Шисуи все еще четырнадцать, когда случается то, что случается. Он косится на блондинистого ребенка со странным кекке генкаем (рты на ладонях, серьезно?) и выдыхает, думая, что ревновать к ребенку совсем уж глупо. И, возможно, в какой-то степени даже низко.

Но он смотрит на этого мелкого засранца, что восседал у Кэйи на шее, и не может сдержать глухой и неприятный прилив ревности. А еще, Шисуи отчетливо ощущает, как дергается бровь. Нет, это провал.

Полный и абсолютный провал, не иначе.

Поначалу ничего не предвещало беды.

Хотя нет, ладно, с самого начало это предвещало беду — взрыв попросту не может предвещать что-то хорошее. Об этом нужно было догадаться с самого начала, Шисуи, ай-яй-яй.

Когда раздался взрыв, Кэйа замер, прислушиваясь, а после резко свернул с маршрута, по которому они шли, в сторону этого самого взрыва. Взрыв, хоть и был небольшой, но являлся достаточно громким, и не услышать его было трудно.

Кэйа шел быстро, будто бы одержимый, и Шисуи даже заволновался слегка. Он прекрасно знал, что у того были странные… заскоки, если можно их было так назвать, поэтому Шисуи имел полное право волноваться, да.

Шли они по лесу, по тропинке, но из-за резкой смены маршрута пришлось пробираться сквозь кусты, чего Шисуи, откровенно говоря, совершенно не оценил. Особенно тогда, когда попадались колючие ветки. Не смертельно, конечно, но приятного все же мало.

Спустя каких-то восемь минут они вышли к речке, где, собственно, и нашелся источник столь любопытного звука.

И причиной звука был… ребенок. Шисуи чуть удивленно приподнял брови, глядя на малыша, который подскочил на ноги и озлобленным волчонком смотрел на них.

И если сначала он хотел было подумать, что ребенок не мог быть причиной взрыва, то потом… Достаточно вспомнить, в каком мире они жили. Здесь нельзя было доверять даже детям, право слово, да и где вероятность, что это не какой-нибудь маленький гений?

Гении пугающие. Уж Шисуи знает об этом не понаслышке. Он рос в таком окружении, если можно было так сказать. В окружении гениев. О, Ками-сама, он сам являлся гребаным гением.

Шисуи тихо выдохнул и посмотрел на ребенка.

Руки его (как и лицо, и одежда), были вымазаны в глине.

— Вы еще кто? — Спросил ребенок, и Шисуи удивился во второй раз — ребенок, хоть и казался по-девичьи милым и изящным, на самом деле оказался мальчишкой.

Явно ребенок шиноби, подумал Шисуи, чуть прищурившись.

— Чего уставился так, смазливый? — Достаточно агрессивно спросил он, зыркнув на Шисуи. Учиха приподнял бровь. Ребенок ему нравился все меньше и меньше. — Хочешь, покажу тебе красоту моего искусства? Было бы лучше, пялься ты на него, а не на меня.

Кэйа, молчавший до этого, внезапно фыркнул, будто пытался сдержать смех.

— Не нужно, парень, мы тебе верим. А твое искусство и тот звук взрыва, который мы услышали, случайно не связаны? — С вкрадчивыми нотками в голосе спросил он, отчего у Шисуи слегка перехватило дыхание.

— Связаны, — хмыкнул горделиво ребенок. — Очень даже связаны. Так вы не ответили на мой вопрос, думаете, я глупый и не замечу этого? Кто вы? И что тут забыли? Шпионы?

Кэйа качнул головой.

— Просто путешественники, — произнес он, мирно приподняв руки. На его губах заиграла странная, будто ностальгическая улыбка.

Шисуи не раз замечал такую улыбку. Еще тогда, в Конохе, она была частым спутником Кэйи — эта странная ностальгия была видна даже в его глазах.

К слову, после ухода из Конохи Кэйа таки снял маску.

Стоит умолчать, наверное, что это привело к очередному мини-инсульту в исполнении сердца Шисуи.

— С трудом верится, — фыркнул ребенок.

Кэйа пожал плечами.

— Хочешь верь, хочешь нет, но в данный момент мы самые обычные путешественники. Идем туда, куда хочется, куда глядят глаза. Ни цели, ни чего-то подобного у нас нет.

Ребенок покосился на него, как-то недоверчиво, но в тоже время, в его взгляде определенно проскользнуло… Любопытство? Шисуи заподозрил неладное. Отчего-то ему не понравилась эта заинтересованность в ребенке.

— И как же вас зовут?

— Я Кэйа, а это Шии-чан, — на последнем слове Шисуи едва не подавился воздухом, — а тебя?

Ребенок прищурился.

— Дейдара.

Вот и познакомились, обреченно подумал Шисуи.

Как выяснилось чуть позже, Дейдара — сирота. Никому не нужный, никем не любимый в деревне сирота. Не любили его по многим причинам и каждую из них Шисуи мог понять абсолютно спокойно: Дейдара был эпатажным фанатиком взрывов, и одна эта фраза уже говорила о многом, если не о всем.

Переживал о нем лишь Цучикаге, но поскольку сейчас того в деревне не было (отправился на собрание каге), ребенок был предоставлен самому себе. И, ощущая, что никому он в деревне не сдался, сбежал (или сбегал) в лес, подальше от всего этого.

Иногда Шисуи был немного в шоке с того, как же дети (да и люди в принципе) быстро начинали доверять Кэйе и за незамысловатой беседой минут в десять каким-то образом успевали рассказать о себе всю подноготную.

Это восхищало и ужасало одновременно.

Кэйа умел располагать к себе людей и делал это очень хорошо. Настолько, что даже этот противный и недоверчивый ребенок невероятно быстро раскрыл ему все что можно, все что он знал.

Кэйа задумчиво посмотрел на Дейдару. И этот задумчивый взгляд Шисуи вовсе не понравился.

— Хочешь отправиться в путешествие с нами? — Спросил Кэйа, сидя на корточках, улыбаясь при этом так нежно и заботливо, что Шисуи…

Шисуи обреченно прикрыл глаза.

Где-то в глубине души он прекрасно знал, к чему все это приведет.

Ох, блядь, мысленно вздохнул он, видя, как загораются глаза Дейдары.

Он его прекрасно понимает. Перед Кэйей устоять было сложно. Вернее даже сказать, невозможно, за редким исключением, так что…

— А черт с ним, всегда хотел всему миру настоящее искусство показать! — Воскликнул малец, на что Кэйа мягко (так ностальгично-нежно) рассмеялся, а после спросил с хитринкой во взгляде:

— А ты когда-нибудь глушил рыбу?

Шисуи замер.

Что?