Это был странный порыв, который, конечно же, исчерпал себя достаточно быстро. Юта давно не испытывал такой всплеск эмоций, на самом деле, но он успел остыть к тому моменту, когда дошел до Большой Мамочки. То есть, не то чтобы прямо-таки остыть… Он все еще не мог перестать думать над тем, чтобы бросить все это неблагодарное занятие и уйти на помощь своему проблемному ребенку, ведь, как-никак, до этого самого ребенка еще добраться нужно было.

А Юта был без понятия, где он, что очевидно — никто не собирался разглашать подобную информацию в газетах, чтобы облегчить ему жизнь. Это могло бы навлечь на семью Донкихот волну ненависти. Юта не сомневается, что узнай обычные люди, где в данный момент находится эта семья, ничего хорошего последних ждать не могло.

А зная их гордыню и наивность (последнее особенно сильно касается Хоминга), то ничем хорошим это и так не закончится. Юта ставил, что это «нехорошее» уже началось, поэтому ему следовало бы поспешить.

Оккоцу сомневался, что кто-то в дозоре знал, куда уехала семья Донкихот. Да, была вероятность, пускай и маленькая, но даже если и так, ему точно никто не расскажет. Была надежда на Цуру-сан, но учитывая их близкие отношения, ее точно не посвятили в это.

(Если, конечно, хоть кто-то в дозоре вообще знал, куда переехала семейка бывших тенрьюбито).

В общем и целом, выходило, что одни только поиски его проблемного ребенка могли занять месяцы, если не годы. И думать, что могло произойти в Дофламинго за этот промежуток времени Юте просто не хотелось.

Поэтому он был настроен уйти как можно скорее, даже если это означало разрыв договора и статус предателя морского дозора.

— И из-за чего в тебе столько энергии, Шинигами? — фыркнула небрежно Шарлотта Линлин, сощурив на него глаза. Юта взгляд не отвел. Ему, признаться, было все равно на ее угрозы, он больше не был намерен ждать на этом треклятом острове.

Поэтому, поэтому, он делает то, чего не делал давно.

Юта улыбается и Большая Мамочка закономерно напрягается всем телом, без каких-либо проблем читая в его улыбке явную и ничем неприкрытую угрозу.

— Прошу прощения за то, что внезапно ворвался к вам, Шарлотта-сан, — он слегка кивает головой и смотрит. — Однако, у меня возникли неотложные дела, из-за которых мне нужно уйти. Прямо сейчас.

Шарлотта Линлин смотрит на него недовольно, уголки ее губ слегка дергаются. И дураку будет ясно, что она недовольна этими словами, недовольна этим тоном (и тем, что понимает, что не сможет ничего с этим поделать без ущерба себе), недовольна тем, что Юта в открытую и в наглую что-то требует.

— Ты совсем обнаглел, Шинигами? — тихо спрашивает она. — Что же за дела такие, раз ты готов взять и наплевать на сделку между мной и Дозором.

Юта спокойно отвечает:

— Человек, которого я обещал защищать, в опасности. Мне нельзя больше оставаться тут и тратить время впустую.

— С чего ты взял, что тратишь время впустую? Эта сделка будет полезна Дозо…

— Позвольте полюбопытствовать, Шарлотта-сан, — резко прерывает он Большую Мамочку, отчего ее глаза темнеют. Юта ходит по ужасающе тонкому льду и прекрасно осознает это, но, увы, остановиться не может, делает лишь хуже — склоняет голову чуть вбок, по-птичьи, будто бы пытаясь вывести Шарлотту Линлин из себя еще больше. — Вам совсем не жаль свою дочь?

Эти слова заставляют Мамочку замереть. Она смотрит на него так, будто впервые видит, а после, а после она фыркает, отчего-то развеселившись.

