— Это точно ребенок Уэйна.

— Откуда тебе знать? Ты даже не можешь разглядеть его лица.

Мужчина с насмешкой тянется рукой через плечо Кларка, чтобы ткнуть в символ на груди Супермена, наполовину скрытый мальчиком в его руках.

— Ты думаешь, Супермен проделал бы весь путь до Эфиопии ради «Господина Никто»? Нет, это определенно богатый пацан.

Кларк чувствует себя нехорошо. Фотография смотрит на него со стола: его собственное лицо бледное и суровое, а Джейсон представляет собой красно-белое пятно. Плащ в основном скрывает его личность и худшие из травм — вывернутые конечности и кровоподтеки, скрытые под складками ткани. Кларк помнит их в ужасающих красочных деталях, даже если ему не хочется это делать.

Чья-то тяжелая рука опускается ему на плечо, и Кларк вздрагивает, но только для вида.

— Ты дружишь с Уэйном, не так ли, Кент? Как думаешь, ты мог бы узнать об этом изнутри?

Кларк сглатывает внезапный комок в горле, пытаясь представить, что спрашивает Брюса что-нибудь об этом, но не как обеспокоенный друг. От мысли о том, чтобы превратить боль Джейсона в какое-то медийное зрелище, у него сводит живот.

— Я бы не сказал, что мы друзья, — слабо возражает Кларк. — Я лишь брал у него интервью пару раз.

— Вот именно! — говорит Перри, не обращая внимания на его возражения. — Для Брюса Уэйна это практически дружба.

Кларк думает о Бэтмене, стоящем на коленях в песке, о его отчаянном хриплом голосе, когда он выкрикивал имя Кларка. Думает о слабом пульсе и тишине там, где должно было быть дыхание Джейсона. Думает о Брюсе, карабкающемся за плащом, когда тот соскользнул на песок, и обо всех ужасных вещах, которые он обнажил.

— Так как ты считаешь? — Стив снова наклоняется вперед, внимательно разглядывая фотографию через его плечо. Кларк чувствует исходящий от него жар, слышит ровный стук пульса. — Там действительно кроется какая-то история? Может, какое-нибудь безумное сексуальное дерьмо?

— Стив!

— Что? Да брось, Лоис, сто процентов, что он голый под этим плащом.

— Сыну Брюса Уэйна всего шестнадцать.

Кларк скорее чувствует, чем видит, как Стив пожимает плечами. Он не может оторвать глаз от красного пятна своего плаща.

— И что? Детей постоянно насилуют.

И это так прямолинейно, что у Кларка перехватывает дыхание. Он слышит собственный пульс, стучащий в ушах, слышит эхо рева Брюса: «Он изнасиловал его».

И Кларк знал, что это произошло. Он понял это в тот момент, когда поднял Джейсона на руки. Он был так ранен, весь в синяках и крови, слишком неподвижный и безжизненный. Он был практически голым, когда плащ Брюса соскользнул — леггинсы исчезли, а жилет был порван и испорчен. Запах крови, пота и страха был таким сильным, что Кларка чуть не стошнило. И под всем этим он почувствовал резкую вонь спермы. Это было как удар кинжала, вонзившийся прямо в сердце Кларка — ужасное осознание, понимание того, что именно произошло с ребенком, знание, что кто-то прикоснулся к нему, изнасиловал его. Что есть кто-то, кто может смотреть на ребенка и хотеть причинить ему такую боль. Холодный ужас до сих пор пронзает Кларка всякий раз, когда он думает об этом.

Он знает, что есть много людей, которые действительно этого желают, что подобные вещи случаются постоянно — дети страдают ежедневно и даже Супермен не может спасти их всех. Но все по-другому, когда это кто-то, кого ты знаешь, и этого вообще не должно быть, но это происходит. Все отличается, когда это ребенок, цепляющийся за плащ Бэтмена, когда он впервые встретил его. Ребенок, которому он показал крепость, потому что Джейсон сказал Брюсу, насколько круче Супермен. Все иначе, когда Кларк может представить радостное возбуждение Джейсона и сравнить его с тем опустошением, которое принес ему Джокер.

