«Табосá, даёшь раскрытие жнецов!» — крикнули мы и, не дождавшись, пошли воротить сами.

Посмотрим на канон, чуть-чуть додумаем, предположим, где-то захэдканоним — словом: «Слепила из того, что было, то и полюбила» — и на этой основе начнём разбирать жнецкий лор и особенности их организации.

— Слушай, смерть — это нормально. Это часть жизни. Без смерти жизнь теряет свою цену, все свое очарование, тебе не кажется? Смерть делает жизни смысл. Так если я никогда не умру, опекаемый вами, какой смысл в том, что я существую? Ты боишься меня потерять, я знаю. Но Инф, я не бессмертный. То есть, в теории… Меня очень сложно убить, это правда. И живу я уже очень долго. Но я могу умереть. И значит, однажды, как ни старайся… Я умру.

Для него уже нет выхода - да и не было, на самом деле, никогда.

Единственным человеком, которого Цзинь Лин ненавидел всей своей искренней детской душой, был его неродной дядя — Вэй Усянь — и ненависть эту он считал вполне заслуженной: тёмный заклинатель убил его родителей, лишив мальчика нормального детства, и отравлял жизнь Цзинь Лина, даже будучи лишь страшилкой, которой пугают детей в Юньмэне, когда те подходят близко к берегу.

...Но сейчас, сидя на коленях посреди поля боя и прижимая ладонь к его кровоточащей ране, Цзинь Лин так не считает.

В первый раз он чувствует детскую обиду, такую колючую, слезливую, как будто разбил коленку о мраморный серый пол и искренне не понимаешь, почему нога по-настоящему охвачена огнем, почему щиплет, почему кровь красная льется и льется… В первый раз его убивает Мег.

Медальон почти не дрожит.

Геральт не боится, но чувствует.

Не видит, но знает.

На него смотрят, но не дают взглянуть в ответ.

Что, если бы Лайт родился и умер в мире, в котором никогда не встречал L? Лайт умирает в самый неподходящий момент и становится Богом Смерти. Теперь не остаётся ничего, кроме как искать того, кто сможет продолжить его дело. Но судьба распорядилась так, что тетрадь достается тому, кто вовсе не горит желанием следовать плану Киры.

— Так вы убили мужа, пани Эва? — спустя некоторое время спросил мальчишка-полицейский, трогательно хмурясь. — И вы в этом признаетесь?

— О, я треснула его двуручником по затылку, — счастливо, немного пьяно улыбнулась Ева. — Неужели вы думаете, что уважающая себя женщина станет терпеть невежественного мужлана, утверждающего, что он первый человек на земле?

— А что же было потом?

— А потом я встретила пани Войцек, она помогла закопать труп. И мы переспали.

Ее никак не отпускало это чувство. Оно тисками сдавило ее горло и вошло иглой в глубины самого сердца. Оно питоном сдавило ее грудь и силком спутало ноги. Страх перед собой и вина.

В ее остекленевших глазах застыла она, женщина с волосами цвета чистого серебра, с голосом, словно шелест листьев, с кровью цвета ночи.

Ладонь, на которой лежит глаз цвета аметиста. Сочащаяся кровью глазница. Предложение, от которого почему-то было невозможно отказаться. Познать большее. Истину.

Нарушение уставов Кодекса и эффект бабочки в восьмом временном эпизоде, странная смерть товарища и чипы — всё это наталкивает на мысль о заговоре, но в памяти остаются лишь пронзительно-зелёные глаза и шрам, рассекающий бровь.