— Моя… моя дочь, — произносит она тоном, который Юте совершенно непонятен, — она совершенно не должна волновать тебя, Шинигами. Тебя больше должно волновать то, что ты можешь стать предателем. Я более чем уверена, что Дозор не отпустит тебя с этой миссии просто так, неужели тебе все равно?

— Дозор еще не знает об этом, вы правы, — Юта, наконец, убирает улыбку с лица (его мышцы лица устали, он не улыбался слишком давно и не собирался больше делать этого еще черт знает сколько), — в моих планах предупредить лишь вице-адмирала Цуру-сан, и все. Итак, я могу покинуть ваш остров, Шарлотта-сан? Мне бы не хотелось тратить время еще больше, особенно на битву.

Большая Мамочка явно хотела что-то сказать, однако так и замерла, уставившись куда-то позади Юты. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, в чем дело — Юта ощущает ворошение в груди, он чувствует недовольство Рики, как свое собственное и, конечно же, она хочет хотя бы одним глазком взглянуть на того, кто им мешает.

И Юта замечает краем глаза, как его тень становится больше, становится тенью-силуэтом его милой мертвой невесты, становится тем, кого он знает, как свои пять пальцев.

Большая Мамочка смотрит, широко раскрыв глаза, и, кажется, даже не дышит.

Это кажется Юте забавным, но у него нет желания тратить еще больше времени на это представление. Он мягко просит Рику спрятаться и затаиться обратно, мысленно обещает ей веселье (Юта чувствует, что совсем скоро им предстоит кровавая бойня) и тогда Рика слушается, нежно мазнув холодком по шее.

— Что-то не так? — мягко спрашивает он и тогда Большая Мамочка приходит в себя, фокусируя на Юте свой взгляд.

— Шинигами, — шипит она, а после отмахивается от него, словно от мухи. — Убирайся отсюда.

Юта давит в себе желание улыбнуться снова.

— Как скажете, Шарлотта-сан. Передавайте своей дочери искренние сожаления от меня.

Юта повернулся к ней спиной, слушая недовольное ворчание Мамочки ему вслед.

— Будешь должен, — едва ли не рычит она и Юта останавливается, чуть повернув голову, бросает:

— Конечно.

И, наконец, уходит.

# #

Юта быстрым шагом идет по коридору обители Большой Мамочки. Благо, вещи собирать было не нужно, поэтому он мог позволить себе уходить прямо сейчас, не задерживаясь ни на секунду больше.

На самом деле, у него никогда не было много вещей, еще до становления шаманов и поступления в магический колледж. Уже после этого, как он стал шаманов и долгое время путешествовал по Африке, количество вещей у него и вовсе свелось к необходимому минимуму, чтобы особых проблем при смене местоположения не было. А потом, все в той же Африке, до него дошло, что Рика — его чудесная и замечательная Рика, более чем могла хранить его вещи (которых в любом случае было чертовски мало, а большая часть из того, что действительно нужно — это чертов оружейный склад).

Сейчас мало что изменилось. Юта привык, что не мог позволить себе часто оставаться на одном месте, пускай у него и была достаточно долгая передышка в целых три года, пока он исполнял роль личной охраны Дофламинго, от привычки не обрастать множеством вещей он все равно не избавился. Не то чтобы Юта жалуется, конечно, да и к тому же, в случае чего у него всегда была Рика, но… тратить место на какие-нибудь сувениры?

Ох, нет, ни за что. В конце-концов, он же не Годжо-сенсей, право слово. Хотя, в хранилище Рики все равно была парочка таких бесполезных с точки зрения рациональности вещей. Например, альбом с фотографиями. Там были разные фото, в основном — с Годжо-сенсеей, с Маки-чан, с Тоге-куном, с Пандой… Фото, где они все вместе, где по двое, по трое, по отдельности, старая фотография его и Рики, когда они были еще совсем детьми (и когда Рика была жива), фото его и Мегуми, у него были фотографии даже с Юджи и Нобарой, включая и фото этой троицы первачков.

