Родителей в свою задумку Дофламинго не посвящал — им знать было незачем, как и Росинанту. Не знала и тетушка Анна. Возможно, как Доффи закончит играть, он обязательно расскажет все тетушке. И, возможно, даже покажет, но там уже смотря какое у него настроение будет.

Единственный, кто знал о его задумке (и то, без особых подробностей, как казалось самому Дофламинго), был Юта. Во-первых, Дофламинго было любопытно, как охранник отреагирует, и он был разочарован его реакцией. Точнее, вообще ее отсутствием — ублюдок выслушивал все спокойно и ни одна мышца на его лице не дрогнула. Глаза же по-прежнему оставались пустыми дырами-безднами, даже когда он занимался разделкой мяса (и это зрелище, вкупе с его мертвым взглядом, вызывало у Доффи странные эмоции, словно бы… словно бы приводя его в восторг).

Во-вторых, Дофламинго просто требовалось хоть с кем-то поделиться своей мыслью — обдумывать все вслух было, отчего-то, гораздо легче, чем мысленно. Почему — Доффи не знал, но компания ублюдка (как слушателя и исполнителя, конечно же), его более-менее устраивала.

Дофламинго кое-как подавил грустный вздох.

Если бы Росинант был хотя бы капельку похож на него или тетю Анну, а не на родителей… Тогда бы Доффи не пришлось терпеть общество Юты, как единственного, кто вообще мог быть рядом.

Потому что Роси бы его игр не понял. Он бы, наверное, и вовсе бы расплакался.

(Интересно, а каким ублюдок был в детстве? Мог ли такой человек, как он, в детстве быть плаксой?)

Доффи поджимает губы.

Он любил брата, правда. Но как бы ни хотел этого признавать, а порой… Порой Дофламинго все-таки чувствовал себя одиноким.

Он поворачивает голову в сторону, глядя на Юту — тот стоит, с окровавленным топором в руке и картина эта кажется Дофламинго до ужаса гармоничной, словно так и должно быть.

— Эй, — произносит он, обращая внимание охранника на себя. — А ты каким был в детстве? Хотя такой, как ты, наверное, сразу таким и родился, — фыркнул Дофламинго, самую малость проклиная себя за то, что все-таки решил спросить ублюдка об этом.

С другой стороны, Доффи просто было любопытно, вот и все.

Охранник моргнул.

— Я… — начал он, а после задумался на пару секунд. Дофламинго, не ожидавший, что Юта действительно задумается над вопросом, подобрался, готовясь слушать, — я был боязливым ребенком, мой маленький господин. Постоянно трясся от страха и очень часто плакал, — но вопреки словам, в глазах у него будто какое-то тепло появилось, что показалось Доффи немного странным, но…

(В этот момент Дофламинго подумал, что такой взгляд — теплый и мягкий, неожиданно делает ублюдка странно-красивым).

Дофламинго мотнул головой, силясь избавиться от глупых мыслей.

— Росинант однажды перестанет быть глупым плаксой? — Спросил он хмуро.

Охранник моргнул, что-то там обдумывая у себя в голове, а после медленно пожал плечами.

— Все может быть, мой маленький господин. Смотря через что он пройдет.

Доффи нахмурился, глянув на Юту.

— И через что же прошел ты, чтобы стать таким?

В этот момент у охранника в глазах промелькнула странная эмоция. Подобной Доффи еще никогда у него не видел, но понять, что это, он не успел — слишком быстро эта эмоция пропала, сменившись уже привычной пустотой в глазах.

И когда охранник уже собирался открыть рот, чтобы ответить, Доффи прервал его:

— Хотя нет, забудь. Мне не интересно, я не хочу знать, — Дофламинго сложил руки на груди, скрывая слегка подрагивающие пальцы рук. На самом деле он хотел бы узнать, ему было интересно, да только… Что-то ему подсказывало, что услышанный ответ ему не понравится.

В любом случае, если путь, по которому прошел ублюдок, сделал его таким, Доффи бы не хотел, чтобы Росинант прошел нечто подобное.

Дофламинго не хотел ломать младшего брата ради собственных хотелок, ну уж нет.

— Заканчивай быстрее, — приказал он ублюдку.

Тот повел плечом. Дофламинго смотрел, не отрываясь, как Юта поднимает руку, крепко держа топор, а после…

А после разрубает отрубленную до этого руку пополам.

Доффи брезгливо морщит нос и лишь радуется, что безмозглый раб уже потерял сознание — слушать его скулеж из-за потери руки было бы невыносимо.

