День 19-ый

— Как, черт возьми, это произошло? — закричал Юнги, хватая свой недоеденный бутерброд и швыряя его через всю комнату, наблюдая, как хлеб с маслом разлетается по стене. — Что за люди у вас работают?

— Юнги... — предупредил Намджун, зная, что это бесполезно. Когда Юнги злился, это было плохо. Но когда Юнги злился из-за того, что он защищал, это было совершенно другое дело.

— Я хочу, чтобы тот, кто это сделал, был уволен, — плюнул Юнги начальнику больницы, размахивая телефоном перед лицом оскорбленного мужчины, чтобы тот мог хорошенько рассмотреть, что сделали с Джином, пока он должен был находиться под защитой в этих стенах.

— Конечно, сэр, — пытался успокоить его доктор, но Намджун мог сказать по его позе, что он был напуган маленьким разъяренным человеком перед ним. Размер Юнги не имел значения, пока он мог подать в суд. — Я обещаю вам, что мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти ответственного за это.

— Вам лучше сделать это.

— Хен, прекрати, — вздохнул Намджун, наконец решив, что хватит, и поднялся со стула, чтобы положить руку на плечо Юнги. — Ты высказал свою точку зрения.

— Действительно? — Юнги продолжал кипеть, и теперь Намджун был тем, кто смотрел на страницу Твиттера на экране телефона. — Ты видел, что они с ним сделали?

Намджун видел. Намджун был первым, кто получил сообщение от Седжина. Он открыл страницу, и это было прямо там: самый популярный пост в мире — фотография Джина, крепко спящего в своей якобы частной больничной палате, запечатлевшая каждую часть его лица и выставившая его на всеобщее обозрение.

— Я хочу, чтобы его перевели в другую больницу, — объявил Юнги, наконец убирая телефон и поворачиваясь к доктору, скрестив руки на груди и расправив плечи.

— Сэр, я уверяю вас, что ничего подобного никогда не произойдет...

— Нет! У вас есть обязанность заботиться о нем, и, когда мы привезли его сюда, вы пообещали, что будете защищать его личность и уважать его частную жизнь. И вы потерпели неудачу. Так что мы отвезем его в другое место. Куда-то, где будут работать лучше, чем вы, гребаные идиоты!

С этими словами он ушел, хлопнув за собой дверью с соответствующим громким звуком и оставив Намджуна с крайне испуганным и взволнованным начальником больницы.

— Извините, — искренне произнес Намджун. — Он … в данный момент он находится под большим давлением и не очень хорошо справляется с эмоциями. Он правда хороший человек. Он просто защищает.

— Я понимаю, — согласился доктор. — Но, мистер Ким, я действительно думаю, что это лучшее место для Сокджина, чтобы пройти курс лечения.

Намджун кивнул, поднимаясь со своего места с гримасой на лице. — Наверное, вы правы. Но Юнги-хен тоже. В этой больнице произошла брешь в системе безопасности, и теперь изуродованное лицо моего друга гуляет по всему интернету, хотя он сам еще не смирился с этим. Так что мне жаль, но мы переводим Джина сегодня днем.

Он потянулся к дверной ручке, пальцы уже сжались вокруг металла, прежде чем он повернулся к мужчине в белом халате с очками, сидящими на кончике носа.

— Пожалуйста, поймите. Я должен защитить его.

Он едва не добавил: «Как однажды я уже не смог», — но это было слишком. Вместо этого он просто ушел.

***

— Чим!

Чимин обернулся с места, где он разговаривал с Намджуном возле машины скорой помощи, и увидел Джина, лежащего на каталке в задней части машины, слепо протягивающего руку, пока его голова моталась по подушке.

— Иди, — сказал ему Намджун. — Позвони, когда доберетесь.

Чимин кивнул и взбежал по металлической лестнице, чтобы парамедики могли закрыть за ним двери. Он взял руку Джина, чтобы остановить ее безумное блуждание, когда пальцы бесполезно хватались за воздух, и сжал ее так сильно, как только мог.

