Словно бабочка на игле, я распят ледяным осколком.

Месть - единственное, что осталось в его чувствах. Он станет палачом для всех, кто ступит на эту тропу войны.

Но что если, вся его жизнь перевернется с ног на голову, когда передо ним на колени опустили того, кто был причастен к смерти дорогих ему людей.

Ненависть. Больше в этом мире мне ничего не осталось. Я ненавидела себя, свою страну, точнее то, что он неё осталось, ещё больше ненавидела страну, захватившую нас. Её людей, короля и наследного принца, получившего меня в свою собственность.

«Лань Хуань, заклинатель тёмного пути — мёртв. Сошёл с ума и уничтожен теми, кто когда-то был его союзниками. А вы ведь помните, каким он был в юности? Какие надежды подавал? А в итоге лишился ядра и брата, а потом сошёл с ума. Кто бы мог поверить, что всё сложится именно так?»

Легион напал на мою деревню, когда мне было шестнадцать. Моих родителей показательно казнили, остальных заковали и отволокли в какой-то лагерь. Один центурион выбрал меня прислуживать ему в палатке. Он был хорош собой и нежен. Обычно. Сказал, что это наш секрет и он меня защитит. Дарил мне мелкие подарки, глупости всякие. Но Цезарь карает гомосексуализм смертью — и нас почти поймали. Были подозрения. Так что, когда он повёл меня в пустыню, я знал, что он хочет от меня избавиться…

Брата забрали, а мне приходится оставаться и надеяться, что когда-нибудь узнаю о его судьбе. Говорят, из этого плена не выбираются, но, кто знает, может, какая-то весть долетит?

Жесткие веревки до боли впивались в несколько огрубевшую, но все еще тонкую кожу смуглых рук. Она чувствовала, что поймана и посажена в клетку, словно птица. Убьют ли ее нынче, или позже; прежде вдоволь, всласть надругавшись над все еще нетронутым ни одним мужчиной девичьим телом?

Чужое учащенное дыхание обожгло шею в том месте, где холодная сталь ошейника натерла нежную кожу до кровоточащих ссадин, медленно поднялось вверх. – Я не позволю тебе умереть, – горячий шепот у самого уха заставил мужчину дернуться от странных, смущающих ощущений, что рождала в его теле такая чересчур уж тесная близость. Он отстранился, встречая по-кошачьи ярко сверкающий в темноте взгляд божества – в изумрудных очах танцевало хищное, не сулящее ничего доброго пламя.

Что же, певец с удачей разминулись

На безвольных руках ремни затянулись.

Казачий курень... горький табачный дым... терпкий запах лошадиного пота... Неужели придется провести здесь, в неволе у кафиров всю оставшуюся жизнь, потеряв свободу, радость и надежду на счастье?