Об особенностях организма гулей и попытках изучить их.

И, собственно, о самих гулях, о демонах и о сотрудничестве этих двух видов друг с другом.

Погибнуть в пожаре не очень приятно.

Особенно в том случае, если Огонь — твой лютый враг.

Связка погребальных медальонов, фамильное кольцо, деревянная пектораль — это всё, что осталось у Сиэля. И все эти драгоценности ничего не стоят в чаще леса. Серебряный фонд Гробовщика, право, и то полезнее. Как вернуть непревзойдённого слугу, выбраться из губительной идиллии, нивелировать контракт?

Погибнуть в пожаре не очень приятно.

Особенно в том случае, если ты — воплощение Океана.

Поглотив душу Сиэля, Себастьян осознаёт, что совершил огромную ошибку. Он обращается к Гробовщику с просьбой о помощи — и, заключив сделку, получает шанс на изменение реальности. Бесконечные скачки в прошлое, бесчисленные промахи и падения — и одно лишь жгучее желание — спасти Сиэля от контракта и от самого себя.

Сколько стоит человеческая жизнь в мире, где твоё тело лишено старения, но отведённый тебе срок обозначен таймером на руке?

Я, Хельм Свордштайн, твёрдо убеждён, что человеческая жизнь бесценна. Потому планирую внедрить бессмертие без условий.

И поставленная цель неожиданно заводит меня туда, где открывается цена моей собственной жизни.

«Монополизировать смерть!»

Теперь я пленяю руки напротив. И, чувствуя их электрический импульс, впервые в своей долгой, как извилистая лесная тропа, жизни, делаю глубоко самоотверженный выбор — обнажить свою демоническую душу. *** В своих самых храбрых и футуристических грёзах я не мог помыслить, что такие слова произнесут губы моего персонального демона. Либо это и впрямь иллюзия, ибо болен — душевно — я. И если психически нездоровым полагаются столь горячие объятия и тёплые, как августовское солнце, обожающие взгляды, я вовсе не прочь пройти терапию.

Всякий раз, когда мы пересекали границы определённой страны, Себастьян неизменно, почти моментально, заключал мистические и смертоносные договора. Его жизнь была переполнена, прямо-таки сочилась бесконечным числом краткосрочных контрактов и бессмысленным поглощением одной души за другой... Вереница контрактов, я устал вести счёт и опустил руки, пожалуй, на третьей сотне. Много чего в своём бытии я не понимал (крошечное уточнение: почти ничего), но был абсолютно уверен в одном: наконец-то мой демон сыт; и как же я рад за него, безмерно, правда-правда.

Сиэль всматривается в глаза Себастьяна и видит, как терракотовый в его радужках стремительно разливается поверх шоколадного и рвётся наружу. Он готов поспорить, что его малиновые глаза в данный момент с таким же успехом пленяют синие. Вот только в этот раз демоническую форму вовсе не хочется сдерживать.

— Поцелуй меня, — тихо просит юноша. — Сугубо исследовательский интерес в познании сути любви? — Да, — нетерпеливо отвечает Сиэль, — последний этап исследования.

Насквозь пурпурный час под покровительством кумачовой луны. И красные воды... красные воды на твоих руках, под твоими ногами, на твоих волосах. Будто они и так недостаточно красны. Голову на отсечение даю: ты готова была отдать всю свою кровь без остатка, только бы повернуть время вспять.

Сиэль мечтает жить где-то в Италии, Португалии, Греции или Испании — словом, в любом уголке планеты, где солнце как минимум достаточно жаркое, как максимум — знойное и совершенно точно настолько могущественное, чтобы задушить его астму окончательно. Вот только проблема в том, что во время Второй мировой даже солнце греет не в полную силу там, где прежде оно властвовало. Да и астмы у Сиэля уже несколько десятилетий и в помине нет.