Чимин не покидал ванну. В животе не осталось ничего, что могло выйти наружу, но он чувствовал, что если встанет, то тут же потеряет сознание. Юнги что-то говорил, но он понятия не имел, что именно. Он знал, что ему нужно встать. Он должен пойти туда. Он должен найти Тэхёна. Где бы он ни был, Чимин должен найти его. Он его лучший друг. Чимин не сможет жить, если с Тэхёном действительно что-то случится. Если Тэхён — его милый, простодушный идиот, лучший друг исчезнет, он никогда не сможет простить себя.


Он знал, что не должен был оставлять его одного сегодня вечером. Он знал это и всё равно позволил другим уговорить себя оставить его в покое.


— Чимин-а, возьми себя в руки. Что было написано в тех бумагах?


Да, Юнги-хён не знает. Он последовал за ним и понятия не имеет, что привело его в такое состояние за несколько секунд. Может быть, поэтому он выглядел таким спокойным? Нет, спокойствие не то слово. Он определённо не выглядел спокойным, но и близко не был к состоянию мужчины рядом. Но когда Чимин попытался ответить на вопрос, слова застряли у него в горле, и единственное, что он смог произнести, было сдавленное: «Мы должны идти…», за которым последовала попытка встать.


— Мы должны найти Тэхёна.


Он чуть не упал. Его ноги слишком тряслись, чтобы удержать его. Если бы не Юнги, он снова оказался бы на холодном полу ванны.


Холод. Тэ, наверное, так холодно. Всю ночь шёл дождь.


— Нам н-нужно идти, — снова всхлипнул Чимин, сжимая в кулаке ночной халат Юнги. — Пожалуйста, я должен найти его, хён. Мы должны идти.


Не говоря ни слова, Юнги помог младшему встать и вывел их из ванной.


Чонгука нигде не было видно. Он, вероятно, уже убежал, полагая, что сможет выследить Тэхёна. Хосок явно разрывался между тем, чтобы последовать за ним, и тем, чтобы остаться и помочь Намджуну успокоить старшего члена группы, которого охватила истерика. Хосок расхаживал по комнате с паникой на лице, без следа привычной солнечной улыбки, и увидев Юнги и Чимина, выходящих из ванной, принял решение и выбежал из комнаты.


Джин сидел на кровати Тэхёна, дрожа как осиновый лист, и плакал навзрыд. Он обнимал плюшевую Тату так, словно от этого зависела его жизнь. Намджун пытался привлечь его внимание достаточно долго, чтобы старший образумился, но тот был в том же состоянии, что и Чимин секунды назад, сосредоточенный только на чувствах, бушующих внутри него.


Юнги всегда считал Намджуна самым ответственным среди них. Он, безусловно, заслужил своё положение лидера. Юнги не знал, что бы они делали, находясь в такой ситуации, если бы не Намджун. И Юнги всё ещё не знал, что именно было написано на той чёртовой бумаге, но у него была догадка. От этой догадки кровь стыла в жилах. Когда он был уверен, что Чимин не рухнет на пол, он медленно, с замиранием сердца, подошёл к бумагам, всё ещё сжатым в руках Джина.


Он ожидал предсмертной записки. Это была его догадка. Так было во всех фильмах, и, конечно, он как никто другой должен был знать, насколько не правдивыми были все эти постановки, в которых изображались депрессия и психические проблемы, но именно это имело бы гораздо больше смысла, потому что видеть идеально напечатанные, тщательно продуманные бумаги с завещанием Тэхёна в профессиональном, юридическом стиле было намного хуже, чем видеть предсмертную записку. Было бы не так больно видеть вместо этого поспешно написанные слова. Это всё равно было бы чертовски больно, но сейчас гораздо больнее, потому что это означало, что Тэхён всё тщательно спланировал прямо у них под носом. На этих нескольких бумагах он задокументировал, что его семье больше не придётся беспокоиться о финансах. Это означало, что Тэхён уже давно готовился, и они это не заметили. Или, скорее, Юнги заметил, но проигнорировал и позволил дойти до такого.


