Здесь жарко. Чертовски жарко и Дину это не нравится — он морщится, протирает лоб ладонью и тяжело вздыхает. Воздух сухой и горячий. Дин вновь морщится.

Он проснулся черт пойми где, черт пойми как — хотя до этого четко помнил, как заснул под боком Гаары.

Здесь его, почему-то, звали Луисом, а еще ему было искренне интересно, когда он. Предположения, отчего-то, были не утешающими — как минимум лет двести назад, если не больше.

— Луис, милый, закрывай окна и наполни ведра водой, скоро наступит ночь, — кричит какая-то женщина, которая назвалась его матерью. Дин ведет плечом, но на улицу выходит.

Бред, какой-то бред. Он пытался ущипнуть себя, и лишь убедился, что не спал. И ему не было труда понять, что это было не его тело — множество отличий, начиная от нехватки каких-то шрамов, заканчивая длиной волос. И, возможно, возраст тоже отличался.

Он ощущал себя подростком.

Зеркал в округе не было, так что убедиться было сложно, но в отражении воды (размытом, но все же), он мог подтвердить свои догадки.

Это было не его тело. И оно было гораздо, гораздо моложе. Лет семнадцать, плюс-минус. И Дин не мог понять, отчего же он проснулся в его теле. А еще он искренне надеялся, что этот Луис не очнется в его теле, особенно если рядом будет Гаара (а он будет, потому что Гаара всегда дожидается, когда Дин проснется, прежде чем уйти, будто бы сторожа его сон), потому что Гаара может…

…

Дин не знает, как может отреагировать Гаара, но он сомневается, что его реакцию можно будет назвать положительной. Парнишка, наверное, умрет от страха, особенно учитывая то, в какой странной деревне он рос.

За то время, что Дин тут провел (чуть больше шестнадцати часов, наверное), успел он узнать достаточно много. По большей части из-за того, что жители тут были весьма и весьма говорливые.

— Ночь скоро, демон может прийти по наши души, — говорила мать этого тела, и Дин кивал болванчиком.

Вода, которую ему говорили принести, даже не была святой. Это была обычная вода, но отчего то эти люди думали, что она им поможет. Сказать по правде, Дин со скептицизмом относился в их рассказам, однако кое-что все же заставляло его напрячься.

— В соседней деревне, совсем недалеко от нашей, демону предложили жертву, — рассказывал старик, живший рядом, — это не помогло. Демон утопил в крови всю деревню, безжалостно, как он обычно это делает.

Дин попытался выведать что-то более подробное об этом демоне, но ничего не вышло — местные даже его имя назвать боялись, что уж говорить о каких-то там подробностях.

Дин не мог понять, что это за демон и был ли это действительно демон, а не съехавший с катушек ненормальный. Потому что информации было мало. Казалось, будто ее было достаточно, ведь местные рассказывали и рассказывали, байки и ужасы, однако если убрать всю воду из этих рассказов и оставить лишь сухие факты, то информации выходило до смешного мало, а некоторая и вовсе повторялась.

Дин с мрачным выражением лица ставит ведра на пол, гадая, когда же все это кончится. Ему бы по-хорошему выход искать, да только у него даже представления не было, откуда искать. Он пытался позвать Гаару, но ничего не вышло.

Дин попал в крайне сомнительную ситуацию, чего уж там.

Дин освещает воду (одними только молитвами, потому что креста или чего-то подобного под рукой не было по понятным причинам), и надеется, что это поможет. Потому что благоразумно сидеть всю ночь в доме (как говорила делать мать этого тела) он намерен не был. Дин хотел выбраться и как можно скорее, а если не мог — то хотя бы занять себя чем-нибудь. Например, старой-доброй охотой.

В конце концов, он был в этом хорош. Практически с самого детства занимался охотой на различных тварей, так что не видел причин почему здесь он не мог делать также. Даже если подручных средств не было и он, по сути, шел в лобовую атаку без всего (“святую воду” сложно было назвать оружием, Дин даже уверен не был, что она поможет).

На всякий случай он берет с собой нож. Мало ли, вдруг это не демон даже, а безумец какой.

И, когда все в деревне засыпают (включая и мать Луиса), Дин выбирается на улицу.

На улице было темно, тихо и холодно. Особенно с толку сбивало последнее — потому что днем было достаточно жарко и Дин не ожидал, что температура упадет так… ощутимо. Он ежится и фыркает, ведет плечом.

Дин оглядывается.

