С Линетт совсем иначе, чем с любым другим воспитанником Дома Очага: никто из них не приносит Арлекино чай по вечерам, сворованные с кухни пряники и трогательные букетики подснежников, неумело извлекаемые из рукава. Линетт особенная — и допускать эту мысль само по себе вдребезги нарушает правила, которые Арлекино и установила, однако в её присутствии — и от её упрямства, за которым спустя годы с лёгкостью угадывается влюблённость — рёбра ломит, будто прямиком на них распускаются цветы.

Кавех мечтал работать в «Сумеру-Оазис», знаменитом архитектурном бюро, ещё со школы, и день, когда ему перезвонили с приглашением на работу, должен был стать лучшим в его жизни, пока не оказалось, что ровно тогда же решил умереть отведённый ему компьютер. И они познакомились с аль-Хайтамом — встречать человека красивее и вместе с тем несноснее Кавеху ещё не приходилось.

Аякс никогда не интересовался чайными церемониями, даже когда вокруг открывшейся недавно чайной возник вихрь из обсуждений и хвалебных воспеваний, но Скарамучча захотел отметить там свой день рождения – и всё сложилось само собой, включая перехваченное дыхание при появлении чайного мастера Чжун Ли. | подсчёт, сколько чайных церемоний нужно, чтобы перестали дрожать руки и колени.

Бэй Доу повидала много всякого — и на море, и на суше — и разучилась удивляться или бояться, и когда Кадзуха приходит к ней с мотком верёвки и просьбой связать его, то принимает это — у каждого, в конце концов, свои способы справляться с болью.

В Снежной и правда было слишком холодно, что пробирало до самых костей, но удушливая жаре ничем не лучше — впрочем, Панталоне уже застрял в гостинице, где никакого толка от открытых окон, зато есть Дотторе — удивительно чуткий ко всем жалобам. | таймлайн внутри канона: предположим, что Дотторе притащил Панталоне с собой в Сумеру.

Если повод доставить Серебряному Волку удовольствие не подворачивается сам по себе, то Кафка создаст его и даже не попытается этого скрыть, как и не будет раскаиваться в том, что помешала ей выиграть в очередной игре.

Кафка преследует Стеллу во снах — граница между ними и реальность размывается, и Стелла, на самом деле, не уверена, действительно ли Кафка вторгается в её голову, или это выдумка собственного сознания. Суть состоит в том, что Стелла рядом с ней становится совершенно беспомощной, и не особенно жалеет об этом.

Фарузан не специализируется на звёздах, а Лайла никогда не просит о помощи — их ночные встречи в библиотеке всегда исключительно случайные, когда Лайла почти засыпает над горой книг, а Фарузан просматривает её очередную научную статью и оставляет пометки, словно у неё есть в этом заинтересованность.

Бродяга всегда держит себя под жёстким контролем и отмеряет каждое своё действие — иначе не выжить, поэтому то, как его окатывает волной жара при виде проколотого уха Майлза, похоже на наваждение, внезапное оглушительное помутнение рассудка, справиться с которым оказывается невозможно.

Когда Бродяга разрешает дотронуться до своего лица, рассматривая и ощупывая каждый изгиб, то у Майлза мелькает мысль, что не такие уж они и одинаковые. Не идентичные — это уж точно, а, значит, не настолько и странно или неправильно, что ему нравится, когда Бродяга ловит его губы в горький от пива поцелуй.