Его сердце болело, как и его глаза, из которых теперь ручьём текли слёзы, и горло, которое не могло издать ни звука. Он прекрасно понимал, почему Чимин и Джин-хён были в таком состоянии.


— Ты пытался ему позвонить? — спросил он, и печальные глаза Намджуна ответили ему. Тэхён не брал трубку.


— Один из нас должен остаться здесь, — Юнги удалось вернуть голос, пускай он непривычно дрожал и звучал неуверенно.


Намджун секунду смотрел на него, затем снова на Джина.


— Джинни… — голос их лидера был таким ласковым, что если бы ситуация была другой, Чимин, вероятно, гоготал бы на фоне, делая вид, что это отвратительно. — Тебе нужно успокоиться. Ты меня слышишь? — Джин кивнул головой. — Ты подождёшь здесь на случай, если Тэхён вернётся, хорошо? Кто-то должен остаться, пока остальные будут искать его, а ты сейчас не в том состоянии, чтобы бегать по Сеулу.


Пока Джин слушал, что говорил Намджун, громкие рыдания немного утихли, как и хриплые звуки, но он всё ещё выглядел так, будто был готов закричать в любой момент от боли, которая жгла его сердце. Они не могли больше ждать. Джин знал это и изо всех сил старался взять себя в руки.


Чимин молча, если не считать душераздирающих рыданий, направился к выходу из комнаты. Юнги последовал за ним, положив одну руку между его лопаток, надеясь, что это принесёт ему некоторое утешение. На самом деле он не верил, что в этот момент что-то может утешить их, за исключением целого и невредимого Тэхёна в их объятиях, но он должен был попытаться утешить Чимина, для его же блага. Краем глаза он заметил, как Намджун быстро поцеловал Джина в лоб, прежде чем последовать за ним и Чимином в коридор, а затем к вешалкам у двери.


Юнги не верил в Бога, но всё же молился, чтобы эта ночь имела счастливый конец, а не трагичный, который, казалось, витал над ними.


Чимин всё ещё рыдал, дрожа, когда они стояли в лифте, и это не помогало, потому что все присутствующие хотели делать то же самое, но пытались держаться ради друг друга. Чимин вместо того, чтобы успокоиться, снова впал в ступор, как после того, как нашёл бумаги. Копируя движение их лидера несколько минут назад, Юнги наклонился вперёд и поцеловал Чимина в висок, надеясь, что это хоть как-то утешит младшего и остановит его состояние от дальнейшего ухудшения. Он не стал дожидаться реакции Чимина, выходя из лифта, когда они достигли первого этажа. Есть гораздо более важные вещи, о которых нужно позаботиться, чем проверять, нравится ли тому, кого он любит, проявление привязанности с его стороны.


— Я позвонил нашему менеджеру сразу после того, как мы нашли бумаги. Он привлечёт доверенных людей, — сообщил Намджун.


Они молча кивнули. Чем больше людей будет задействовано, тем лучше. Тэхён мог быть где угодно.


Они вышли на улицу. Шёл дождь. Юнги удивился, увидев, что Намджун протягивает им зонтики. Он не заметил, как лидер брал их, когда они уходили, и Юнги снова был готов поаплодировать внимательности друга к каждой детали. Он также заметил ещё один зонтик. На нём были красочные узоры, делающие его, мягко говоря, очаровательным и подходящим больше для ребёнка, чем для взрослого. Это был тот зонтик, который нравился Тэхёну больше остальных. Юнги надеялся, что у них ещё будет шанс увидеть, как Тэ танцует под дождём, вращая им и широко улыбаясь. Но если это слишком много, то Юнги надеялся, что у них просто будет шанс увидеть его снова.