Потому что Джейсон был таким... На самом деле у Кларка нет слов, чтобы описать, насколько раненым был Джейсон. Когда Кларк осторожно снял порванную маску с его лица, кожа под ней была мокрой от крови и слез, запачканная и опухшая. Когда он снял испорченный жилет, так быстро, как только мог, торс Джейсона был покрыт зловещими синяками. Еще больше синяков покрывало его горло — толстые следы от пальцев и фиолетовые пятна там, где кровь была вытянута на поверхность жестоким ртом, вмятины от зубов виднелись на коже.

Обнажать еще больше ребенка казалось таким неправильным, что у Супермена задрожали руки, но он не мог доставить Робина в гражданскую больницу с риском для тайной личности Брюса. Он обнажил Джейсона перед внешним миром, даже если при этом ему пришлось сглотнуть кислоту, застрявшую в горле. Затем Кларк поплотнее завернул его в свой плащ и прижал к груди. Он был таким хрупким. Ужас Кларка был темной, уродливой дырой глубоко внутри.

Стив не может знать обо всем этом, но когда он говорит на подобную тему так небрежно, у Кларка все равно скручивает живот.

— Определенно есть какая-то история, — говорит Перри. — Супермен не отправится в Эфиопию просто так. Мы едва можем рассчитывать на то, что этот парень появится в Метрополисе, а тут он совершает полет через пол мира?

Рука на плече Кларка сжимается достаточно сильно, чтобы кому-нибудь другому стало бы больно.

— И ты собираешься разобраться в этом, не так ли, Кент?

— Конечно, — бормочет Кларк, хотя шансов на то, что он напишет что-нибудь об этом, меньше, чем никаких. — Я постараюсь.

— Хорошо. А теперь возвращаемся к работе.

Раздается шарканье, когда все отправляются к своим столам, и Кларк чувствует небольшое облегчение в груди, когда толпа позади него начинает рассеиваться. Лоис придвигается ближе, проскальзывая на место, оставленное Перри. Когда Кларк поднимает на нее взгляд, ее глаза прикованы к фотографии, губы недовольно поджаты.

— Что произошло? — спрашивает она, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Ее голос звучит достаточно тихо, чтобы его мог услышать только Кларк. Конечно, она спрашивает. В конце концов, она знает, что это он на фотографии. Кларк больше не может скрывать от нее эту сторону своей жизни.

Он неловко пожимает плечами. На самом деле это не его история, и, кроме того, он даже не знает, что сказать. Как он может рассказать ей, как сильно это на него повлияло, не раскрывая своей дружбы с Брюсом? Как он может рассказать ей что-нибудь, не рискуя раскрыть тайну личности всех участников?

Лоис присаживается на край его стола, чтобы он не мог избежать тяжести ее взгляда. — Это ребенок Уэйна?

— Да, — вздыхает Кларк. — Это он.

— И ты был с ним в Эфиопии, потому что…?

Кларк снова пожимает плечами. Ему не нравится лгать Лоис, но ему также неприятно раскрывать тайну личности Бэтмена, а попытка придерживаться правды только усложнит ситуацию.

— Я был там по делам Лиги, — лжет он. Кларк не может выдержать пристальный взгляд Лоис, поэтому снова опускает глаза на стол, на свои руки, переплетающиеся друг с другом от дискомфорта. — Я услышал, что он в беде, и не мог не помочь ему. Это было удачное совпадение.

Лоис молчит. Трудно сказать, верит она ему или нет, хотя причин не верить нет. Это просто чувство вины Кларка говорит ему, что ложь очевидна в его голосе.

— С ним все в порядке?

Кларк молча качает головой. На самом деле он понятия не имеет, в порядке Джейсон или нет. Он не возвращался в больницу с тех пор, как тот очнулся. Он не хотел вмешиваться. Он знает, что Джейсон выжил после операции, но понятия не имеет, действительно ли с ним снова все будет в порядке. Он не знает, как кто-то может полностью оправиться после такого, не говоря уже о несовершеннолетнем ребенке, и от этой мысли в животе все снова переворачивается.

— Нет, — с трудом произносит он. — Я так не думаю.

***

Интерес СМИ довольно быстро угасает после того, как Брюс делает заявление. Конечно, любимец Готэма всегда представляет собой интересную историю, а его дети тем более, но похищение слишком обычное дело, чтобы стать сенсацией, и Брюс отказывается говорить с прессой о чем-либо большем, так что из истории можно извлечь не так уж много интересного.