— Приведи ее в порядок, — командует он, — чтобы она выглядела, как обычный кусок мяса.

Юта едва заметно кивнул головой.

— Как прикажете, мой маленький господин.

# #

План Дофламинго был прост и гениален, по его скромному мнению.

У него, помимо нового раба, был еще один — тот самый, абсолютно ненужный кусок мяса. Раб больше ни на что не реагировал, на издевательства не отвечал, в общем, представлял собой максимально скучную пустую оболочку.

Конечно, термин “пустая оболочка” мог бы подойти и его охраннику, да только это было обманчивое впечатление. Даже с ничего не выражающим лицом, ублюдок умудрялся посмеиваться над Доффи. Шутить над ним. И каждый раз, когда это происходило, Дофламинго отчетливо мог наблюдать в его глазах смешинки.

Ублюдок.

Итак, возвращаясь к теме, Дофламинго пришла гениальная идея — раз этот раб обычный кусок мяса, хуже животного, даже, то почему бы… почему бы не скормить его новому рабу? Скормить так, чтобы тот этого даже и не понял.

Но, что более великолепно, всей грязной работой должен был заниматься ублюдок. Отрубать конечности раба, сдирать с кусков тела кожу и в принципе придавать им вид обычного мяса.

А после — когда новый раб все съест, Доффи планировал еще одну игру.

Отпускать он его не собирался, хотя, может быть по окончанию второй игры подумает.

В любом случае, во второй игре Юта принимал не последнюю роль. Можно было даже сказать, что это больше для него была игра, чем для нового раба, но в этом Дофламинго сомневался — все-таки охранник не проявлял никакой жалости и Доффи было интересно, знает ли он вообще об этом понятии.

Дофламинго вздохнул.

Вроде бы ублюдок и был интересным, но тот факт, что он действовал, как бездушная машина, был и плюсом и минусом. С одной стороны, охранник его не боялся и это было интересно — Дофламинго не хотел признавать, но все-таки простого общения, в котором бы его понимали, ему очень сильно не хватало. С другой же стороны, издеваться над охранником как раз по этой же причине было сложно — тот либо не обращал внимание, либо принимал, как данность.

Нормальные люди — те же дозорные, к примеру, тряслись бы еще на моменте, когда им пришлось отрезать конечность тому рабу. Однако Юте было все равно. Более того, создавалось впечатление, словно подобного рода занятием он занимался едва ли не каждый день.

Вопросы касательно его прошлого становилось все больше и больше, и с одной стороны Дофламинго было любопытно (и он это уже даже признавал), а с другой знать подробностей ему совершенно не хотелось.

Вот совсем.

Возможно, когда-нибудь он спросит Юту лично, но явно не сегодня — совсем недавно Дофламинго уже проявил интерес, и снова его показывать ему не хотелось. Ублюдок решит еще, что стал ему совсем интересен, а Доффи этого совершенно точно не хотел.

Надо будет, наверное, потом тетушку Анну расспросить, может она чего знает.

А она точно что-то знает, Дофламинго даже не сомневался — в конце концов, это же была тетя Анна, иначе и быть не могло.

Раба (хотя, теперь правильнее будет назвать его куском мяса) хватает на две недели. Они проходят медленно и лениво, а Дофламинго уже не терпелось увидеть лицо червя, когда до него дойдет.

Юта же практически каждый день методично отрубал по конечности рабу. Живым он продержался только четыре дня, а потом его труп пришлось замораживать, чтобы тот не начал гнить раньше времени.

Второй же раб — который живой, который повар, готовил мясо и съедал его же, даже не задумываясь, не догадываясь.

Дофламинго не мог не радоваться и не восхищаться тем, что он придумал, какую же гениальную идею породил его мозг. Конечно, по-прежнему несколько разочаровало то, что Юта на все это никак не реагировал, но этот факт сглаживали мысли о том, какое же выражение лица будет у раба, когда он поймет.

И, наконец, в конце второй недели этот день наконец настал.

— Мой маленький господин, — говорит ублюдок и Дофламинго приподнимает бровь, — вы приказали оповестить, когда от тела останется лишь одна голова.

Доффи не может сдержать довольной улыбки.

— Отлично, — произносит он, и даже в голове его слышно довольство. — Положи ее на поднос и накрой крышкой.

— Ее… не стоит как-либо обрабатывать, верно?

— Нет. Неси ее в том виде, в каком она находится сейчас, — Дофламинго довольно щурит глаза, чего не видно за темными очками, — я хочу увидеть выражение лица червя, когда он поймет, что именно готовил и ел все это время.