Билл Сайфер оказался заключенным в собственном физическом теле, окаменевшем и обращенным статуей. Лишенный сил демон был обречен вынашивать планы мести, но наконец обретя свободу, обнаружил, что стало уже слишком поздно. Все, кто были виноваты в его заточении или уже мертвы, или стары и сами близятся к своему часу. А сам треугольник, по глупой случайности лишь сменил одну свою тюрьму на другую.

эпатажного демона Такао Казунари не знал только глухой. о его многочисленных браслетах, пирсинге, кольцах, блёстках ходили слухи от Рая и до Ада. почти все за глаза называли неразборчивой сорокой. единственной настоящей его слабостью был хмурый одетый с иголочки ангел - Мидорима Шинтаро.

Ты доведёшь меня до могилы, ей богу. Одно только радует: тебя рядом со мной на кладбище положат.

Не стоит верить тому, что видишь. Иногда, стоит дать волю сомнениям — откроется истина?..

И тогда он, ослабевший, забившийся в угол и трясущийся словно от озноба, позволил себе подхватить очередную глупую человеческую болезнь. Вирус, распространяющийся от прикосновения к больному. Нулевым пациентом, как несложно было догадаться, был он сам.

Демону хочется пробраться в чужую голову, заглянуть в гости к Морфею и отобрать у него ключик от сокровенных сновидений ангела. Потому что все тайны ангела принадлежать должны только искусителю, никому более.

И этот вечер становится, постепенно, со вкусом горечи.

Эта сцена из первой книги «Инферно падение ангельских небес» события происходят не в конце, примерно в промежутке 28-32 главы. Мне хотелось показать сцену которую я случайно придумал. Она мне очень нравится, тут много эмоций, экшена, философии персонажей, читайте и оценивайте)

Один миг из жизней, протяжённостью в не одну тысячу лет, с погоней и пустыми разговорами.

« . . . песнь моя

Отважилась взлететь над Геликоном,

К возвышенным предметам устремясь,

Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.

Но прежде ты, о Дух Святой! — ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца,-

Наставь меня всеведеньем твоим!»

— Джон Мильтон, «Потерянный Рай»

Они даже не предполагали, что медленный танец при свете луны изменит их настолько, что они сами себя больше не узнают.