Кларк рад этому, а Перри лишь нерешительно критикует его за то, что он не смог добиться интервью. В любом случае Кларк подозревает, что тот и не рассчитывал на это. Не то чтобы кто-то на работе действительно считал их с Брюсом друзьями. Конечно, Кларк не был так осторожен, как следовало бы, в последние несколько недель, но не похоже, что кто-то на самом деле что-то знает о них.

На самом деле Кларк вообще почти не разговаривал с Брюсом с той первой мучительной ночи в больнице. Это не является чем-то удивительным. Супермен предложил присмотреть за Готэмом в отсутствие Бэтмена, и тот неохотно согласился. Кларк воспринял это как предлог для того, чтобы держаться подальше. Да и в любом случае он не мог позволить себе летать туда и обратно в Эфиопию — не с его новой ответственностью в Готэме, не если он хотел сохранить тайну личности каждого в безопасности.

Только по возвращению Брюса в Готэм Кларку наконец удается снова поговорить с ним. Супермен ловит его в одном из многочисленных переулков Готэма, впервые за несколько недель в образе летучей мыши. Вокруг него уже четверо бандитов, стонущих на земле. Рука Бэтмена крепко сжимает горло пятого, он бьет кулаком в лицо несчастного со свирепостью, которая, должно быть, ощущается, как удар кувалды. На секунду Супермен замирает, удивленный тем, что видит его здесь. Бэтмен не предупреждал его, что сегодня вечером будет патрулировать. Кларк на самом деле не знал, что он вернулся в Готэм.

Затем Бэтмен наносит еще один жестокий удар человеку в его руках — человеку, который уже без сознания и, похоже, находится на пути к худшему, — и тогда Супермен приходит в себя.

— Бэтмен?

Тот с рычанием поворачивается к нему. В маске видна только половина его лица, но Супермен может видеть его рот, искривленный в уродливой гримасе. Он не отпускает бандита, хотя тот совсем обмяк в его руках.

Что-то холодное скользит по спине Кларка. — Отпусти его! — рявкает он, хотя обычно ему и в голову не пришло бы выкрикивать приказы Бэтмену. — С него хватит.

На мгновение Супермену кажется, что Бэтмен может просто проигнорировать его. Тот колеблется. Супермен слышит скрип его перчаток, когда его пальцы сгибаются, учащенное биение сердца, напряженные вдохи бандита, которые тому удается выдавить, будучи в крепком захвате. Затем Бэтмен смягчается, его плечи опускаются, а руки падают по бокам, позволяя правонарушителю сползти на землю без сознания.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он тем глубоким рычанием, которое использует, когда надевает костюм.

Супермен подумывает спросить его о том же. Видеть его здесь — неприятный сюрприз. Супермен не будет притворяться, что ему не больно от того, что Брюс и Джейсон вернулись в Готэм, и никто не догадался сообщить ему об этом. Что Брюс и не думал разговаривать с ним после того отчаянного спасения.

Но он не может этого сделать. Не тогда, когда Бэтмен кажется таким нестабильным.

— Ты просил меня присмотреть за Готэмом, пока тебя не будет, помнишь? Я не знал, что сегодня ты будешь в городе.

Бэтмен пристально смотрит. Затем его голова дергается, может быть, в раздражении, а может быть, просто в знак признательность.

Он переступает через обмякшие тела, наступая на бледную руку каблуком своего ботинка. — Теперь я здесь. Ты можешь уходить.

Супермен морщится от такого бессердечного проявления. С Бэтменом всегда была тонкая грань — размытая граница между героем и злодеем. Не только Бэтмен — это то, о чем все они должны помнить, вся эта сила, весь этот контроль. Так легко склонить чашу весов за край. И Брюс, как бы его ни оправдывали, теперь убийца. Супермен не может этого не замечать.

— Не думаю, что мне стоит, — говорит он, когда Бэтмен проходит мимо него. — Мне кажется, я нужен тебе здесь.

— Не нужен, — рычит Бэтмен.

В темноте переулка он — просто еще одна черная фигура, очертания которой расплывчаты. Если бы у Супермена было обычное зрение, он, возможно, даже не смог бы его увидеть.