Фото с первачками ему оперативно отправлял Годжо-сенсей, потому что хотел держать Юту в курсе событий и в принципе придуриваться и забавляться.

Оккоцу Юта никому не признается (и уже не сможет, в общем-то), но у него на телефоне, благодаря Годжо-сенсею, была просто уйма компромата из фото едва ли не на всех. Просто потому что дядя Сатору мог и он это делал.

Поразительный все-таки человек, Юта до сих пор в шоке, что они родственники. Если начинать задумываться об этом, то это едва ли не ломало картину мира, особенно в самом начале, потому что было очень сложно принять то, что такого человека, как Годжо Сатору, Юта мог называть дядей Сатору.

Годжо-сенсей лучше не делал, по началу он часто выпрашивал, чтобы Юта его так называл, отчего он сильно смущался, но на поводу шел. Со временем привыкнуть почти удалось, однако Юта все равно прыгал с «дядя Сатору» на «Годжо-сенсей».

Юта вздохнул, чувствуя, как странный ком собирается где-то в груди.

Нет, об этом и правда лучше не думать.  

(Он так скучал по ним всем).

Юта поднимает глаза и замирает.

Перед ним стоит Катакури и Юта может смело заявить, что ему, отчасти, неловко. Он отводит взгляд и совсем не знает, что следует сказать в такой ситуации. А может и вовсе, промолчать и пройти мимо, сделав вид, что ничего такого не было?

Ну, нет, это совсем плохо звучит.

— Уезжаешь? — вдруг спрашивает Катакури, благодаря чему выводит Юту из состояния ступора. Проблема, в кои-то веки, решилась сама, что даже удивительно было.

— Верно, — кивает Юта головой, — а вы не…

Он неловко замолкает, но Катакури с легкостью понимает его и произносит:

— Нет, забеременеть не удалось.

Юта выдыхает и у него плохо получается скрыть облегчение, однако Катакури это никак не комментирует, за что ей огромное спасибо. Оккоцу устало проводит ладонью по волосам и поднимает взгляд на девушку.

— Не подскажете, где тут можно найти Ден Ден Муши? Мне нужно позвонить начальству.

Катакури молча смотрит на него пару секунд, а после отвечает:

— За следующим поворотом по правую сторону, на столе.

Юта благодарно кивает.

— Спасибо.

— Удачной дороги, — произносит Катакури и проходит мимо, оставляя Юту стоять в одиночестве. Что ж, он может признать, что это был один из самых неловких диалогов в его жизни. Но отчасти он даже был рад, что с Катакури удалось попрощаться.

Качнув головой, Юта пошел дальше, однако вовсе не в том направлении, которое ему указали. Говоря откровенно, про Ден Ден Муши Юта спросил лишь для того, чтобы сбежать от этого жутко-неловкого диалога. Так неловко ему давно не было, наверное, с тех пор, как он впервые поговорил с Маки-сан…

Юта вздохнул. В чем он точно не соврал, так это в том, что нужно было позвонить, чего делать, откровенно говоря, не хотелось. Меньше всего он жаждал разочаровать Цуру-сан, но…

Но перед глазами встает образ проблемного ребенка с паршивым характером (и глазами) его дяди и…

Что ж, лучше будет разочаровать Цуру-сан лично, а не так, чтобы она узнала обо всей этой ситуации от кого-то другого. Поэтому Юта поднимает руку и чуть задирает рукав форменной куртки, где скрывается маленький Ден Ден Муши. Специальный, для дозорных, чья связь не прослеживается. Хорошо даже, что он такой маленький и под рукавом его было не видно — было бы максимально неловко, если бы Катакури его все же заметила.

Он быстро набирает нужный номер.

— Юта? — раздается знакомый голос и Оккоцу сглатывает. Потому что Цуру-сан — это человек, который стал для него достаточно родным и близким. Она первая, кого он встретил в этом мире, она та, кто помогла разобраться и хотя бы временно найти себе пристанище.