— Я прямо здесь, хен.

Джин повернул голову на звук голоса, и Чимин снова вспомнил, насколько тот беспомощен без глаз. Опухоль вокруг них спала после операции на веках, а ожоги начали покрываться коркой, зарубцовываться и затвердевать. Они причиняли ему сильную боль каждый раз, когда он двигался. Капельница с морфием всегда была на самом высоком уровне, но врачи сказали, что это хорошо. Они сказали, что он исцеляется. Как будто кто-то может должным образом исцелиться от подобной травмы.

— Почему мы уезжаем? — прохрипел Джин, свободной рукой смахивая струйку липкой слизи, образующую грязный водопад из одного его глаза. — Почему я не могу остаться здесь?

Двигатель издал низкое ворчание, когда ключ повернулся в замке зажигания, и Чимин был вынужден отпустить протестующие пальцы своего хена, пока пристегивал ремень безопасности. Зажим едва успел скользнуть в гнездо, прежде чем Джину удалось снова найти его руку.

Это была одна из самых душераздирающих вещей. Джин ненавидел, что не может держать кого-то из них за руку. Ему было неприятно думать, что он один. Единственное, что он видел, была чернота, иногда тени и вспышки света, которые, по словам врачей, могли быть признаком возвращения его зрения, но это оставляло его в панике, изоляции и постоянной жажде физического контакта.

— Почему мы уезжаем? — упрямо твердил он, сжимая руку Чимина своими обожженными пальцами.

Чимин молча проклинал свою неспособность вспомнить, что Намджун велел ему сказать, если всплывет этот конкретный вопрос. Они не осмелились рассказать Джину, что произошло, что его изуродованное лицо было на всех электронных устройствах в мире, и поэтому им пришлось придумывать какую-то реалистичную историю.

— Они переводят тебя в частную больницу, — сообщил он, потирая большим пальцем потрескавшуюся кожу руки Джина. Чимин не хотел лгать и не знал, почему именно его выбрали, чтобы поехать с хеном, когда он был худшим лжецом из всех них, но он в любом случае был здесь. — Это просто для того, чтобы дать нам больше пространства на случай, если фанаты узнают, где ты находишься.

Лоб Джина наморщился. Он потерял брови — они были опалены во время нападения — так что это была просто его кожа, сморщенная складками замешательства. И Чимин знал, что его хен мог сказать, что в его словах нет и доли правды, даже не имея возможности взглянуть на тусклый румянец на его щеках.

— Почему ты лжешь мне?

— Я не лгу, хен.

— Что случилось? — настаивал Джин, тон стал жестче. Его ногти слабо впились в запястье Чимина, требуя объяснений. — Что ты мне недоговариваешь?

— Хен, пожалуйста... — взмолился Чимин, — просто подожди, пока мы не доберемся до туда. Потом я расскажу тебе, обещаю.

— Скажи мне сейчас, Чимин.

Чимин. Не Чим. Не Чимми. Не Моти. А Чимин. Джин был по-настоящему зол, раз отказался от прозвища, которое, казалось, прилипло к кончику его языка за последнюю неделю.

— Чимин, я все еще твой хен, так что скажи мне, что, черт возьми, происходит!

— Ладно, ладно, — отчаянно успокаивал Чимин, когда кардиомонитор рядом с каталкой начал тревожно сигналить, а парамедик, молча сидевший за головой Джина, поднял глаза с предупреждающим выражением. «Не заставляй его нервничать», — читалось в его взгляде.

Но Намджун сказал ему ничего не говорить, пока они не решат, что делать. Компания удалила оригинальный пост; медсестра, сделавшая снимок, была уволена, и в настоящее время в ее отношении возбужден судебный процесс, но это не остановило сделанные скриншоты или эдиты, которые летали по интернету как сумасшедшие.