— Да ладно, ты не можешь сказать мне, что все было под контролем.

Плечи Бэтмена напрягаются. Он не оборачивается. — Они преступники. С ними нужно разбираться.

— Они мелкая шайка, — Супермен спорит. Склизкое, неприятное чувство, скользившее по его позвоночнику, теперь извивается в животе. — Их не нужно избивать до потери сознания. Ты чуть не убил его!

— Если тебе это не нравится, можешь убираться обратно в Метрополис.

— Бэтмен, пожалуйста. Я знаю, ты переживаешь из-за того, что случилось с Робином, но...

Бэтмен разворачивается так быстро, что Супермен знает, что на его месте кто-либо другой не успел бы уследить за этим. Он набрасывается на него, как животное, огромное и разъяренное. Руки хватаются за застежку плаща Супермена, дергая его вперед, и Супермен движется вместе с ним. Ему нравится плащ, и он не думает, что его маме понравится, если придется снова его зашивать.

— Не надо. Не говори об этом. Это не имеет к нему никакого отношения.

— Конечно, имеет, — говорит Супермен гораздо мягче. — Это имеет к нему самое непосредственное отношение.

Он сжимает запястья Бэтмена, осторожно высвобождаясь, но не отпуская друга. Плоские белые линзы маски смотрят на него в ответ.

— Ты злишься. Я понимаю. Но ты не можешь вымещать это на невинных людях.

— Вряд ли они невинны, — рявкает Бэтмен, после чего вырывается из хватки Супермена с достаточной силой, чтобы Кларк автоматически отпустил его.

— Б, это не ты.

— Может быть, я должен быть таким, — одна из его рук сжимается в кулак, как будто он подумывает о том, чтобы ударить Супермена. — Ты хочешь, чтобы это было связано с Робином? Если бы я правильно разобрался с Джокером, ничего бы этого не случилось. Если бы я просто положил конец его жалкому существованию в первый раз, он никогда бы не смог причинить вред Робину, и сотни людей все еще были бы живы.

У Кларка болит сердце. Это так не похоже на его друга. Больно сознавать, как глубоко Джокер вонзил свои когти, как сильно ранил всех их. — Ты не можешь быть судьей, присяжными и палачом. Это не ты. Ты не можешь позволить Джокеру победить.

Удара, которого он ожидал, не последовало, хотя рука Бэтмена дергается, как будто ему приходится сдерживаться, чтобы не пустить ее в ход. Его рот уродливо кривится, и Супермен внезапно рад, что не может видеть его глаз.

— Он уже победил! Он получил именно то, чего, черт возьми, хотел.

— Нет, не получил, — выдавливает Супермен сквозь сдавленное горло. — Робин жив. Джокер больше не навредит ему. И ты можешь быть уверен, что и тебя он не достанет. Ты не убийца, Б.

— Я их не убивал, — холодно говорит Бэтмен.

— Ты мог бы это сделать. Если бы я тебя не остановил.

На это нет ответа, никакого проявления. Бэтмен просто разворачивается и большими шагами выходит из переулка. Супермен устремляется за ним, чувствуя себя не в своей тарелке, но не желая, чтобы Бэтмен оставался один. Кто знает, что он может натворить, если Супермен позволит ему уйти одному, пока он зол и страдает.

— Где Найтвинг? — спрашивает Супермен, потому что Бэтмен редко патрулирует в одиночку, и он хочет, чтобы Дик снял с него ответственность.

— Дома, — последовал грубый ответ.

— Он не патрулирует с тобой?

Голова Бэтмена дергается, как будто он начал оборачиваться, но потом передумал. Напряжение его плеч не ослабевает.

— Ему не разрешено патрулировать Готэм. Он знает это.

Супермен проглатывает свой инстинктивный ответ. Да, он знает, что они поссорились. В курсе, что Дик сейчас чаще всего останавливается в Бладхейвене. Но это было до всего, что случилось с Джейсоном. Зная Дика, он не позволил бы этому происходить без борьбы. И, зная Брюса, он не должен патрулировать в одиночку.

— И он не против, что ты работаешь один?

Бэтмен поворачивается, и Супермен удостаивается еще одного пристального взгляда белых глаз. — Мне не нужно разрешение сына, чтобы патрулировать свой город.

