Кирино был прав, когда сказал, что разговор с Бьякураном займет много времени, потому что так оно и вышло. Говорили они долго. Именно говорили. Даже Кирино.
Он и сам не понял, в какой момент их разговор перестал быть однобоким, когда говорил один лишь Бьякуран. Кирино странно было осознавать то, что ему нравилось отвечать и что-то рассказывать ему.
Бьякурану и самому кажется нравилось, что Кирино начал что-то рассказывать ему. Это было слышно по голосу и Кирино не мог сдержать улыбки, понимая это.
Они говорили где-то пять часов, если не больше, за это время они обговорили, кажется, все, что только можно было.
— А что там по поводу твоего младшего брата? — Осторожно спросил Бьякуран.
Кирино ненадолго замолчал, задумавшись.
— Я…не знаю, — честно ответил он. — Он… странный? И чувства, которые я испытываю, тоже такие… непривычные. Я не знаю.
— Мы можем поговорить об этом подробнее, если хочешь, — предложил Бьякуран и Кирино честно задумался, а после покачал головой, отвечая:
— Нет, не думаю. Может быть потом. Лучше скажи, когда ты собираешься приехать?
— Уже завтра, — довольство так и сочилось из его голоса, отчего Кирино и сам с трудом сдержал улыбку.
— Буду ждать, — искренне произнес он, на что Бьякуран издал какой-то странный звук, будто бы задыхался.
— Любовь моя, нельзя же так внезапно! — Воскликнул он.
— Я сделал что-то не так? — Не понял Гаара.
— Нет-нет, продолжай, — быстро протараторил Бьякуран. Кирино фыркнул.
— Пару секунд назад ты звучал так, будто твое сердце вот-вот хватит удар.
— Тебе показалось, — отмахнулся тот.
Кирино покачал головой.
Поговорив еще немного (в этом случае полтора часа действительно было немного), они наконец распрощались и Кирино сбросил звонок.
Вздохнул.
Если Бьякуран приезжал завтра, то поговорить с Белом и Мукуро следовало уже сегодня, как и покинуть дом Савад.
Конечно, план хоть и не изменился особо резко, но в глубине души Кирино искренне хотел оттягивать этот момент как можно дольше.
Как разговор, так и уход из дома Савад.
С Бьякураном Кирино был честен — он правда не знал, что испытывал по отношению к Тсунаеши или Нане. С Емицу все было предельно просто — его Кирино терпеть не мог, однако с первыми двумя… Он не знал, как к ним относиться.
И не был уверен, хочет ли знать.
Кирино вздыхает.
Почему семейные отношения такие сложные? Было бы в сто раз проще, не смешайся тогда сознание настоящего Кирино и Гаары. Было бы проще, если бы сознание Гаары поглотило сознание Кирино, тогда бы он не был привязан к Тсуне и Нане.
Это было бы легче.
Но не случись смешения сознаний, тогда бы Гаара устроил массовое побоище в Намимори.
Кирино помнил, в каком состоянии тогда очнулся. Крайне неустойчивом.
Что ж, если смотреть с этой стороны, то все что ни делается, то к лучшему.
Но Кирино все равно не мог не думать о том, как было бы легче…
Он вздохнул.
Ситуацию делало хуже еще и его остатки памяти как Гаары. Воспоминания о Темари и Канкуро…
Нет, хватит с него. Кирино точно следует собрать вещи и вернуться к своим безумцам.
На мысли о безумцах он едва не споткнулся. И если первым делом он подумал о Мукуро и Беле, то потом мысли как то плавно перетекли его доморощенному цирку.
Эти придурки же не могли случайно убить Ноно? Да нет, бред. С ними Аида, все должно быть хорошо.
Наверное.
Кирино пару мгновений думает, а после решает, что должен верить в своих подчиненных больше.
Так что он направился к дому Савад, намереваясь наконец собрать то немногое количество вещей, которое взял с собой, и вернуться в Варию.
Хватит с него, загостился.
Размяк.
# #
Вернувшись в дом четы Савада, в котором было на удивление тихо, Кирино без труда догадался, что младший брат вновь ушел на тренировку вместе с Реборном. Вполне возможно, что Скалл ушел вместе с ними.
Учитель был крайне любопытствующей личностью, так что Кирино не удивился даже, будь это действительно так.
Однако он ощущал, что в доме кто-то был. Кто — догадаться было не сложно. Нана и еще один человек, личность которого Кирино называть не хотел. Даже мысленно.
— Нана, — слышит он приглушенный голос Емицу, — Нана, любимая, ну хватит игнорировать меня, ну все же хорошо, чего ты обижаешься…
Нана, до этого что-то напевающая себе под нос, видимо, таким образом пытаясь показать Емицу, что его для нее не существует, замолчала, а после выдохнула.