Отчасти, глубоко в душе, Юта знал, что рано или поздно он покинет дозор. Но он точно не мог себе представить, что это произойдет таким образом.

Уголки его губ дергаются, когда он произносит:

— Добрый день, Цуру-сан. Скучали? — эта плохая привычка говорить с начальством, как с закадычными друзьями, ох, он определенно перенял ее от Годжо-сенсея.

— Иногда я действительно задумываюсь, почему все еще терплю тебя, — ворчливо проговорила Цуру-сан и Юта кое-как сдержал желание улыбнуться. На заднем фоне он услышал веселый хохот, и Оккоцу знал лишь одного человека, которому этот смех мог принадлежать.

— У вас там Гарп-сан? — спросил он чисто для галочки, даже если сам догадался. Гарп-сан был приятным человеком. А еще, он определенно был в восторге от Юты, чего совершенно не скрывал и часто сожалел, что именно Цуру-сан нашла его, а не сам Гарп. Так бы хоть немного Шинигами смог побыть у него под крылышком, но, увы. По крайней мере, Гарп мог довольствоваться тем, какой хаос и головную боль мог запросто устроить Юта для вышестоящих лиц.

— Он самый.

— Привет-привет, маленький паршивец.

— Здравствуйте, Гарп-сан, — вежливо поздоровался Юта, кивнув, даже если Гарп этого не видел. Что сказать, привычка.

— Что-то случилось? — вдруг спросила Цуру-сан и Юта вздохнул, уставившись в потолок.

— Как вы узнали?

— Иначе ты бы не позвонил. Итак, я жду. В чем дело, Юта?

Юта кое-как сглотнул ком, вставший в горле, прежде чем, наконец, заговорил.

— Мне жаль, Цуру-сан, — первым делом произнес он. — Мне жаль, но другого выбора у меня не осталось. Я покидаю дозор — стану дезертиром.

Повисла тишина. Юта едва ли не физически ощущал, как радость от его звонка постепенно покидала Гарпа и Цуру, пока до них доходили сказанные им слова.

— Это из-за того маленького тенрьюбито? — медленно спросила Цуру-сан.

Юта провел свободной ладонью по волосам, глубоко вздохнув.

— Вы угадали, — отчего-то ему показалось, будто это звучало как-то болезненно. — Я дал слово. И не могу его нарушить.

— Ты привязался. — сухо произнесла Цуру-сан так, точно поправила его.

— И это тоже, — покорно признался Юта.

Повисло короткое молчание, которое, вскоре, было разрушено Гарп-саном.

— Ха-ха, — хохотнул он, но смех этот не звучал весело. — Чего-то подобного я и ожидал. Это не могло продолжаться долго.

Цуру-сан вздохнула.

— Не ты один ожидал. Они слишком долго прессовали его, и Сэнгоку со своей нелюбовью к Юте совершенно не помог.

Юта моргнул и неверяще уставился на Ден Ден Муши.

— То есть… вы этого ждали.

— Это был вопрос времени, парень, — фыркнул Гарп-сан.

— Если ты станешь пиратом, чего бы мне совершенно не хотелось, то… — начала было Цуру-сан, но Гарп ее перебил:

— То верхушка и Сэнгоку подавятся, — хохотнул он весело. — О, это будет потрясающе. Конечно, я это не одобряю, но, черт подери, это будет великолепное зрелище.

— С кем я работаю, — устало пробормотала Цуру-сан. — Но Гарп прав. Это будет огромный удар как по дозору, так и по гордости.

— И вы все равно не разочарованы, Цуру-сан? — неверяще вновь спросил Юта.

— Я этого ожидала, Юта, — вздохнула она. — Не хотела, но ожидала. Знала, что по другому не получится, просто не думала, что это случится так скоро.

Отчего-то губы Оккоцу дрогнули и он прикрыл глаза.

— Спасибо вам.

— Удачи, парень.

— Береги себя, Юта.

Юта повесил трубку.