— Хорошо, — неуверенно говорит Супермен, поднимая руки вверх в знак капитуляции. Нет смысла продолжать разговор, когда Брюс в таком состоянии. — Что ж, теперь я здесь. Позволь мне присоединиться к тебе.

Затем, когда Бэтмен просто смотрит на него: —Пожалуйста.

— Хм, — произносит Бэтмен, и Супермен воспринимает это за разрешение.

***

— Разумеется, у нас там будет своя охрана, — говорит помощник.

Супермен кивает, чувствуя себя неудобно и неловко. Это определенно самая трудная часть в жизни супергероя — вся эта дипломатия. Если бы Супермен мог просто делать настоящие героические вещи, такие как спасение людей от пожаров, стихийных бедствий или коварных злоумышленников, Кларк бы точно не жаловался. Но это неизбежная трудность его работы. И это по-своему важно.

— Но никогда не помешает иметь больше для такого мероприятия, — продолжает мужчина, — особенно человека вашего уровня.

— Конечно, — соглашается Супермен, никак не реагируя на комплимент. Он часто получает их, и ему трудно найти подходящий ответ. Существует баланс между самолюбованием и самоуничижением, и Супермен никогда не уверен, найдет ли его. Лучше просто притвориться, что хвалебных слов не было.

Помощник неловко переминается с ноги на ногу. Возможно, Кларку следовало быть более приветливым. Он одаривает собеседника теплой улыбкой, но, похоже, это не снимает напряжения.

— И… э-э-э... я должен предупредить вас, Супермен. У нас в гостях довольно... противоречивый гость.

Это возбуждает интерес Кларка. — Что вы имеете в виду?

Мужчина съеживается, после чего наклоняется вперед, в пространство Супермена, заговорщически понижая голос. — Послушайте, если бы это зависело от нас, это было бы невозможно. Но Иран назначил его своим делегатом, так что мы мало что можем с этим поделать. Теперь нам просто нужно свести ущерб к минимуму.

Он выпрямляется, одаривая Супермена натянутой улыбкой.

— Вот почему мы привлекаем вас. Нам нужно, чтобы вы убедились, что он не совершит ничего безумного.

Холодное чувство страха, словно якорь, опускается в желудок Кларка. Как будто кто-то запустил пальцы ему в кишки и потянул. Его сердце внезапно учащенно бьется, ударяясь о горло. Он слышит шум крови в голове.

— Кто это? — спрашивает он неуверенным голосом.

Помощник морщится. Затем он лезет в папку, лежащую перед ним на столе, и достает глянцевый лист бумаги формата А4.

Супермен наблюдает, как он кладет фотографию на стол, с тем же чувством беспомощного ужаса, с каким наблюдают за тем, как стучит молоток, одобряющий смертельный приговор. Потому что он знает. Он точно знает, чью фотографию сейчас увидит, и не может этому помешать. Это бегущий поезд, и Супермен опоздал, чтобы изменить его курс.

Долгое мгновение он не может заставить себя по-настоящему взглянуть на снимок. Когда он, наконец, опускает взгляд, то видит именно то лицо, которое он ожидал увидеть, улыбающееся ему в ответ.

Это Джокер.

Несмотря на то, что он ожидал этого, холодный шок все равно пронзает его насквозь — ужасный толчок прямо по его позвоночнику. Огромный комок внезапно набухает в его горле. Это... это невозможно. Этого не может быть.

«Он мертв», — сказал Брюс, и Кларк ему поверил.

Как они могли это упустить? Как Супермен мог не знать? Было ли еще одно сердцебиение в той палящей пустыне? Кто-то был жив в разрушенных обломках склада? Супермен был слишком сосредоточен на ноющей пустоте там, где должно было быть дыхание Робина. Кларк не может вспомнить. И казалось настолько невероятным, что кто-то мог выжить в тех руинах, что никто не потрудился проверить.

Тело никто не забирал.

— Я понимаю, — говорит помощник с явным отвращением в голосе. И Кларк не знает, как выглядит сейчас его лицо, но ничего хорошего в нем быть не может. — Поверьте мне, это последнее, чего кто-либо хочет, но мы не можем рисковать... испортить отношения. У Джокера будет дипломатическая неприкосновенность.

