Чжун Ли не стал задавать лишних вопросов — например, почему Люмин вдруг тоже оказалась под окнами Ваншэн, бодрая и с мечом наперевес. Или почему она хранила тревожное молчание и по пути к нужному месту, отставая на пару шагов, тренировалась с подвластными ей элементами. Он бы не удивился, если узнал, что путешественница сама всё разузнала и попросила помощи Сяо. У неё отлично получалось выяснять всё о землях, в которые её занёс нелёгкий сбивчивый путь, в кратчайшие сроки.

Вместо этого он беседовал с Сяо, пока истоптанная тропа вела их к Долине Гуйли, в которой теперь не останавливались даже редкие путники. Первая безлунная ночь за последнее время, в которой глохли звуки, обещала быть опасной.

— Что сказала Гань Юй?

— Что их… документы в порядке. — Сяо поморщился. Чжун Ли не нужны были глаза, подслеповатые в густой зловещей тьме, чтобы увидеть это. — Они там с дипломатической миссией.

— С кем они собираются вести диалог в Ассамблее? С камнями?

— Говорили, что скоро дойдут до Ли Юэ. Просто задержались в историческом месте. Я слышал сам.

— Давно ли дипломаты Снежной любуются видами? — хмыкнул Чжун Ли. Он понимал, что Фатуи водили Цисин за нос; это было слишком очевидно. Он с самого начала знал, что очередная «делегация» Фатуи ошивалась на землях Ли Юэ с какими-то целями — какие там могут быть цели у воинственно настроенной организации? Чжун Ли не придавал этому значения, в тайне ругая себя за малодушие. Он больше не должен был думать о кознях Фатуи. Всё, что они творили в тени, теперь было головной болью Цисин.

Он всё равно ощутил укол совести. Нужно было взяться за это раньше. Появление Предвестника, который старательно пускал ему пыль в глаза с благодушной улыбкой и болезненным огнём в льдистых глазах, отлично сочеталось с приходом большой группы «дипломатов» на заповедные земли Гуйли. Острое чутьё зверя, которое не могло игнорировать даже невосприимчивое смертное тело, никогда не ошибалось.

— Цисин закрыли на это глаза?

— Несколько миллелитов вели слежку какое-то время, я их видел. Потом перестали.

— Чем Фатуи занимаются там, Сяо? — Чжун Ли подобрался, стоило дойти до самого значимого вопроса. Непроглядная тьма в окрестностях горы Тяньхэн кралась за ними бесшумными шагами. Если завяжется бой, это будет тяжело: Чжун Ли плохо видел в темноте, как и любой другой человек. Прямо сейчас его вели глаза Сяо, которые горели в кромешном мраке двумя золотыми огнями.

— Они ищут останки Госпожи, — помявшись, ответил Адепт. Он пропустил один шаг и споткнулся на ступенях, ведущих под гору. Люмин позади него молча протянула руку, придерживая Сяо за одежды; он опалил её колким взглядом. Чжун Ли так напряжённо размышлял, что не замечал красноречивых переглядок.

— Это бесполезно. От Гуй Чжун ничего не осталось, — пробормотал он. Воспоминание, которое теперь так часто посещало его во сне, больно кольнуло в грудь. — Для божества она умерла самой незаметной смертью из возможных.

— В Долине Гуйли не было миазмов и не появилось со временем.

— И не могло. Это была тихая смерть, после которой не осталось сожалений. — Голос Чжун Ли сорвался до шёпота. Повисшая тишина наполнилась холодным мраком ночи.

— Фатуи используют останки богов, чтобы создавать Глаза Порчи, — вдруг подала голос Люмин, и после этого молчание стало совсем нестерпимым. Его вспорол недовольный голос Сяо:

— Рыжий Предвестник сказал? — пророкотал он. Чжун Ли тряхнул его за худое плечо. Не место и не время для ссор и — он был уверен, узнавая в Сяо себя в далёком прошлом, — ревности.

— Нет. Инцидент в Инадзуме. Жестокая помощь Фатуи, — ответила путешественница коротко и сухо. Взглянула на Сяо в упор, склонив голову: — И смерть множества невинных людей.