Кирино тихо облокотился спиной об стену, решая послушать несомненно интересный разговор. Любопытство тихо копошилось у него в груди.
— Наш сын был неизвестно где, — резко отвечает женщина, глубоко выдыхая, видимо, чтобы успокоить бушующий внутри гнев. — Десять лет. Десять, Емицу. В семь лет его забрали и целых десять лет я не видела его, даже поговорить по телефону с ним не могла, а ты кормил меня фразами, что с ним все хорошо. И знаешь что? С ним не может быть все хорошо.
В этот момент она с громким стуком поставила какую-то посуду (кружку, кажется) на стол, грозясь ее разбить.
— Он жив и здоров, — неудачно парировал Емицу.
— Он разбит. Он выглядит как человек, прошедший через что-то ужасное, и ты говоришь мне, что с ним все в порядке? Емицу, я стараюсь не лезть в твои темные паршивые дела. Стараюсь не лезть во весь тот кошмар, который происходит с Тсу-чаном, потому что я знаю, что он под присмотром Реборн-сана, который его в обиду не даст. Да и я сама вижу, что мой младший сын здоров, его окружают чудесные друзья, опять же, благодаря Реборн-сану.
Тон ее голоса становился все более и более опасным, угрожающим.
— Но Кирино? Мой старший сын, которого я не видела десять лет и ничего не могла сделать. А когда увидела, чуть не потеряла дар речи, потому что ты его сломал. Я не знаю, что произошло, куда ты бросил моего сына, но этого я тебе никогда не прощу, Емицу.
Нана тяжело дышала. Емицу молчал, видимо, переваривая услышанное.
Молчал и Кирино, немного пораженный словами женщины, которая… и правда относилась к нему, как к собственному сыну?
Что-то странное будто бы зашевелилось у него в груди.
А дамочка хороша, хихикает Шукаку, выводя Кирино из этого отвратительного состояния. Кирино ни за что не признает, но порой он даже рад, что Шукаку с ним.
— Я подаю на развод, — спустя пару минут тишины раздался голос Наны, полный горечи. — Давно пора было это сделать, зря я тянула. Зря давала тебе бесконечные вторые шансы.
Емицу продолжал молчать.
Кирино вздохнул и тихо двинулся к лестнице, так и оставаясь незамеченным как Наной, так и советником. Продолжать подслушивать разговор ему не хотелось. Он и так узнал более, чем достаточно, и уже имеющаяся информация немного выбила его из привычной колеи.
Кирино не ожидал, что Нана правда считает его своим сыном, своим ребенком. Ему казалось, что женщина притворяется, однако сейчас…
Кирино понимает, что это было не так. Она все еще считает его своим сыном, просто несколько потеряна и шокирована. Она не знает, как к нему относиться, потому что помнит совершенно другим, но искренне пытается подстроиться, познакомиться заново.
Сердце вновь странно сжимается, и Кирино прикладывает к нему ладонь.
Он чувствует себя так… потеряно.
Кирино невольно вспоминает Темари и Канкуро и это делает ситуацию только хуже, потому что его старшие брат и сестра, как бы его не боялись, как бы ужасно он сам к ним не относился, они его не бросили. Они продолжали следовать за ним, продолжали волноваться за него и любить.
Кирино устало прикрывает глаза.
Почему он понял это только сейчас?
Когда уже так поздно.
Он резко выдыхает, трясет головой и быстро складывает немногочисленные вещи. Кирино управляется за каких-то пять минут, что прекрасно говорило о том, что надолго задерживаться он тут не собирался.
У Кирино, так-то, всегда было мало вещей, но если сравнивать с тем, что было раньше… Сейчас у него, определенно, было больше хлама.
И ведь это не он себе что-то покупал или брал, вовсе нет. Это все — подарки от близких людей, которых как-то внезапно стало достаточно много. Как купленные, так и самодельные, многочисленные поделки, порой нелепые, но Кирино все равно бережно хранил их.
Полки в его комнате были забиты различного рода хламом.
Сам Кирино редко что дарил. Только по праздникам, только по каким-то важным событиям.
Теперь, ближе познакомившись с семьей, что-то ему подсказывало, что хлама теперь будет в разы больше.
Он вновь вспоминает о Темари и Канкуро. Интересно, как бы они отреагировали, если бы он подарил им что-нибудь? Наверное, пришли бы в ужас от столь резких перемен.
Кирино тихо усмехается.
Но они были хорошими старшими братом и сестрой.
В голове встает образ Тсунаеши. А ведь Кирино, теперь, тоже старший брат. Стоит ли ему быть хорошим старшим братом?
