От навсегда твоей Флоренс

Моя любезная подруга, я прошу тебя, не слушай остальных офицеров. Они беспокоятся, вслед за беспокойством рядовых легионеров, но все же я думаю, не стоит тебе ехать к нам.

Греки с каждым днем становятся все оживленнее, словно бы, того и гляди, пойдут в наступление. Дети Морфея регулярно передают нам их сновидения, а Ланея, нимфа, захваченная Альбертом, почти постоянно смотрит за греками через радугу, благо Ирида так и не заметила пропажу работницы. И все указывает на скорую битву.

Я в этом не сомневаюсь, но все же надо отдать должное их разведке, она должна была заметить, что почти весь легион стоит всего лишь в тысяче миль от их лагеря. Мы пытаемся скрыться, но я думаю, что среди третьей когорты есть предатель. Впрочем, даже если это не так, нас скорее всего заметили нереиды, когда мы проходили вдоль океана. Они должны знать и понимать, что напасть на три когорты легиона в открытую – заранее проиграть. В любом случае, мне кажется, что твоей когорте лучше оставаться в городе: то ли чутье, то ли логика подсказывают мне, что нельзя оставлять его без охраны.

Наш дорогой авгур со мной согласен, и я рада, что он приехал под Самтер, может, вдвоем нам удастся убедить остальных офицеров. Однако для меня самое главное – это убедить тебя. Ты же меня знаешь, знаешь и мою извечную тревогу по невозможным мелочам: я понимаю, что ты хороший воин, но почему-то мне все равно неспокойно, когда ты находишься посреди битвы. Я не сомневаюсь, что и ты думаешь так же, стоя посреди лагеря, и все же, я прошу тебя, моя милая подруга, ради нас с тобой, не приезжай сюда.

К тому же не все так страшно здесь. Куда большие опасения вызывают смертные, которые свозят орудия все ближе и ближе к нам. Мы с офицерами сомневаемся, что они связаны с греками, поэтому вредить им бессмысленно, но как бы они не помешали всей операции. Они, представь себе, уверены, что воюют за освобождение рабов! Если бы все действительно было так и нам бы не приходилось оборонять свою честь от посягательств греков, этих глупых варваров, от их беспочвенных обвинений в краже статуи, которой, может, и не было никогда. Однако в том, что южане – варвары, смертные с нами согласны.

Наверное, только тебе я и могу раскрыть свои мечты. Опасно писать такое, но уже завтра на нас, возможно, нападут, а я не могу перестать думать: что если бы мы не воевали? Каких высот мы смогли бы достичь? Я знаю, что это глупо, что такие мысли не должны носить в себе центурионы, и все же теплится во мне надежда, что мы избежим если не завтрашней или послезавтрашней битвы, то хоть какой-то, пусть даже и через несколько сотен лет.

Впрочем, светлеет, совсем скоро над нами промчится матушка. Когда-то я подобно нынешним своим мыслям, мечтала, что она обратит на меня свой взор, но сейчас понимаю, что меня признали и указали путь к Лупе – матушка уже давно помогла мне, как может божественная мать помочь своему смертному ребёнку. Быть может, и эти мысли о мире однажды покажутся мне глупыми.

Уже Альберт вышел из своей палатки, значит, скоро наступит смена караула у входа в наш лагерь. Я заканчиваю письмо, чтобы успеть отдать его с утренним официальным посланием офицеров претору и его правой руке, но напоследок заклинаю, не допускай даже мысли приезжать сюда, заставь Марка обдумать все несколько раз и упирай на слова нашего авгура. И да прибудут с вами Боги!