветы и не дарили никогда.

Федя зачем-то поднёс розы к своему носу — как будто не знал, как они пахнут — и затем вернул Маю, чтобы снять пальто. В груди стало тепло, и тепло это разлилось по всему телу. Федя, сделав особенно удачный букет, любил думать о том, как восхитится им получатель, как доволен будет реакцией дарящий и как потом букет, стоя в чьей-то вазе, будет радовать глаз. Он видел в этом свою маленькую миссию — сделать чей-то день лучше. Но Федя и не знал, что получать цветы настолько приятно.

— А я ведь и не приготовил тебе ничего. Думал, завтра…

— Ничего, — отмахнулся Май. — Ты сначала есть или в душ?

— Есть, — ответил Федя.

Он вообще предпочёл бы сразу в кровать, но на голодный желудок уснуть будет трудно. И прижиматься во сне к чистенькому Маю своим потным телом не хотелось.

— Еда на столе, но её, наверное, подогреть уже нужно.

Май понёс цветы в спальню. Федя поплёлся на кухню. Отчаянно борясь с зевотой, он поел котлет с пюре и поплёлся дальше, в душ. Вода его немного взбодрила, но сопротивляться зову кровати он всё равно был не в силах и, зайдя в спальню, тут же упал рядом с Маем.

— Выключишь свет?

— Нет.

— В смысле? — не понял Федя.

— Ляг на спину.

Федя, всё ещё пребывая в недоумении, перевернулся. Но Мая опять что-то не устроило. Судя по тому, что на нём всё ещё была его длинная белая футболка, спать он пока не собирался. Май сел у Фединых ног и попросил:

— Подвинься выше. Или лучше вообще сядь.

— Зачем это?

— Мне места не хватает, — краснея, пояснил он.

— Боже мой, Май, меня же вырубит в процессе, — простонал Федя, начиная осознавать, что он задумал.

— Ничего страшного. Тебе и двигаться не надо. Просто лежи и получай удовольствие.

— Двигаться не надо? — уточнил Федя. — Ладно. Тогда не буду.

И, посматривая на озадаченного Мая, продолжил лежать на спине с раскинутыми в сторону руками.

— Но у меня же тогда не получится…

— Можешь развернуться, — предложил Федя. — К лесу передом, ко мне задом.

Сперва Май идею не оценил. Но, оглядев снова не очень-то длинную кровать и неподвижного Федю, всё же повернулся к нему спиной. Перекинул одну ногу, аккуратно опустился ему на живот и, наклонившись, опёрся на руки. Федя не удержался и огладил замаячившие перед ним бёдра, кончиками пальцев забираясь под ткань чёрных боксеров. Белый верх, чёрный низ. Официальненько.

— Не тяжело? Можешь опуститься, если что. Как там было в той нашумевшей рекламе… «Пересядь с иглы мужского одобрения на мужское лицо», да?

Май затрясся от смеха.

— Вот теперь тяжело. — Он одной рукой потянул Федины трусы. — Приподнимись хотя бы…

Справившись с бельём, он придвинулся ещё ближе к Фединому лицу. Футболка защекотала живот. Федя почувствовал, как губы Мая обхватили головку и двинулись ниже. Он хотел было помочь себе рукой, но, покачнувшись, поставил её обратно.

— Неудобно… — пробормотал Май, отстранившись. — Можно я на тебя лягу?

— Ложись.

Май перекинул ногу — Федя любезно придержал его, чтобы он не свалился на пол — и лёг наискось. Он заворочался, скрутил волосы в жгут, тут же, впрочем, рассыпавшийся, и вернулся к своему занятию. Остановился, согнул в коленях свесившиеся с кровати ноги и продолжил.

— Аккуратней… с зубами.

— Прости, — виновато отозвался Май.

— Ничего. Ты молодец.

Приноровившись, Май взял глубже, и Федя застонал. Пальцы тугим кольцом обхватили ствол. Федя сжал в руке простынь и прикрыл глаза. Оказывается, после шестнадцатичасового рабочего дня, плотного ужина и горячего душа минет чувствуется как-то особенно приятно.

Вдобавок к сладкой усталости по телу разлилась лёгкая слабость. Федя потянул за футболку.

— Солнце, я сейчас…

Отстраниться Май не успел — или просто не захотел.

— Ты же не проглотил, надеюсь? Иди сюда.

Федя сел, взял с тумбочки салфетки и дал Маю сплюнуть. Приведя в порядок и себя, откинулся на кровать, притянул Мая, крепко обнял и уткнулся в светлую макушку.

— Мне надо свет выключить, — запротестовал Май, но вырываться не стал — наоборот, устроился поудобней.

— Тёму попроси.

— Она даже не в комнате.

— Тёма-а, — позвал Федя. — Кс-кс-кс.

Он прислушался. Пока было слышно только сдавленные смешки Мая. Федя позвал ещё раз. Раздался глухой топот. Тёма протиснулась в приоткрытую дверь. Осмотрелась. Не увидев ничего интересного, развернулась и пошла обратно. Длинный пушистый хвост медленно исчез в темноте проёма.

— Вот блин.

Май уже хохотал в голос. Он выпутался из Фединых объятий, сел на край кровати и, отсмеявшись, отошёл в ванную. Когда вернулся, выключил свет, и комната погрузилась во тьму. Май улёгся и накрыл их обоих сдвинутым к бортику кровати одеялом.

— Так хорошо.

— Хорошо, — согласился Федя. Он погладил Мая по голове и убрал его волосы за ухо. — Спасибо за подарок. И за цветы, и за… Мне очень приятно.

— Я рад, что тебе понравилось, — тихо отозвался Май.

Вскоре он размеренно засопел. Федя, сонно вглядываясь в силуэт стоящей на столе вазы с букетом, водил пальцами по спине Мая. На душе в кои-то веки было совершенно спокойно.