Взять пример с Темари и Канкуро, как дань уважения. Если он не может вернуться в прошлое, то не будет ли логично строить свое будущее? Исправить то, что еще возможно.
Кирино задумчиво уставился на криво-заправленную кровать брата. Пару минут он смотрел на нее, ни о чем не думая, а после подошел и поправил складки, добившись идеально-заправленного покрывала.
Шукаку в его голове фыркнул со смеху.
Хозяюшка, проскрежетал он. Кирино, не скрываясь, закатил на это глаза, но промолчал. Было сложно даже самому себе объяснить подобный порыв, просто… Он же должен с чего-то начать? Именно в осознанном состоянии, а не тогда, когда только тут очнулся.
Он ведь тогда чуть не убил Тсунаеши…
Кирино покачал головой.
Себе теперешнему, он-тогдашний теперь казался каким-то неадекватным и неуравновешенным.
Ты и остался таким, фыркнул Шукаку и Кирино даже мог представить, как самодовольно эта енотовидная морда подперла щеку лапой.
Кто бы говорил, ответил ему все-таки Кирино.
Охо-хо, кто-то наконец соизволил заговорить со мной, принялся поддразнивать его Шукаку, однако больше Кирино на это не велся, вновь принявшись игнорировать Однохвостого.
Кирино подхватил сумку, в последний раз оглядел комнату. Наверное, нужно было побольше контактировать с Тсунаеши. Конечно, ничего не мешает ему делать это потом… Только вот Кирино не знает, как на их взаимоотношениях отразится Конфликт колец. С учетом того, что они хотели провернуть с помощью этой ребятни, и в целом какое шоу устроить…
Кирино вздохнул.
В любом случае, будь то, что будет. Он не успел особо сильно сблизиться с Тсунаеши, и если тот не захочет этого делать после Конфликта колец, то так тому и быть.
Кирино поудобнее взял сумку и, в последний раз оглядев комнату, наконец вышел из нее.
# #
Тсунаеши ощущает себя максимально уставшим и вымотанным. Тренировки с отцом, который присоединился сегодня чуть позже, это явно не то, о чем он мечтал. К счастью, сегодня отец явно был чем-то обеспокоен и думал о чем-то своем, в итоге поставив вместо себя Базиля, чему Тсуна был искренне рад.
Компания Базиля была в тысячу раз лучше, чем компания отца. Хотя, конечно, Тсунаеши бы предпочел, чтобы он просто тренировался с Реборном, как раньше. Это попахивало мазохизмом, но сейчас, имея представление об альтернативе, Тсунаеши просто хотел вернуться в прошлое и не жаловаться на тренировки с Реборном.
И не то чтобы компания Базиля была неприятной… Нет, Базиль был достаточно интересным человеком, жертвой обстоятельств (и его отца в частности), но было у Тсуны какое-то внутреннее неприятие этого человека.
Возможно, потому что тот был близок к отцу, едва ли им не воспитывался и в Тсунаеши просто играло чувство обиды из-за этого. Отец, который отдал его старшего брата, буквально оторвав от семьи, который бросил их с матерью, воспитывал совершенно чужого ребенка.
Это казалось какой-то несмешной и крайне сомнительной шуткой, но что было, то было.
Не смотря на то, что отчасти Тсунаеши был рад, что отец находится в смятении, интуиция угрюмо намекала на какое-то не самое приятное событие, которое точно не понравится Тсуне.
Это угнетало.
Но не злорадствовать было сложно и Тсунаеши признавал это.
Он устало смотрит куда-то в небо и не хочет думать над тем, что скоро настанет Конфликт колец. Событие, благодаря которому он наконец встретился и познакомился со своим братом. Событие, из-за которого он подставит жизнь своих друзей под угрозу.
Тсунаеши морщится и прикрывает ладонями лицо.
— Хватит валяться, глупый Тсуна, — слышит он сбоку, — маман уже ждет нас на ужин, так что пошли, а не то я все съем.
Тсунаеши вновь убил на тренировки практически весь день, буквально свалившись с ног. У него не было сил встать, право слово, он просто хотел остаться лежать на этой приятно-прохладной земле.
Базиль с отцом уже давно ушли, а Реборн остался, словесно (и временами физически) подпинывая Тсуну.
— Реборн, — выдохнул Тсунаеши, — боссы ведь всегда подвергают жизни своих близких опасности?
Реборн в ответ фыркнул.
— Это мафия, Тсуна. Тут по другому быть и не может, — а после, подумав, добавил: — Но больше веры в них. Как-минимум твой старший брат достаточно опасная личность в кругах мафии, даже я готов признать это. Нет гарантии, что члены твоей семьи не вырастут в таких же монстров.