Он ни за что не признается, даже самому себе, но отчего-то желудок сжимался. Дин чуть морщится. Испытывать страх он не любил, но без страха тут было не обойтись. Он так или иначе боялся (с его-то работой, ха), так что этого нельзя было избежать.

Но тут…

Страх был, какой-то, первобытный?

Дин ведет плечом, стараясь не обращать на это внимание. Он тихо и медленно обходит деревню, в поисках хоть чего-то, но не находит — улочки все так же оставались пустыми и тихими, темными. Было совершенно ясно, что здесь никого не было, но Дин не обманывался — он был опытным охотником и прекрасно знал, что все нужно перепроверять, ведь твари обожают прятаться в темных местах. И их не всегда можно было заметить.

Спустя часа два, а может и больше, Дин устало приваливается к стене одного из домов, садясь на землю. Вздыхает и поднимает глаза к небу, с раздражением на него смотря. Луна, наконец, выглянула из-за облаков, но было бы гораздо лучше, сделай она это раньше — хоть бы освещение какое-никакое было, право слово.

Он выдыхает, трет глаза.

Встает с насиженного места, решая осмотреть все еще раз, на всякий случай. Особенно сейчас, когда есть относительно нормальное освещение.

Конечно, не факт, что тварь объявится сегодня, но Дин… Дин бы предпочел обезопаситься, да.

Дин не сдерживается, зевает. Сетует мысленно на это дурацкое тело, которое, видимо, привыкло, что по ночам оно должно спать, а не заниматься поимкой сомнительных существ.

И только он собирается сделать шаг, как замирает. Замирает и удивленно приподнимает брови, а после щурится, пытаясь разглядеть приближающийся к нему силуэт.

В деревне все спали. Жители слишком напуганы, чтобы выбираться из своих домов прямо ночью, так что… Но Дина смущал тот факт, что силуэт казался до неправильного знакомым.

“Ну нет”, — в неверии подумал он, но до ушей доносился знакомый шорох песка, почти незаметный.

А потом — потом силуэт наконец вышел из тени домой, прямо на лунный свет и Дин замер, как вкопанный.

Он, кажется, даже забыл, как дышать.

Потому что перед ним стоял Гаара. Гаара, но не совсем, потому что такого Гаару он видел пару раз от силы (и не был уверен, что это не сон), и то пару секунд, потому что Гаара приходил в себя быстро.

Перед ним стоял Тануки.

С черной склерой глаз, ярко золотой радужкой и странными трещинами-узорами по всему лицу.

Дышать рядом с ним было трудно. Дин даже если б и хотел сделать шаг назад, не смог бы, потому что… потому что боялся. Это было непривычное ощущение (особенно по отношению к Гааре), но Дин будто бы задыхался рядом с ним.

От него несло смертью. Чем-то зловещим и древним, чем-то кровавым.

Дин не забывал, что Гаара демон. Не забывал, но Дин не мог помнить то, чего никогда не видел — потому что такую свою сторону Гаара никогда ему не показывал.

И в момент, когда его глаза пересеклись с пустыми глазами Гаары (этими жуткими черными впадинами с маленькой золотистой точкой по середине), а на лице его постепенно начинала расползаться совершенно-ненормальный оскал, демонстрирующий острые зубы (чего Дин у Гаары не помнил, разве что клыки были слишком острые, но чтоб все зубы?), Дин дернулся, предчувствуя удар каким-то седьмым чувством.

А в следующее мгновение он резко сел, просыпаясь.

Дин трет глаза, стараясь утихомирить бешено-колотящееся сердце (и понять, где был сон, а где реальность), а когда наконец убирает руки от лица и поднимает голову — сталкивается с бирюзовыми глазами, горящими в темноте.

И вздрагивает.

(Дин не может поверить, что его тело действительно взяло и предало его).

— Это был ты, — говорит Гаара с какой-то странной интонацией в голосе, отчего Дин вздрагивает снова.

И это не может скрыться от глаз Гаары, нет. Дин видит, как тот едва заметно поджимает губы и взгляд у него становится совершенно пустой (такой же, как и во сне, но со странным налетом скорби, чего раньше Дин никогда еще не замечал).

Но спросить ничего не успевает — Гаара исчезает прежде, чем он успел открыть рот.

Все, что мог делать Дин — это смотреть в стену, пытаясь осознать все то, что случилось.

И вопрос “что это за хуйня была?” отказывался покидать его голову.