— Кощунство, — процедил Адепт. Чжун Ли согласно хмыкнул. В каких бы запутанных отношениях с Фатуи он ни состоял, трудно было закрывать глаза на то, какими методами пользуются прихвостни Царицы.

Руины Ассамблеи встретили их тихим шёпотом тростника у болотистой заводи. Сквозь сумрак слабо пробивался, перемигивался неровный свет звёзд — наверное, за ночь небосвод, с которого больше не глядела мёртвая луна, заволокли тучи. Среди замшелых камней располагались походные палатки Фатуи — больше десятка. При таком количестве бойцов они вряд ли справятся втроём, если дело дойдёт до боя.

Сяо, как самый зрячий, отправился осматривать окрестности погружённого в сон лагеря. Фатуи, несмотря на их обычный апломб, действовали чересчур осторожно: на целой стоянке не горел ни один костёр, несмотря на осенние ночи. Вновь по-командирски собранный и отстранённый Чжун Ли быстро сориентировался и раздал приказы: если вылазка ничего не принесёт, вдвоём спуститься в местные подземные руины, оставив третьего настороже; если их обнаружат — вступить в бой, пользуясь преимуществами безлунной ночи. Сяо отрывисто кивнул и исчез во вспышке. Чжун Ли и Люмин молча переглянулись: им досталась унизительная роль балласта.

Именно тогда, когда ему требовалось сосредоточиться на всех органах чувств, Чжун Ли ощутил, как «Память о пыли», убранная в карманное пространство для оружия, настойчиво просится ему в руки. Он не мог противиться. Пульсирующее сияние каменных граней слегка разогнало тьму в их укрытии за полуразрушенной стеной святилища. Лицо Люмин мягко подсвечивалось холодным светом гео элемента.

— Какая красота, — прошептала путешественница, и Чжун Ли смежил горевшие огнём веки, чтобы моргнуть.

— Какая красота! — воскликнула Гуй Чжун с восторженным вздохом. Тонкая изящная ладонь зачерпнула воду. В солнечных лучах стекавшие с неё капли искрились золотом, медью и серебром — всеми металлами, которыми была богата их земля. — Моракс, солнечный бог! Я взываю к тебе! Отвлекись от копья.

Он вздрогнул, когда по обнажённой спине покатились холодные струи. Моракс резко обернулся, игриво раскручивая Покоритель Вихря вокруг своей оси. Гуй Чжун проказливо улыбалась, её карие, почти чёрные глаза горели манящим огнём. Бог камня откинул намокшие волосы и было взмахнул оружием, намереваясь шутливо пригрозить им.

Но вместо этого одним движением вогнал копьё в податливую почву, пока сияющий наконечник не скрылся в комьях земли.

— Я никогда не направлю на тебя оружие, — пробормотал он и устроился бок о бок с сидевшей на коленях богиней. Гуй Чжун, опираясь на одну руку, второй плескала в пруду так, будто это она ласкала воду, а не наоборот. Моракс не нашёл в себе сил посмотреть ей в лицо. — Даже если это оружие — твоё.

Его ладонь нашла её под водой и нежно обхватила мягкие пальцы.

— Самая благотворная сила может навредить тому, на защиту чего она призвана. — Хрупкая ладонь выскользнула из воды, пока он не успел опомниться. Невесомо пробежалась по голым рукам, вспорхнула на крепкое плечо и тут же, влажная, обхватила его подбородок, приподнимая лицо. — Но я верю в тебя, а не в твою силу, Моракс. — Он выдавил из себя дрогнувшую от смущения улыбку; богиня точно знала, как сильно забилось его сердце. Омут её глаз приятно сковывал натруженное тело. — Только вот… Это обещание или новый контракт?

— То, что испытывают боги, не измеряется контрактами, — медленно прошептал он фразу, которая была отзвуком древнего разговора. Он был уверен: Гуй Чжун помнила его. — Но ты можешь решить сама. Это задачка для твоего ума, я — лишь орудие.

Богиня легко рассмеялась, но оставила его без ответа.

