В 8:19, глядя на крупный циферблат в метро, Сиэль в последний раз думает о том, что терзает его десятилетиями. И решает, что пора прекратить бессмысленное и невыносимое сосуществование.

А в 10:19, о чём сообщают чёрно-серебристые часы в стиле минимализма, мысль становится реальностью.

Чары искрились-трепыхались на кончиках пальцев синими и фиолетовыми всполохами, разрезанными золотистыми полупрозрачными спиралями.

И, когда он протянул ладонь с даром, вмещённым в ней, к мистическому гостю, из сгустка темноты очертилась и направилась к нему глянцевитая чёрная рука.

В момент их сопряжения в мозгу Сиэля затихающим эхом разлилось «Ты плоть от плоти моей».

Ты знаешь, мне есть чем бить эту карту, Себастьян.

— Ты решил проводить меня в последний путь, Себастьян? Высоко оцениваю твой порыв, но, честное слово, это излишняя мера.

Ты поднимаешь на меня стеклянные, потерянные глаза, будто последняя искра в твоём терракотово-коралловом пламени истлела, и глядишь так тоскливо, что мне становится больно от нанесённой твоим состоянием раны. Её, ноющую, тяжёлую и беспросветную, я тоже ощущаю отлично. А тоска твоя, не понимаю почему, но пронзает меня в солнечное сплетение насквозь.