Тсунаеши фыркнул. Однозначно, у Реборна были свои (сомнительные) методы подбадривания.
— Кирино-нии не монстр, — ответил он, пускай и с отчетливым сомнением. Глупо было отрицать правду, и интуиция звенела об этом, не переставая.
Потому что в Кирино и правда было что-то такое.
Нечеловеческое.
Что-то, отчего порой кровь стыла в жилах, и кожа покрывалась мурашками.
Чудовищное.
— Вот и узнаем, насколько ты прав, — усмехнулся Реборн, на что Тсуна только вздохнул — боя Облаков он боялся больше всего.
Хибари-сан против его старшего брата, которого даже Реборн признавал. Это звучало, как самый страшный кошмар в его жизни.
— Хватит валяться, — пнул его Реборн. Тсуна зашипел недовольно, но в этот раз все же решил послушать своего репетитора, соскребая свое бренное тело с земли.
У него была мотивация вернуться домой. В конце концов, там был Кирино-нии, и Тсуна надеялся, что хотя бы сегодня он сможет провести с ним больше времени.
Но этого не происходит.
Потому что вернувшись домой, на Тсунаеши обрушивается одна новость за другой, и каждая — хуже предыдущей.
То есть, ладно, новости всего две, и одна из них ужасная, а вторая… пятьдесят на пятьдесят. Тсунаеши не знает, как на нее реагировать.
Во-первых, Кирино ушел. Снова ушел.
Тсунаеши на это поджимает губы, стараясь сдержать странную обиду в сердце. Он уже заметил эту до ужаса забавную закономерность — уходил Кирино также тихо и обыденно, как и появлялся. Как ветер. Или песчанки на ветру, как бы иронично это ни звучало.
Тсунаеши благодаря Реборну узнал многое о деятельности своего брата и слухи о нем в мире мафии.
Появляться и исчезать подобным образом явно было в духе Кирино.
Вторая новость была куда более… непонятной. Ка-сан оповестила его о том, что собирается разводиться.
И Тсунаеши не знает, как на это реагировать, потому что с одной стороны он рад, что мама наконец решилась на этот шаг, а с другой он чувствует себя несчастным, потому что видит, как их семья рушится.
На самом деле рушиться она начала уже давно, когда отец отдал старшего брата Варии, а сам перестал видеться со своей семьей.
Тсунаеши устало плетется наверх, готовясь зайти в пустую комнату.
Новость о разводе, а еще то, что Кирино ушел, даже не попрощавшись…
Тсунаеши ощущал себя так… расстроено.
Хоть и понимает, что все это нормально, так и должно было быть, а Кирино и вовсе не обязан никого оповещать о своем уходе, все-таки они друг друга даже не знают толком, но даже с такими доводами Тсунаеши не мог подавить в себе эту иррациональную обиду.
Он заходит в комнату и натыкается взглядом на пустую кровать брата. Такую же идеально-нетронутую, как и все предыдущие разы (Тсунаеши все еще задается вопросом, спал ли Кирино вообще, потому что эти темные круги под глазами наталкивают его на мысли, что нет, он не спал, причем не спал давно), разве что с отличием в том, что в этот раз подушка находилась под покрывалом, а не на нем.
Тсунаеши смотрит на кровать взглядом, полным горечи.
Потому что интуиция тихо нашептывает, что больше такого шанса долго побыть вместе у них не будет.
Он смотрит на эту несчастную кровать, совершенно не догадываясь, что днем Кирино смотрел точно также, тоже думая о своем брате.
Тсунаеши вздыхает, качает головой, а после переводит взгляд и… и замирает, удивленно глядя уже на свою кровать.
Идеально заправленную.
— Ма-а-ам, — кричит он, — а зачем ты покрывало на моей кровати поправила?
Ответ следует незамедлительно.
— Но Тсу-кун, я не трогала твою кровать, — кричит ка-сан с кухни, — я подумала, Кири-чан помог тебе ее заправить.
Тсунаеши моргает.
Моргает, а после начинает ощущать, как краснеют щеки и уши, потому что от картины, как его суровый и безэмоциональный старший брат (которого боялась добрая половина мафии), поправляет покрывало на его кровати, добиваясь того, чтобы на нем не было ни единой складочки…
О, Ками-сама, Тсуне становилось плохо от этой картины.
Но губы все равно расползались в улыбке.
Вопреки смущению, этот жест брата до ужаса согревал его сердце.
Может, они все-таки смогут найти общий язык?
Не сейчас, но чуть позже.
Сердце Тсунаеши вновь загорелось надеждой.