— Раздели со мной этот закат, Моракс, — торжественно произнесла Гуй Чжун.

Золотые годы их правления. Вместе они разменяли не одну сотню — а может и тысячу, он давно перестал считать — лет. Ему хотелось думать, что Война Архонтов близится к завершению, но в таких вещах никогда нельзя быть уверенным до конца. Сражения стали совсем редкими, а люди, расселившиеся далеко от столицы по многим землям, вплоть до Облачного Моря, сменили так много счастливых, не знающих войны поколений, что заимели собственную историю со множеством вех. Он передал бразды правления мудрой Гуй Чжун, в хрупких руках которой их народ процветал и жил в изобилии. Бог-воин стал богом камня. Но никто бы не посмел заикнуться о том, что это божество больше не нужно Долине Гуйли; растить детей, собирать урожай, торговать и писать стихи получается лучше, когда не ведаешь страха под неусыпным взором острого каменного копья.

И рядом с ней Мораксу, никогда не теряющему бдительности, было легко и спокойно, словно саму его суть нежно несли в ладонях, как глазурную лилию.

У него перехватило дыхание. Плавленное золото, брызнувшее от горизонта во все стороны, украло его поцелуй на её щеке. Это было до щемящего прекрасно — ему, до сих пор с трудом воспринимавшему красоту этого мира, прекрасным виделось всё, что касалось Гуй Чжун. И только после одного её выразительного взгляда Моракс перевёл взгляд на реку Цюнцзи, видневшуюся за прудом.

Но на фоне богини тающий в лучах солнца пейзаж был тусклым и с трудом тянул на звание красивого.

— Не хмурься, — пропела Гуй Чжун, умиротворённо прикрывая глаза и подставляя лицо летнему ветру. — Ради кого старается это небо и это светило, если даже боги отворачивают голову?

— Пусть старается, — хмыкнул он, искренне пытаясь разглядеть то невыразимое, о чём говорила богиня, в красках природы. Горящий диск на глазах прятался за далёкий горный хребет, словно обидные слова задели его за живое. Золотые отблески перекатывались в речных водах, будто рыбьи спины, а на поверхность пруда легли дорогой круглой посудиной. — Всегда найдётся хотя бы один смертный, который оценит его потуги.

— Разве он ничего не тронул в твоей душе, каменный божок? — Она хитро склонила голову. Тени первых вечерних сумерек зыбко замерли под губами, которым Гуй Чжун проиграла в плутоватой улыбке.

— Тронул, — согласно кивнул Моракс, привлекая её к себе. Договорил поспешно, прежде чем выкрасть у последнего луча, отомстив закату, вздох с её губ: — Потому что безбожно проиграл тебе.

Люмин издала сдавленный вздох. Чжун Ли распахнул глаза, напрочь потерявшись в реальности и снах наяву. Ему потребовалось время, чтобы оторвать взор от «Памяти о пыли», восстановить дыхание и вспомнить, почему же эту холодную ночь он коротает здесь, привалившись к обветшалой стене и зарывшись свободной рукой в бесплодную почву.

Путешественница ничего не сказала, лишь скорбно качнула головой. Он утёр лоб тыльной стороной ладони, всё равно испачкав его землёй. Он терял драгоценные секунды на то, чтобы восстановить шаткое душевное равновесие. Но Чжун Ли ничего не мог с этим поделать — лишь смириться с тем, что для смертного существа требуется намного больше выдержки на короткий человеческий век, чем для тысячелетнего бога.

Свечение «Памяти о пыли» вдруг выхватило из темноты силуэт — чужой, не принадлежащий запропастившемуся Сяо. Чжун Ли моментально оказался на ногах, с оружием наперевес.

— Чжун Ли, — Чайльд Тарталья расшаркался с преувеличенной вежливостью. Он был безоружен, но держался уверенно. — И Люми. Вы не думаете, что это странное время и место для прогулки?

Чжун Ли очертил копьём взмах и сделал шаг вперёд, заслоняя Люмин спиной.

— Говори, Чайльд, пока я не размозжил тебя кометой.