Наступает напряженная пауза. Возможно, мужчина ждет, когда Супермен заговорит, но он не может. У него так сдавило горло, что он не может сделать вдох.

— Отчасти поэтому вы здесь, — наконец продолжает он, когда Кларк молчит слишком долго. — Нам нужно, чтобы вы защищали его так же, как защищаете нас. К сожалению, мы не можем допустить, чтобы с ним что-нибудь случилось.

Супермен начинает тупо кивать, прежде чем одернуть себя. Это... он не может этого сделать, не так ли? Когда Брюс узнает (а Брюс определенно узнает, Кларк уверен в этом), он не будет сидеть сложа руки, позволяя Джокеру спокойно уйти. Будет схватка, и Кларк знает, что не сможет ее остановить. Знает, даже не пытаясь, что отговорить Брюса от охоты на Джокера будет невозможно. Может ли Кларк действительно принять сторону Джокера? Сможет ли он на самом деле защитить человека, который изнасиловал сына его друга?

Кларку не обязательно быть отцом, чтобы оценить ужас того, что натворил Джокер. Не обязательно, чтобы это был родной ребенок, чтобы гнев заполнил горло Кларка. Последнее, чего он хочет, это позволить тому, кто изнасиловал ребенка — любого ребенка — разгуливать на свободе.

Но... если у Джокера действительно есть дипломатическая неприкосновенность, Супермен не может позволить Бэтмену убить его. А он его убьет, в этом Супермен уверен. В прошлый раз Кларк ничего не мог с этим поделать, и он утешал себя тем фактом, что Брюс на самом деле не убивал Джокера — не совсем своими руками. Когда Джокер был уничтожен бомбой, Кларк мог притвориться, что его друг не принимал такого решения. Теперь этого барьера не будет. Может ли Супермен действительно позволить Брюсу хладнокровно убивать, невзирая ни на что?

Нет.

Супермен знает себя достаточно хорошо, чтобы понимать это. И Бэтмена он тоже знает достаточно хорошо. Брюс, в конце концов, простит его. В будущем он, возможно, даже поблагодарит его.

Может быть.

А может и нет.

В любом случае Супермен знает, что ему придется с ним поговорить. Вероятно, ему придется сообщить новость, потому что Брюс уверен, что Джокер мертв. Кларк заметил бы, если бы его друг узнал, что это больше не так.

— Хорошо, — соглашается он, и это слово на вкус как кислота у него во рту. — Я сделаю это.

Это будет очень тяжело.

***

— Почему ты здесь? — хрипло спрашивает Брюс. Кларк старается не обижаться на вопрос. Они друзья (в какой-то степени), но поместье Уэйнов закрыто даже для Кларка, и он знает, что вывел Брюса из себя, появившись без предупреждения.

Хотя не похоже, чтобы у Кларка был большой выбор. Если он хочет, чтобы Брюс услышал новости от него, он не может ждать, пока Бэтмен случайно не наткнется на него во время патрулирования. Это должно произойти сейчас, пока Брюс не услышал новость от кого-то другого и не почувствовал, что должен действовать.

Тем не менее, это не значит, что слова даются легко. Брюс воспримет сообщение плохо, и Кларк не может винить его за это.

— Меня попросили обеспечить безопасность иранского делегата на конференции ООН, — начинает Кларк. Может быть, ему следовало сказать прямо, но язык не поворачивается произнести слова.

— Ммм, — вот и все, что Брюс говорит в ответ. Предчувствует ли он плохие новости, Кларк сказать не может.

В этот момент Кларк понимает, что не может смотреть на него. Вместо этого он смотрит себе под ноги, как будто его внезапно дико заинтересовал темный деревянный пол в кабинете. — Ну, защита для него и от него.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спрашивает Брюс. В его голосе слышатся резкие нотки. Подозрение и раздражение слились воедино.

Тогда Кларк поднимает голову. Он не хочет этого, но ему нужно увидеть лицо Брюса. Ему нужно знать, как он отреагирует на известие.

— Это Джокер, Брюс. Джокер — иранский делегат.

