Киришима благодарен, потому что ему больно, ему страшно, но, впервые за долгое время, - не пусто. За грудиной у него - кровавое месиво на месте сердца и лёгкие прожаренные, и выдыхает он дым, и вдыхает тоже, и ему тяжело-тяжело.

- я тигр, - шепчет атсуши, вырезая полосы на руках. и застарелые шрамы белыми нитями с красным переплетаются и, кажется, вторят ему ответным шёпотом.

- ты тигр, атсуши. а тиграм не больно.

и ривай готов себе сам спину прожечь, но тепло это не потерять лишь бы, а у эрвина глаза теплеют тоже, и стены их почти и не поломаны.

а трещины на них мхом зарастут, и не видно будет, и все в порядке будто.

в чужой вселенной от изабель пахнет леденцами мятными и чем-то незнакомым и мягким, обо что клэри режется, пытаясь вдохнуть. счастьем пахнет.

умереть не может.