Это было повсюду. И комментарии, которые сопровождали посты, сравнения тогда и сейчас, гребаные мемы… Это было отвратительно. И если то, что говорил доктор, было правдой, если зрение Джина действительно имело шанс вернуться, то однажды он должен был узнать.

— Пожалуйста, скажи мне, что происходит, Чимин, — захныкал старший, и Чимин знал, что, если бы его глаза были способны выделять слезы, он бы плакал. — Это тяжело, я ничего не вижу, я во всем полагаюсь на вас, ребята, поэтому мне нужно, чтобы ты сказал мне, что происходит.

Чимин должен подождать, пока не сможет поговорить с Намджуном и Юнги. Он должен подождать, пока они не получат известие от Седжина или, по крайней мере, пока не выяснят, как, черт возьми, должны сообщить своему раненому и тяжело больному хену, что весь мир теперь знает, насколько он ранен и серьезно болен.

— Пожалуйста, Чим...

— Хорошо, — наконец сдался Чимин, наклоняясь вперед со своего места, чтобы он мог погладить волосы, которые каким-то образом все еще умудрялись расти на обожженной голове Джина. — Но мне действительно нужно, чтобы ты сохранял спокойствие, хен. Ты сможешь это сделать?

Джин кивнул, его дыхание слегка сбилось, и Чимин втянул воздух сквозь зубы, опустив голову на грудь, чтобы на короткую секунду успокоиться, прежде чем начать.

— Кто-то сфотографировал тебя, — признался он, сжимая руку Джина обеими руками и молясь всем известным ему богам, чтобы у хена не началась истерика. — И выложил фотографию в интернет.

Он ожидал, что грудь Джина вздымется от неровного вздоха шока или ужаса, или страха, или чего-то еще. Но все, что он делал, это лежал там, тупо уставившись в потолок, не имея возможности видеть. Его палец дернулся между ладонями Чимина, молча показывая, что он хочет, чтобы его донсэн продолжал, и, учитывая, насколько неподвижным он казался, Чимин уступил.

— Это … эм… — как он должен был это сказать? — Фотография набрала много просмотров, хен. Мне так жаль. Мы должны были защитить тебя. В больнице обещали, что не допустят ничего подобного, но это случилось. Поэтому Намджун и Юнги хотели тебя перевезти.

Джин по-прежнему не отвечал. Чимин задавался вопросом, потерял ли он сознание или просто был слишком ошеломлен, чтобы говорить, но его глаза оставались прикованными к грязной белой крыше над ним, пока машина скорой помощи неуклонно катилась к тому, что станет его новым домом на очень долгое время.

— Хен? — Чимин попытался, поднеся руку Джина к своим губам в попытке хотя бы немного утешить его. — Пожалуйста, скажи что-нибудь.

— Что они говорят обо мне? — прошептал Джин, его голос был едва слышен, когда он прохрипел слова сквозь сдавленную грудь и искалеченное горло. — Каковы комментарии?

Чимин не осознавал, что плачет, пока теплая влага не потекла по его подбородку.

— Они удалили пост, хен. Его больше нет.

— Но все говорят об этом, не так ли?

Это был не вопрос, а скорее утверждение, потому что Джин знал, как устроен мир. Он знал, на что похожа их жизнь и как публика и СМИ хватаются за все, что им попадается под руку, чтобы превратить это в слезливую историю, источник вдохновения или просто еще одну причину ненавидеть группу.

— Да, хен. Все только об этом и говорят.

Джин сморщил нос, неловко шмыгая носом, и вырвал руку из хватки Чимина под предлогом вытирания слизи из уголков глаз. Его грудь вздымалась, переполненная эмоциями, и Чимин обнаружил, что его собственные слезы яростно усиливаются, когда его хен перекатился на бок, оказываясь к нему спиной.

— Хен... — умолял он, но Джин проигнорировал его.

Остаток поездки в машине скорой помощи они провели в полной тишине, и к тому времени, когда они подъехали к частной больнице с полудюжиной охранников, ожидавших, чтобы сопроводить их внутрь, старший уже уснул.