Ублюдок-Юта находится у них без малого две недели и Доффи несколько удивлен, что этот выродок продержался так долго. Первое июля он, наверное, запомнит на всю жизнь и теперь эта дата явно не будет ассоциироваться ни с чем хорошим. Как минимум — самый худший день в его жизни (будущий-он с этого обязательно бы посмеялся, потому что жизнь, как оказалось, невероятная шутница).

За две недели Росинант уж слишком сильно привязался к их охраннику, от чего Дофламинго гневно поджимал губы (едва ли не скрипя зубами от злости) и ощущал, как вздувается вена на лбу.

Роси обожал кататься на руках ублюдка. Роси был маленьким, если он хотел, то делал это без задней мысли. И Доффи скрипел зубами, потому что это было отвратительно. Какой-то жалкий червь смел трогать его младшего брата, катать его, этими своими грязными бактериальными руками.

(Но что-то глубоко в душе говорило, что он просто завидовал. Юта высокий, Юта забавный, от него приятно пахло, но Доффи откидывал эти мерзкие мысли, искренне надеясь, что не заразился от Роси простотой и тупостью).

Этот мерзкий раб его не интересовал, совершенно точно нет. Но, тем не менее, за две недели Доффи каким-то образом умудрился выяснить, что Юта… Что Юта являлся гребаным вице-адмиралом с достаточно громким прозвищем “Шинигами”. И этого факта более чем хватило, чтобы Доффи в неверии сплюнул, потому что, ну, серьезно? Вот это вице-адмирал?

Дофламинго не хотел думать, до чего же скатился Морской дозор.

Дофламинго выяснил, что никто не знал, откуда Юта родом, где рос. Будто бы однажды (три года назад), он просто появился из воздуха, а после оказался на базе Морского дозора, куда, в последствии, оказался принят, и где до ужаса быстро поднялся по карьерной лестнице.

Еще Доффи узнал, что пальцы у Юты были длинные и мозолистые. А еще сильные. И хватали они крепко, что не выберешься, а еще они были холодными и бледными.

Доффи чувствует, как краснеют уши.

Холодные и бледные. Как у смерти. Может, поэтому и Шинигами? Из-за его дурацких пальцев?

Доффи презрительно фыркает. Потей у него ладони, был бы тогда лягушкой.

То, каким образом Дофламинго выяснил столь много любопытных деталей о ладонях ублюдка, вспоминать, если честно, не хотелось.

Как выяснилось, в работу охранника так же входило и купание своих подопечных и это было отвратительно. Дофламинго несколько десятков раз устраивал истерики родителям, но те (в кои то веки, что удивительно) пропускали все его вопли мимо ушей, точно не замечали. Лишь улыбались мило, будто бы все в порядке, будто все так и должно быть.

Зато Росинанта (что, как раз-таки, не удивительно) все более чем устраивало. Роси вообще этому охраннику едва ли не в рот заглядывал, чем изрядно бесил и раздражал Доффи.

Потому что Росинант должен был на него так смотреть. И в рот заглядывать, и слушать во всем. Какого черта его младший брат выбрал в фавориты это… это?

— Мой маленький господин, не хмурьтесь так, а то лопните, — говорит ему Юта и Дофламинго злобно зыркает на него, жаль только, что из-за очков этого было не видно.

Это, к слову, была еще одна причина для ненависти. Дофламинго до невозможности бесился, что только его Юта называет так. Таким снисходительным тоном называет маленьким, зато Роси называет обычным и более чем порядочным “Господин”. Будто это не Доффи старший, а Росинант. Будто бы Доффи ни во что не ставят, принижают, называя подобным образом.

(И Дофламинго бы ни за что не поверил, что в будущем он будет искренне радоваться этому факту).

(А Юта просто про себя тихо веселился с поведения столь взрывного, но смешного ребенка).

