Джессика плачет этим утром, ее сердце чудовищно ноет. Слезы, за которые совсем не стыдно, высыхают на щеках, а в глазах снова загорается пламя. Ее волю не сломить, и весь мир может попробовать стать ей противником — она за руку отведет Аслана к его солнцу.

//альтернативный конец, в котором Эш живет и находит семью.

В детстве Ястреб собственными руками отдал нечто, что не казалось важным, и взамен он получил все, о чем даже не мечтал. Сегодня у него есть собственное агентство и место среди тройки лучших героев страны, он освещает жизни попавших в беду так, как желал в детстве, весь мир под его ногами, когда он взлетает ввысь. У Ястреба есть небо – безграничное и свободное, – и он не может мечтать о большем, но иногда, смывая невыносимую усталость с идеально собранного лица, он хочет попросить себя обратно.

Нацуо – это лед, холод его рук и чутких пальцев инеем накрывает каждый сантиметр кожи, которого касался, но Шигараки нечего терять, он никогда и не чувствовал тепла.

Айзава сам разваливается на части, но притягивает друга ближе, заключает его в крепкие объятия дрожащих, обессиленных рук, и Хизаши падает в них шестнадцатилетним ребенком, так никогда и не получившим необходимой поддержки. Шота зарывается рукой в его неухоженные волосы, позволяет уткнуться лицом в шею и громко зарыдать.

Когда из его горла вырывается плач, когда он повторяет чужие слова раз за разом в надежде превратить их в свои собственные, Айзава лишь с неестественной для него мягкостью гладит его по спине. Это отличается от спортивного фестиваля, в этот раз его голос дрожит и срывается, но Шинсо чувствует себя так хорошо, что кажется, будто его сердце может разорваться от радости. Он наконец и сам верит в это обещание. Хитоши собирается превратить эти слова в действительность. Он повторяет:

— Я буду героем.

Эйджи поцеловал его руки. Руки, на которые сам Эш смотрел с омерзением и кипящей ненавистью, со страхом. Руки, кровь с которых никогда невозможно будет стереть. Руки, уничтожающие все, к чему прикасался. Руки убийцы. Руки шлюхи.

И пусть Джун без перерыва шепчет «я тебя держу, хен, я держу тебя» ему на ухо, Донхун чувствует, что падает, падает, падает.

даже если Чонгук после этого еще долгие четыре минуты пытается задушить его подушкой, Чимин не может перестать смеяться.

У Хосока на лице в этот раз что-то совсем безобразное. Кривое, неестественное настолько, что отрывать только с силой и беспощадно, оно старит, тяжелой тенью опускается на и без того неидеальное лицо, и у Чонгука по нему такому непривлекательному в груди неудержимо что-то крошится.

Каждую подобную ночь Тэхена будто возвращают назад, отчаянно дробят его кости, раздирают мясо в клочья, заливают каждый уголок наскоро собранной души свежей кровью. Ему бы бросаться в ванную каждую секунду, надеясь и умоляя, чтобы сквозь трещины плохо склеенной его души вся эта кровь, изливаясь через больное горло, капля за каплей, покинула его тело, но от нее нельзя избавиться — ее следы не смыть и самым дорогим гелем для душа, ее не содрать даже с кожей, не вырвать с костями. Эта кровь не его.