Выражение лица Брюса не меняется. Он как будто превратился в мрамор, бледный и совершенно неподвижный. Только мерцание его глаз и учащенное сердцебиение говорят Кларку, что он вообще его слышал. Кларк чувствует себя таким же застывшим. Он должен что-то сказать, может быть, извинения или что-то успокаивающее, но слова словно застревают в горле.

— Это невозможно, — сказано убедительно, без капли сомнения в словах. Голос Брюса такой спокойный, идеально ровный, в нем нет никаких эмоций. — Джокер мертв. Ты, должно быть, ошибаешься.

Отчасти Кларка успокаивают эти слова, хотя он знает, что Брюс не располагает всеми фактами. Он звучит так уверенно, так убежден в своих словах. Кларку больно спорить с ним.

— Может, и так, — осторожно говорит он. — Я могу сказать тебе только то, что сказали мне. У них была фотография.

Челюсть Брюса дергается. — Они могут не знать, что он мертв. Фотография могла быть старой.

— Или он может быть жив, — настаивает Кларк. Он понимает избегание Брюса как никто другой, но важно, чтобы они поговорили об этом — чтобы Кларк донес свою точку зрения. Они не смогут этого сделать, если Брюс будет категорически отрицать. — Послушай, Брюс, если Джокер действительно выжил...

— Он никак не мог выжить в том взрыве, — огрызается Брюс. — Это невозможно.

— Ты лучше, чем кто-либо другой знаешь, что это может быть возможно. Брюс, пожалуйста. Если он мертв, то это не имеет значения. Но если он жив, мне нужно, чтобы ты пообещал, что не пойдешь за ним.

Кларк слышит, как сердце Брюса бешено колотится в груди, видит, как напрягаются его мышцы, когда он пытается контролировать свою реакцию.

— Пообещал, что не пойду за ним? — повторяет Брюс, и его голос настолько холоден, что Кларк почти дрожит. — Если Джокер жив...

— Что?

За долю секунды до того, как они оба повернулись к двери, Кларк видит, как последняя капля крови покидает лицо Брюса, его опустошенное выражение, промелькнувшее, прежде чем он замаскировал его, повернувшись к сыну, стоящему в дверном проеме.

Потому что Джейсон прямо там, с бледным лицом, вцепившийся в дверную ручку так, как будто это единственное, что удерживает его на ногах. Уродливые синяки исчезли, как и повязки. Джейсон выглядит целым и здоровым в мягком оранжевом свете лампы кабинета. И Кларк так до боли рад этому, несмотря на маленькие шрамы, которые он видит на бледных щеках Джейсона, его губах, ползущие по лбу и исчезающие под кудрями. На какой-то безумный миг Кларку хочется сказать ему об этом — хочется заключить его в объятия и дать понять, как он благодарен за то, что с ним все в порядке, что он выздоравливает. Но почему-то ему кажется, что Джейсон этого не оценит.

— Джейсон, — начинает Брюс, делая шаг к нему, но не прикасаясь. Его руки зависают в воздухе между ними.

Джейсон качает головой. Его глаза широко раскрыты. Кларк слышит влажный звук его глотания. — О чем ты говоришь? — спрашивает он.

И Кларк должен был обратить на внимание. Он должен был слушать. Не так он хотел бы, чтобы Джейсон узнал, что человек, который его изнасиловал, все еще жив.

Брюс колеблется. Кларк видит, как он взвешивает варианты, пытаясь определить, как много Джейсон услышал и как много он должен ему сказать. — Джокер...

— Я думал, ты сказал, что он мертв, — огрызается Джейсон. Его голос ужасно дрожит — на грани паники. — Я думал...

Джейсон издает жуткий рвотный звук. Затем он, спотыкаясь, пятится назад, одной рукой закрывая лицо, а другую вслепую вытягивая за спину. Кларк понятия не имеет, как он ожидал, чем все закончится, но точно не так. Все быстро пошло наперекосяк.

Джейсон, пошатываясь, скрывается из виду. Затем Кларк слышит рвотные позывы, натужные и ужасные. Он автоматически делает шаг вперед, но Брюс преграждает ему путь, на его лице холодная ярость. Грудь Кларка сжимается так сильно, что становится больно.

— Просто убирайся отсюда, — рычит Брюс, достаточно низко и грубо, как если бы он был в маске. — Убирайся к черту из моего дома.

Кларк так и делает.