— Что, не верите? — Спрашивает он с предельной серьезностью, и не дожидаясь ответа говорит: — А зря, на моей практике такое как-то раз было…

Доффи перебивает его:

— Мне плевать! Я не хочу это слушать, мне это не интересно! — Едва ли не рычит он и Юта послушна замолкает. Доффи не мог этого понять — вроде послушный настолько, что не прикопаешься, но все равно бесит до ужаса.

— Господин Росинант уже оделся. Вам помочь, мой маленький господин?

— Не нужна мне твоя помощь, — бурчит Доффи, безбожно путаясь в пуговицах своей рубашки. Он поджимает губы. Взвешивает все “за” и “против”, и все таки говорит, пересилив себя: — застегни, — приказывает он.

— Как скажете, — Юта опускается на колени и быстро застегивает пуговицы. Пальцы у него длинные, ловкие, и пуговицы в петли он просовывает с такой легкостью, будто бы всю жизнь в этом практиковался.

С такого расстояния хорошо можно было рассмотреть его лицо. Дофламинго радуется, что носит солнцезащитные очки всегда, не снимая даже, а то бы прокололся с таким палевным подглядыванием.

У Юты, однозначно, красивые черты лица. Скулы, форма губ, линия челюсти… Было глупо отрицать, что Юта красив.

Хоть на что-то годен, фыркает мысленно Доффи, и чуть морщит нос, из вредности выискивая какие-нибудь изъяны. Например, мешки под глазами; мертвый взгляд; нос слишком уж курносый (на самом деле нормальный, но Дофламинго жизненно необходимо было придраться); губы сухие, потрескавшиеся, еще и искусанные в придачу, Доффи ставит на то, что они шершавые и неприятные; веснушки какие-то непонятные, бледные-бледные, прямо под темными мешками под глазами.

Доффи отворачивает голову.

Он чувствует, как начинают гореть уши.

Дурацкий Юта.

— Готово, — говорит ублюдок, — вас взять на ручки?

Доффи вздрогнул.

— Даже не вздумай! Я не маленький, и уж тем более не собираюсь кататься на руках какого-то там отброса.

Юта пожал плечами.

— А вашему брату нравится.

— Мой брат — наивный дурачок, — фыркнул Доффи, — но это он сейчас такой, вырастет и поумнеет.

В последние свои слова Дофламинго не верил. Росинант целиком и полностью пошел в родителей — такой же мягкотелый, наивный, и до зубного скрежета добрый. В их семье Дофламинго ощущал себя грязным, отвратительным пятном вонючей гнили, которое портило общий вид. Но он старался не думать об этом.

Потому что все тенерьюбито вели себя именно так. Просто его семья была… совсем уж не от мира сего, вот и все.

— Как скажете, — просто ответил Юта. Доффи покосился на него, фыркнув, и быстрыми шагами направился к выходу из комнаты. Он сразу же услышал тихие шаги за своей спиной.

Юта ходил достаточно тихо, и Доффи очень долго пытался к этому привыкнуть, чтобы расслышать. Иногда получалось, а иногда, почему-то, нет — в такие моменты Юта будто бы возникал из воздуха, чем изрядно пугал Дофламинго, но он в этом не признается.

— Не могу представить, как Роси будет раба выбирать, — говорит он вслух, — лучше бы мне дали выбор, я бы ему хорошего подобрал.

— Но, мой маленький господин, зачем вам новый раб, когда у вас есть я? — Говорит Юта и Доффи на мгновение замирает.

А после, даже не поворачивая головы, едва ли не выплевывает:

— Придурок.

Нет, Дофламинго совершенно точно не нравилось, что в обществе Юты он начинал больше говорить. Это было… неправильно. Потому что зачем ему говорить с этим ничтожеством?

(Однако глубоко в душе Доффи понимал, что в этом доме Юта — единственный, кто его слушает, потому что родители и брат были слишком наивными и чистыми).

Доффи поджимает губы.

Ему это не нравится, совершенно точно нет.

И Юта ему тоже не нравится.