***



Долгие часы танцев сделали выносливость одним из его важнейших качеств. Жёсткие режимы тренировок наконец-то могут быть полезны для чего-то ещё, чем просто выступление на камеру. Беготня по Сеулу, купающемуся в ночном дожде, безусловно, требовала навыков, и Чонгук был счастлив, что его способность выполнять почти всё что угодно действовала и сейчас.


Он не мог поверить, что в этот час на улицах всё ещё гуляет так много людей. С каждым прохожим, смотрящим на него холодным, осуждающим взглядом, терпение Чонгука иссякало. Он натыкался на некоторых людей, бормотал быстрые извинения и продолжал безумный бег.


Потому что это было безумие. Всё происходящее было безумием.


Чонгук просто хотел проснуться и узнать, что это был всего лишь кошмар, пойти в комнату Тэхёна, обнять его и убедиться, что с ним всё в порядке.


Он бежал так, словно от этого зависела собственная жизнь. В каком-то смысле так оно и было. Как бы банально это ни звучало, его жизнь действительно зависела от этого. Жестокая судьба держала его в своих руках, и если Чонгук не будет достаточно быстрым, достаточно удачливым, он не сможет спасти Тэхёна. И он знает, что если потеряет его, то умрёт. Он не может себе этого позволить, поэтому он бежит.


Пару раз он поскользнулся на мокром асфальте, но это не имело значения. Ничто не имело и не будет иметь значения, пока он не обнимет Тэхёна, пока он не услышит биение его сердца, не почувствует его дыхание, пока не узнает, что старший в безопасности, пока не сможет защитить его от любого зла, которое может поджидать на его пути.


Тэхён должен быть в порядке. Чонгук не знал, что он будет делать, если это окажется не так. От одной только мысли об этом ему хотелось лечь и перестать существовать, но он продолжал бежать. Тэхён нуждался в нём, и даже если его конечности предадут его, он доберётся до него. Чонгук пополз бы, если бы пришлось. Он найдёт его, где бы он ни был. Он не может потерять Тэхёна. Ни сейчас, ни когда-либо. Он найдёт его и приведёт домой, а потом завернёт его в миллион одеял и в свои руки и никогда, никогда не отпустит.


***



Хосок тяжело дышал, стараясь держать Чонгука в поле зрения. Он знал, что ему следовало бы пойти в другом направлении, чтобы покрыть большую часть местности, но беспокойство за младшего заставило его следовать за ним, по крайней мере, какое-то время.


Не поймите его неправильно, он так сильно беспокоился за Тэхёна, что чувствовал себя больным. Он с радостью посвятил бы каждую частичку себя поиску Тэхёна, чтобы убедиться, что он в безопасности, но Чонгук был безрассудным. Кто-то должен присмотреть за ним, иначе он может натворить что-то такое, о чём потом будет жалеть. Кроме того, если кто-то сможет найти Тэхёна — Хосок молился, чтобы кто-то это сделал, — то Чонгук наиболее вероятный кандидат. И если он найдёт его, то Хосок будет рядом.


Всё было возможно, но Хосок не мог избавиться от ощущения, что никто из них не сможет найти Тэхёна. И как теперь он понял, его предчувствие нельзя игнорировать. Проклятье! Если бы он следовал своим чувствам раньше, в тот вечер, ничего из того, что происходит сейчас, не случилось бы. Если бы они не оставили Тэхёна одного после их разговора во время ужина, возможно, он был бы сейчас с ними, а не где-то там, скитаясь вокруг.


Или хуже.


Хосок не мог заставить себя даже подумать о том, в каком состоянии сейчас находится Тэхён. Он не может смириться с мыслью, что, возможно, уже слишком поздно, что они безрезультатно будут бегать по Сеулу только для того, чтобы получить телефонный звонок, который разобьёт их сердца и отнимет оставшуюся надежду — надежду, которая у него ещё есть. В конце концов, он Джей Хоуп. Он здесь, чтобы дарить людям надежду. И пока он может, и даже дольше, он будет дарить надежду и сам сохранит её.


Только одна вещь заставляла его бегать по улицам следом за Чонгуком.


Надежда.